— А ваши дети?
— Никому не ведомо, дождутся ли мои дети.
— Ну, внуки будут.
— А кем будут внуки — тоже никому не ведомо. Они далеко от родины. Не забудут ли родной язык? Вспомнят ли свои корни? Захотят ли вернуться назад? А о правнуках и думать страшно… Русский вдали от родины не может жить. Он либо спивается, стреляется, либо уходит в другой народ.
— Остались же русские в России?
— Пока русский царь вернется, из них большевики весь русский дух вытравят, а где не смогут вытравить — так прикладами выбьют. Это они умеют делать, поверьте мне… Сейчас в народе разбудили самые низменные страсти, чтобы одна половина народа уничтожила другую. В живых останутся те, у кого напрочь искалечена душа. Это уже не люди, а существа страшнее зверя. И может так случиться, что царь вернется и его уничтожат второй раз. Могут уничтожить и в третий раз. Вот и получается: погибает царь — погибает народ, а погибает народ — погибает страна. Не хочется с этим смириться, ибо русский народ — народ добродушный по природе, незлобивый, добрый. А доброта бесследно не исчезает. Но пришла погибель… Не хочется в такое верить, но это так…
Замолчал Белый человек.
Молчал и хозяин дома, Отец Детей. Тут трудно что возразить. Он всем своим нутром почувствовал, что у дальнестороннего гостя в душе вместе с Белым царем и Его детьми погибли народ и страна Россия. Жаль его. Больно за его искромсанную самими же русскими светлую и добрую душу. И, к сожалению, ник-то не в состоянии помочь ему.
Разве что русский Бог?
Разве что возведенный им Божий дом?
Разве что Божья Матерь?
А Божья Матерь, казалось, внимательно прислушиваясь к горьким словам людей о судьбе русского царя и его детей, о судьбе русского народа и о судьбе Белого человека, попытавшегося в одиночку предотвратить самое страшное и гнусное преступление двадцатого века на Земле, молча уронила слезу.
И в притихшем доме каждый подумал о своем. Кто о слезинке сердобольной Божьей Матери, кто о прозрачной капельке тающего под весенним солнцем божьего снега на крыше.
Но в конечном итоге все: и то, и другое — от Бога…
Матерь Детей, внимательно слушавшая беседу мужчин, воспользовалась паузой в разговоре и сказала:
— А ведь мы могли бы спасти русского царя.
— Да, спасти могли бы, — подтвердил и хозяин дома.
— Каким образом? — спросил гость.
— Он был на окраине наших земель, — сказал хозяин дома.
— Да, недалеко, в Тобольске.
— Так вот, его надо было привезти в наши места, — начал размышлять вслух хозяин. — В глубь наших земель ему нужно было идти. Тут бы он и переждал это время… Как вы его называете?
— Смуту.
— Во-во, переждал бы смутное время. В наших лесах-болотах его бы ни один красный не достал.
— Это, пожалуй, правда.
— Пожил бы до зимы, дождался бы первого снега, а там, если бы захотел, уехал бы на оленях то ли в сторону восхода, то ли в сторону заката. Воля царская…
— Я вот не успел… — русский развел руками. — Впрочем, про этот вариант я тоже размышлял. На самый крайний случай, если бы другого выхода не нашли.
— Это про отъезд на оленях?
— Да. Был случай бегства на оленях.
— Где это было?
— Про город Березово слыхали?
— Да, Березово мы знаем.
— Бывали там?
— Нет, но знаем, как народ туда ездит. Надо добраться до вершины Казыма, потом ехать вдоль реки до самого устья, а там переехать через Обь — и будет Березово.
— Так это по карте-бумаге?
— Да, верно. Там сам светлейший князь Меншиков земные дни закончил. Что-нибудь про него слыхали?
— В нашем доме вроде бы не было речи о нем.
— А про царя Петра Первого знаете?
— О, про царя Петра много кое-чего рассказывают старые люди. Хорошим словом его вспоминают.
— Сам-то он вроде бы не доезжал до этих мест, а вот князь Меншиков, правая рука Петра Первого, попал на ваши земли — был сослан в Березов. Там побывали многие известные россияне.
— Это, говорят знающие люди, не очень далеко. Ведь верховья наших рек довольно близко сходятся.
— Так вот, один из главарей большевиков, господин Бронштейн,[19] бежал из ссылки на оленьей упряжке. Из Березова. Помогали, конечно, остяки и вогулы.
— Не поймали?
— Нет, конечно. Кто ж в снегах его след разыщет.
— Вот мы про то и говорим: и Белый царь мог бы уехать на оленях туда, где красные не смогли бы его достать. Есть же такие места? Есть же такие страны?
— Есть.
— Вот и остался бы жив.
— Да.
— И дети бы его выжили.
— Да. Но не получилось так, — сказал Белый человек. — Это я виноват. Я виноват в их погибели. Не будет мне прощения ни на этом, ни на том свете. Не смог, не успел…
Он опустил седую голову, обхватил ее руками и так, притихнув, долго сидел неподвижно. Может быть, припоминал свою долгую дорогу в Сибирь, на земли остяков. Когда он очнулся и приподнял голову, хозяин, стараясь приободрить гостя, сказал:
— У нас человеку просто так погибнуть не дадут.
— Почему?
— Нас мало. Нас намного меньше, чем деревьев-трав. Поэтому мы особо ценим каждую человеческую жизнь. Человеческое дыхание не имеет цены. И оборвать его никто не решится в мирное время. Особенно дыхание безвинного человека. Особенно дыхание царя. И тем более детей, совсем безвинных пред Верховным Отцом.
— Понимаю, — сказал Белый человек. — Вас мало, поэтому вы, может быть и совсем неосознанно, бережете друг друга. В вас больше доброты и жалости, чем у русских.
— Наверное, так.
Опять все помолчали. Потом снова, взглянув на мужа, первой заговорила Матерь Детей:
— А ведь мы могли бы защитить Белого царя. Будь он на нашей земле.
— Да, мы умели воевать, — подтвердил муж.
Они помолчали. И затем, дополняя друг друга, начали вспоминать прошлое своего народа. Это был неторопливый диалог людей, понимающих друг друга с полуслова. А возможно, даже и без слов. Муж скажет слово, жена добавляет другое. Первым было слово хозяина:
— Наши предки были храбрыми воинами.
— Да, это всем известно.
— Князья наши были мудрыми военачальниками.
— А богатыри сильными.
— Малым числом завладели большими землями.
— И сохранили эти земли до сегодняшнего дня.
— Земли эти конца и края не имеют.
— Мало кто достигал их окраин.
— На полдень пойдешь — до степи дойдешь.
— В полуночную сторону повернешь — океан с вечными льдами и снегами увидишь.
— На восход пойдешь — широкая, как море, река остановит.
— На закат повернешь — каменные горы увидишь.
— Тут леса и горы, тундра и болота, реки и озера.
— И всюду на этих землях расселился наш остяцкий народ.
— Пришли сюда в древние-задревние времена.
— Может быть, семь-восемь тысячелетий назад…
Белый человек понимал, что беседа-диалог предназначается для его ушей. Поэтому не перебивал их, но, когда хозяева сделали паузу, сказал:
— Тысячу-то лет вы уж точно живете здесь…
— Откуда вы так точно знаете? — немного удивился хозяин.
— Из летописи. Из бумаг.
И он пояснил, что, собираясь сюда, в Сибирь, просмотрел кое-какую литературу об этом крае и его коренных народах.
Почти тысячу лет назад сюда проникли русские — новгородские торговые люди, которые встретили угров. И землю эту назвали Угрой или Югрой, а ее жителей угорцами. А теперь они стали называться остяками и вогулами.
— Чудно, — проговорил хозяин. — Значит, все записано на бумагу?
— Да, в летописи.
— Там и время указано?
— Да, конечно. А вы откуда знаете свое прошлое?
— Из преданий, их пересказывают наши старцы.
— Мы их древними сказаниями называем, — добавила хозяйка.
— А откуда пришли?
— С того края, где стоит вечное лето.
— Там вода в океане такая же горячая, как в чайнике, только что снятом с огня, — уточнила женщина.
— А почему такую теплую землю поменяли на холодную?
— Не знаю. Это было очень давно.
— Предания ничего об этом будто бы не говорят…
— А хотелось бы узнать?
— Конечно, каждому народу интересно, откуда он взялся, что было в древнем прошлом.
Все замолчали, задумались каждым о своем. Если не о прошлом, то о будущем. Всякое смутное время наталкивает на размышления о сегодняшнем и завтрашнем дне, о годе прошедшем и будущем.
Затем Матерь Детей снова вернула всех к судьбе царской семьи:
— Если бы Белый царь добрался до селения остяков, то можно было бы призвать ему на помощь и магические силы нашей земли, нашего народа. Мы одели бы его в белые одеяния.
— В какие одеяния? — спросил гость.
— В белые, в божественные.
— В божественные?
— Да, в оберегающие.
И женщина не спеша стала рассказывать, кого одевают в белые одеяния. В белых одеяниях ходят только боги. Белый цвет — это цвет жизни у остяков. А белого не так мало и не так много вокруг. Белый снег. Это божественный снег. Сам Верховный Отец присылает с Неба белый снег. Стало быть, снег божественный. Снег здесь для того, чтобы лучше скользили полозья нарт, чтобы легче было оленям тянуть поклажу. Снег для того, чтобы прикрыть уставшую землю и дать ей передохнуть до весны. Снег для того, чтобы охотник мог выследить зверя и насытить добычей свою семью. Белый снег, запорошив след, при необходимости спасает человека от коварного врага.
