- Ну, хватит, хватит! К черту все, и говядину, и платье, и стол, и галстук! Поверь, что все будет хорошо. Джон, а где же Домини? (Слова эти относились к лакею, который хлопотал у стола.) Где Домини, где наш малыш?
- Мистер Сэмсон уже часа два как дома, а то и больше, но только сдается, что Гарри с ним не вернулся.
- Не вернулся! - вскричала леди Бертрам. - Скажи, чтобы мистер Сэмсон сейчас же сюда пришел.
- Мистер Сэмсон, - сказала она, как только тот явился, - слыханное ли это дело, живете здесь на всем готовом, да еще двенадцать фунтов в год получаете за то, чтобы за мальчиком присматривать, а вы вдруг на несколько часов бросили его неизвестно где!
Сэмсон низко кланялся каждый раз после того, как разгневанная леди упоминала то или иное свое благодеяние, делая это как бы для придания большего веса всему, что она говорила; а потом словами, повторять которые мы не будем, чтобы его не обидеть, объяснил, как Фрэнк Кеннеди неожиданно увез маленького Гарри, несмотря на все возражения, которые он, Домини, ему представил.
- Ну, не очень-то я благодарна Фрэнсису Кеннеди за такую затеют раздраженно воскликнула миссис Бертрам. - А что, если ребенок упадет с лошади и сломает себе ногу? А что, если пушечное ядро долетит до берега и убьет его? А что, если?..
- А что, если, - возразил Элленгауэн, - случилось самое вероятнее из всего: они оба сели на корвет или на захваченный люгер и войдут в бухту вместе с приливом?
- И еще, того гляди, утонут, - добавила леди.
- Право же, - сказал Сэмсон, - я был уверен, что господин Кеннеди уже давно вернулся. Мне действительно казалось, что я слышал топот его лошади.
- Да это Гризл, - сказал Джон, улыбаясь во весь рот, - она комолую корову из сада выгоняла.
Сэмсон покраснел до ушей - не от насмешки Джона, которой он никогда бы и не заметил, а если бы и заметил, то оставил бы без внимания, но от какой-то мысли, которая вдруг его осенила.
- Это моя вина, - сказал он, - конечно, мне надо было дождаться маленького Гарри. - Сказав это, он схватил трость с костяным набалдашником и шляпу и побежал в сторону Уорохского леса так быстро, как никогда не бегал ни до этого дня, ни после.
Лэрд продолжал пререкаться с женой, высказывая, свои догадки по поводу того, что могло случиться. Наконец он увидел, что корвет появился вновь, но, не подходя к берегу, шел на всех парусах на запад и скоро скрылся из вида. Вечные страхи и опасения жены были явлением настолько привычным для ее супруга и повелителя, что он совершенно уже перестал обращать на них внимание, но растерянность и смятение слуг его встревожили. И тревога эта усилилась, когда его отозвали потихоньку в другую комнату и сообщили, что лошадь Кеннеди вернулась в конюшню без седока, с седлом, съехавшим под брюхо, и с порванными поводьями и что какой-то фермер сказал, будто люгер контрабандистов горит, как порох, по другую сторону Уорохского мыса, а сам он, хоть и только что проходил лесом, нигде не видел ни Кеннеди, ни маленького лэрда и ничего о них не слыхал.
- Там один только Домини Сэмсон бегает как оглашенный да ищет их.
Смятение охватило все поместье Элленгауэн. Лэрд вместе со всеми слугами и служанками кинулся в Уорохский лес. Соседние крестьяне и фермеры последовали за ним. Одни усердно предлагали свою помощь, других туда влекло простое любопытство. Спустили несколько лодок и стали обыскивать морской берег, поднимавшийся напротив мыса высокими зубчатыми скалами. Явилось смутное подозрение - слишком ужасное, чтобы говорить о нем вслух, - что мальчик разбился, упав с одной из этих отвесных скал.
Начинало уже смеркаться, когда люди, разделившись на группы, бросились в лес и рассеялись в разных направлениях, разыскивая малютку и Кеннеди. Темнеющее небо, глухие завывания ноябрьского ветра среди голых деревьев, шуршанье сухих листьев, которыми были усыпаны лесные прогалины, далекое ауканье людей, шедших, навстречу друг другу в надежде отыскать пропавших, все это создавало зловещую и вместе с тем величественную картину.
Наконец, обшарив тщательно, но совершенно бесплодно весь лес, разбредшиеся по нему люди стали сходиться вместе и делиться друг с другом своими опасениями. Бертрам уже не мог скрыть своего горя, но казалось, что Сэмсон переживал случившееся еще сильнее.
- Лучше бы мне самому умереть вместо него! - в глубочайшем отчаянии повторял несчастный учитель.
Те, кого это все не так близко касалось, пустились в шумные пересуды о том, что могло стрястись с ребенком. Высказывались различные предположения, и каждая новая догадка сразу начинала казаться самой вероятной. Одни думали, что мальчик увезен на корвете, другие - что Кеннеди и он в деревне в трех милях отсюда; иные шепотом говорили, что, может быть, они оба были на борту люгера: остатки его мачт вместе с отдельными досками только что выбросило на берег приливом.
В это мгновение с берега донесся крик, такой громкий, такой пронзительный, такой душераздирающий, такой непохожий на все крики, раздававшиеся в этот день в лесу, что никто ни минуты не сомневался, что он возвещал о чем-то страшном. Все кинулись в ту сторону и, не задумываясь, стали спускаться вниз по такой крутизне, на которую в другое время было бы страшно даже взглянуть, пробираясь в ущелье у подножия скалы, где к тому времени из одной лодки уже высадились люди.
- Сюда, сюда! Здесь, сюда вот, бога ради! Сюда! Сюда! - кричали оттуда снова и снова. Элленгауэн пробрался сквозь толпу людей, собравшихся у этого рокового места, и там увидел, чем был вызван этот всеобщий ужас. То было мертвое тело Кеннеди. С первого взгляда могло показаться, что он погиб, упав со скалы, отвесно поднимавшейся футов на сто над морем. Тело лежало наполовину на берегу, наполовину погруженное в воду: волны нахлынувшего прилива шевелили руки и вздували одежду, придавая ему на расстоянии видимость движения, так что те, кто первый увидел тело, решили, что в нем были еще признаки жизни. Но Кеннеди давно уже испустил последний вздох.
- Дитя мое! Дитя мое! - кричал обезумевший от горя отец. - Где ты? Где?
С десяток людей открыли было рты, чтобы ободрить его словами надежды, которой в действительности уже не было. Наконец у кого-то вырвалось:
- Цыгане!
Элленгауэн мгновенно вскарабкался наверх, вскочил на первую попавшуюся лошадь и во весь опор помчался в Дернклю. Мрак и запустение царили там. Сойдя с лошади, с тем чтобы более тщательно все осмотреть, он наткнулся на обломки разной утвари, выброшенной из хижин, на валявшиеся всюду доски и на солому, по его же приказанию сброшенную с крыш. В это мгновение пророчество или проклятие, слышанное им из уст Мег Меррилиз, пронеслось вдруг в его сознании: "Ты сорвал солому с семи домов; смотри, стала ли от этого крепче крыша твоего дома".
- Верни, - вскричал он, - верни мне моего ребенка! Верни мне сына, и я все забуду и все прощу! - В то время как он, словно в каком-то бреду, повторял эти слова, он вдруг увидел в одной из разрушенных хижин какой-то мерцающий огонек - это была та самая хижина, где прежде жила Мег Меррилиз. Свет этот шел, должно быть, от очага и виден был не только сквозь окно, но и между стропилами, в местах, где была сорвана крыша.
Он кинулся к хижине, дверь была заколочена; отчаяние удесятерило его силы: он навалился на дверь всем телом и с такой яростью, что она мгновенно поддалась.
Хижина была пуста, однако носила следы недавнего пребывания человека: в очаге догорал огонь, и в котле были остатки еды. В то время как он пристально оглядывал помещение, надеясь увидеть хоть какой-нибудь след, который укрепил бы в нем надежду, что ребенок еще жив, хотя и находится во власти этих страшных людей, в хижину вошел человек.
Это был его старый садовник.
- Не думал я, сэр, - сказал старик, - что мне доведется переживать такую ночь, как сегодня! Спешите скорее в замок!
- Значит, малютку нашли? Он жив? Вы нашли Гарри Бертрама? Эндрю, вы нашли Гарри?
- Нет, сэр, но...
- Тогда, значит, его украли! Это так, Эндрю, это так же верно, как то, что я сейчас живу. Это она его украла - и я с места никуда не сойду, пока не узнаю, где мой сын!
- Ступайте домой, сэр, ступайте домой! Мы послали за шерифом и будем караулить всю ночь, не вернутся ли цыгане, но вам, вам надо быть дома, сэр: леди кончается.
Бертрам поглядел на старика, сообщившего ему об этом новом несчастье, бессмысленными, неподвижными глазами и повторил слово "кончается", как будто не понимал его значения. Он дал ему посадить себя на лошадь. По пути домой он только повторял: "Жену и ребенка, обоих, мать и сына, обоих вместе, сразу..."
Но к чему описывать горе, которое его ждало дома. Известие об участи, постигшей Кеннеди, было неосторожно принесено в Элленгауэн с добавлением, что "маленький лэрд, без сомнения, упал вместе с ним с обрыва и тело ребенка осталось в море, - он ведь такой крошка, волны его за единый миг унесли".
