– Радослава делилась с тобой и с Василием тем, что она видела в плену у нехристей? – Гремислава схватила Звениславу за руку. – Про мунгалов она вам что-нибудь рассказывала? Какие они?
– Нет, ничего не рассказывала, ни полслова! – Звенислава отрицательно помотала головой. – Вот матушке нашей Радослава поведала многое, оставаясь с ней наедине. Матушка запретила нам с Василием расспрашивать Радославу про плен и про татар. Она сказала, что нам лучше ничего не знать об этом.
– А ты ведаешь, что мунгалы, по слухам, сюда идут! – Гремислава сделала большие глаза, и в голосе ее послышался страх. Ее пальцы сильнее стиснули руку Звениславы. – Говорят, нехристей многие тыщи! Я когда из Вщижа уезжала, там все к осаде готовились. В Козельск приехала, здесь то же самое началось.
– Не робей, подруга. – Звенислава ободряюще улыбнулась Гремиславе. – Козельск еще ни один враг приступом не брал. Гляди, на какой круче наш град стоит!
– Вщиж тоже возведен на круче над рекой Десной и его прежде враги ни разу не брали, – вздохнула Гремислава, – однако на сердце у меня как-то тревожно.
– Стало быть, Вщиж стоит на берегу Десны, – проговорила Звенислава, желая отвлечь подругу от печальных мыслей. – А вот скажи мне, почему ваша река так называется?
Две княжны, держась за руки, неторопливо двинулись дальше по стене.
– Река Десна названа так, поскольку она впадает в Днепр с левой стороны, ведь десницей наши далекие предки называли левую руку, – сказала Гремислава. – Напротив Десны в Днепр впадает другая река – Шуйца. Так наши пращуры называли правую руку.
* * *
Боярин Никифор Юшман удивился раннему визиту протодиакона Фалалея, который являлся духовником княжича Василия. Просьба, с какой протодиакон Фалалей обратился к боярину Никифору, смутила того и озадачила.
– К тебе обращаюсь, боярин, ибо знаю, сколь власти у тебя и с каким глубоким уважением относится к тебе княжич Василий, – молвил Фалалей, отказавшись сесть на стул, предложенный ему Никифором Юшманом. – Досадно и горестно мне взирать на то, как греховодник Гудимир толкает нашего княжича в яму греха и разврата! Ведь это происками Гудимира наша матушка-княгиня свела Василия с развратной челядинкой Купавой. Вот уже три дня, как уехала из Козельска Феодосия Игоревна, и за это время Василий ни разу не занимался ни греческим языком, ни латынью. А ведь я пообещал Феодосии Игоревне передать Василию все знания, полученные мною в Киево-Печерском монастыре. Ныне у Василия на уме лобзания и объятия с Купавой. Мне ведомо, что Василий все ночи проводит с этой греховодницей! У них и днем доходит до греха, ибо в отсутствие Феодосии Игоревны Василий чувствует себя полным хозяином в тереме.
– Так и должно быть, отче, – сказал Никифор Юшман. – Василий же князь как-никак! Мне вот говорят, что Василий каждый день упражняется с Гудимиром во владении мечом и топором. Значит, не токмо Купава на уме у нашего княжича.
– Пойми, боярин, – настаивал священник, – заниматься науками – это как плыть в лодке по реке. Ежели не будешь работать веслами, то вперед не продвинешься, но поплывешь по течению, как бревно. Знания нужно постигать каждый день. Растолкуй же это Василию, боярин.
– Хорошо, я поговорю с Василием об этом, – промолвил Никифор Юшман. – Сегодня же поговорю. Токмо не обессудь, отче, коль не прислушается ко мне Василий, силком я его в твою келью не потащу.
– Помимо беседы с Василием, боярин, ты сделай доброе дело – избавь княжича от похотливой Купавы. – Долговязый протодиакон чуть сощурил свои темные холодные глаза с выражением хитрого коварства на бородатом лице. – Подговори княжеского огнищанина, пусть он ушлет Купаву в загородное княжеское сельцо да задаст ей там работы побольше. Пусть Купава спину гнет от зари до зари, тогда из нее вся похоть выветрится.
– Ладно, святой отец, – усмехнулся Никифор Юшман, – постараюсь избавить Василия от Купавы с помощью огнищанина. Но опять же за успех не ручаюсь. Ведь Купава сама с норовом, она может удрать с загородного подворья, что для нее десяток верст! Она же крепка телом и ногами!
– Значит, пусть огнищанин Купаву под замок посадит! – сердито проговорил священник, сжав кулак. – Эдаких блудливых девиц сам Сатана в свои невидимые сети ловит, а через ихние прелести в эти же сатанинские сети попадают глупые отроки вроде нашего княжича!
Хоромы Никифора Юшмана стояли всего в сотне шагов от княжеского терема. Расставшись с протодиаконом Фалалеем, Никифор Юшман облачился в длинную шубу из яркого атласа, нацепил на голову шапку из черно-бурой лисы и отправился на княжеское подворье.
Детинец Козельска был плотно застроен боярскими двухъярусными домами, поэтому улочки здесь были кривые и тесные. На самом высоком месте детинца возвышался белокаменный однокупольный Успенский храм, самый большой в городе. Эту церковь начал возводить еще дед княжича Василия, а закончил ее строительство его отец перед самым походом на татар пятнадцать лет тому назад. Храбрый Всеволод Мстиславич сложил голову в битве на Калке, и прах его, благодаря стараниям Никифора Юшмана, был доставлен в Козельск и захоронен под полом в одном из приделов Успенского храма.
Несмотря на ранний час, городские улицы были полны людей, снующих туда-сюда по своим делам. В основном это были боярские слуги, спешащие куда-то с поручениями.
Подходя к распахнутым настежь воротам княжеского подворья, Никифор Юшман еще издали услышал звон и лязг сталкивающихся мечей. Вступив на широкий теремной двор, Никифор Юшман увидел своего сына Радима, который умело бился на мечах с княжичем Василием. Оба юноши были крепки и напористы, и тот и другой двигались стремительно, то отражая выпады, то переходя в атаку. Длинные светло-русые волосы княжича растрепались, на его щеках полыхал яркий румянец. Темные волосы Радима тоже пребывали в беспорядке от резких телодвижений, а его голубые глаза сверкали воинственным азартом.
За учебным поединком наблюдал пестун Гудимир, на нем был красный военный плащ, его шапка была сдвинута набекрень. Громкий голос Гудимира то и дело подстегивал юных поединщиков:
– Не суетись, Вася!.. Делай шире замах. От плеча руби, а не от локтя!
– Радя, спину держи прямее!.. Шаг вперед и выпад мечом делай одновременно!
Никифор Юшман замер на месте, любуясь двумя юными бойцами, которые выказывали неплохие навыки во владении клинком. «Гудимир знает свое дело! – с довольной улыбкой подумал боярин. – Под его началом княжич Василий непременно станет воином хоть куда!»
Радовало Никифора Юшмана и то, что его сын Радим входит в круг ближних друзей Василия.
К Никифору Юшману приблизился огнищанин Мичура, смуглый и горбоносый. В руках у него была уздечка. Короткий полушубок огнищанина был подпоясан кожаным ремнем, за которым торчала плеть.
– Здрав будь, боярин! – сказал Мичура. – Сынок-то твой скоро перещеголяет княжича и в стрельбе из лука, и в рубке на мечах. Из всех дружков Василия лишь Радим ни в чем ему не уступает!
– Ты далеко ли собрался, друже? – обратился к огнищанину Никифор Юшман, ответив на его приветствие.
– В загородное село, – ответил Мичура, забросив уздечку себе на плечо. – Хочу пустить на продажу залежалый воск и деготь, уже и покупателя нашел. Знаю, что татары где-то близко и из города выезжать опасно, но дело есть дело. Не зря же я состою управляющим княжеским хозяйством.
– Послушай, друже, – Никифор Юшман доверительно положил руку огнищанину на плечо, – исполни одну мою просьбу. Возьми с собой в загородное сельцо челядинку Купаву и оставь ее там недельки на три, чай, работы там хватает.
– Я бы рад, боярин, но Василий осерчает на меня, – возразил Мичура. – Милуется он с Купавой, поэтому я над ней не властен. Купава ныне живет в тереме не как челядинка, а как ровня княжичу и его сестре. Вот такие дела, боярин.
Никифор Юшман понимающе покивал головой.
– Выходит, шибко привязался к Купаве Василий, – задумчиво пробормотал он. – Что ж, такая красавица кого угодно с ума сведет!
– Мне кажется, у Василия с Купавой зашло дальше некуда! – опасливым шепотом произнес Мичура. – Похоже, полюбили они друг друга. Не понравится это Феодосии Игоревне. Ох как не понравится!
Мичура оседлал коня, но из города так и не выехал. По лесной дороге со стороны реки Серены к Козельску подошла татарская орда. Татары разбили стан на равнине между рекой Жиздрой и ее притоком речкой Другусной.
Было 25 марта 1238 года.
Глава третья
Лесть татарская
Несколько раз татарские всадники подъезжали к воротам Козельска, крича страже на башнях, что хотят вступить в переговоры с местным князем. На переговоры с татарами отправился Никифор Юшман, выехав за ворота верхом на коне. Не доверяя татарам, боярин Никифор надел под одежду кольчугу, а в рукаве свитки спрятал узкий кинжал. Разговор с татарскими послами у Никифора Юшмана получился недолгий.
