— Можно позвонить? — еще не веря в такую спасительную возможность, прошептал Борис Цыган.
— Отчего же? Можно.
Хозяин квартиры замер в замешательстве: «Я не могу при них…»
— Мы вас стесняем? Так пройдите к любому аппарату. Ведь в квартире, кажется, четыре телефона? Мы вас тут подождем.
Борис Буряце ринулся в гостиную.
…Было двадцать пять минут одиннадцатого вечера. Трудовой день заканчивался.
В кабинете Председателя КГБ кроме Андропова и начальника Шестого управления Щарака было еще несколько человек, непосредственных исполнителей первой стадии операции «Падающие звезды».
— Что же,— сказал Юрий Владимирович,— давайте, товарищи, послушаем.
Щарак не без удовольствия включил запись. Она была сделана на новейшей японской аппаратуре, и казалось: разговаривают рядом, за спиной,— слышалось дыхание, перепад модуляций голосов, шорохи домашнего звукового фона.
Борис Буряце. Галя! Галя!… Это я…
Галина Брежнева. Где ты вчера ночью был, ублюдок?
Борис. Галя, они меня повязали! Они меня увозят…
Галина . Кто?
Борис . КГБ!
Галина . Е!…
Борис. Галя… Галочка, любимая, вытаскивай… Только дед…
Галина. Заткнись! Доигрался… Дай подумать.
Борис. Галя… Они в спальне…
Запись оборвалась.
— Тут мы прервали,— сказал начальник Шестого управления.
— Понятно.— Андропов побарабанил пальцами по столу.— И что же дальше Галина Леонидовна?
— Первый звонок — закадычной подружке, Наталье Ивановне Заблатовой. Валютчица, импортным барахлом промышляет, правда, высшего класса. Со связями, и большими…
— Ну и? — перебил Юрий Владимирович.
— Сейчас.
Галина. Наташка!
Н. И. Я.
Галина. Спишь, что ли?
Н. И. А хрен ли! От сна еще никто не умирал…
Галина. Заткнись, дура!
Н. И. Галь, да ты что?
Галина. Борьку повязали.
Н. И. Ой!…
Галина. Вот тебе и «ой»…
Н. И. Кто? Менты?
Галина. Если бы менты… С Лубянки.
Н. И. Не хрена себе!
Галина. То-то и оно. Теперь, подруга, похоже, наша песенка спета.
Н. И. Чья? Твоя?
Галина. Может, и не только моя…
Запись прервалась.
— Здесь, Юрий Владимирович…— В голосе Щарака было смущение,— несколько фраз стерли.
— Есть дубликат? — жестко и требовательно спросил Андропов.
— Есть…
Галина. Может, и не только моя. Юрик танком к власти прет.
Н. И. Какой еще Юрик?
Галина. Дремучая ты тетка, Наташ. (Долгая пауза; вздох.) Ну… Это мы еще поглядим. Я чего звоню. С благоверным в ссоре. А он мне сейчас позарез. Позвони, разыщи. Скажи, я его прощаю. Не могу первая… Пусть позвонит.
Н. И. Щас, Галь…
Запись закончилась.
— Он позвонил? — спросил Андропов.
— Нет, Юрий Владимирович. Примчался сам. На крыльях любви. Галине Леонидовне надо было узнать, куда увезли ее предмет. Естественно, узнала и уже около четырех была в Бутырках, привезла передачу, сказала: «Его любимое», потребовала свидания…
— И как вы поступили? — нетерпеливо перебил Андропов.
— Передача была принята. В свидании отказали. Хотя Галина Леонидовна и устроила скандал со всяческими угрозами.
— Все правильно.— Председатель КГБ ненадолго задумался.— Вот что… Не должно быть пауз. Завтра же ее надо вызвать на допрос.
— Но…— вырвалось у одного из присутствовавших.
— Пока в качестве свидетеля,— жестко сказал Андропов.
— Будет сделано, Юрий Владимирович.
— К этому допросу надо тщательно подготовиться. Вам, Федор Александрович, предстоит бессонная ночь. И — что наш директор Госцирка?
— Колеватов совсем другой человек.— Щарак вынул из папки, которая лежала перед ним, блокнот, стал листать его.— При обыске и аресте вообще отказался отвечать на любые вопросы. Сказал лишь одно. Вот. «На все вопросы буду отвечать только при своем адвокате».
— Скажите, пожалуйста, прямо-таки европейский законник,— в задумчивости произнес Андропов.
— Ничего, Юрий Владимирович,— усмехнулся Щарак.— Заговорит. Еще сегодня ночью. И покажет, что нужно.
— И завтра же…— Председатель КГБ обвел присутствующих медленным взглядом. За толстыми стеклами очков не было видно выражения его глаз.— Завтра же приступим ко второй стадии операции «Падающие звезды».
— Все готово, Юрий Владимирович. Вот список лиц, с которыми в первую очередь должны быть проведены превентивные беседы.
— Жесткие беседы,— сказал один из присутствующих в кабинете, молодой человек лет тридцати с твердой складкой губ на волевом напряженном лице.
— Что же, товарищи, действуйте.— Председатель КГБ поднялся с кресла (и все заметили: с некоторым трудом, поморщившись от боли). — Свободны. Только вас, Федор Александрович, я задержу на несколько минут.
Андропов и Щарак остались в огромном кабинете одни.
— Я хочу вам дать несколько советов…— Юрий Владимирович вынул из ящика стола колбочку с таблетками в виде розово-синих капсул, извлек две и проглотил не запивая.— Через минуту отпустит.
— Вам бы, Юрий Владимирович, на пару недель…
— Нам необходимо,— перебил Андропов,— прикинуть, о чем и как говорить с ней. Кому поручено…
— Ее ведет следователь Мирашов Захар Егорович, один из наших лучших работников.
— Отлично. А теперь вот что, Федор Александрович… Давайте все происходящее рассмотрим с позиций государственных интересов.
Кабинет следователя КГБ полковника Мирашова был просторен, светел (два окна выходили на юго-запад, и сейчас их озаряло зимнее утреннее солнце): письменный дубовый стол, с тремя телефонами, в углу столик для секретаря, сейф. Несколько стульев. Между окнами — картина: Ленин и Дзержинский беседуют в весеннем саду, расположившись в удобных креслах-качалках; пастельные, благостные тона. И лица у вождей мирового пролетариата благостные.
Было начало одиннадцатого. Свидетельница вызвана на полдесятого.
Хозяин кабинета, несколько полноватый для своих сорока шести лет, сидел за столом и неторопливо листал бумаги, разложенные перед ним.
В дверь деликатно постучали.
— Да,— без всякого выражения сказал полковник Мирашов.
Вошел молодой подтянутый секретарь.
— Приехала, Захар Егорович,— сказал он.
— Просите, лейтенант. Именно так: просите.
— Понимаю.
Прошло еще минуты две или три, и в кабинете появилась Галина Леонидовна Брежнева, в распахнутой дубленке, сверкая драгоценностями и вея французскими духами, шумная, решительная, отцовские густые черные брови капризно сдвинуты. Она бросила сумку, повесила дубленку в шкаф и, подвинув стул, села на него, широко расставив ноги. Взглянув на хозяина кабинета хмурым и напряженным взглядом, чуть хрипловатым голосом произнесла:
— Ну?
— Разрешите представиться, Галина Леонидовна, ваш следователь Захар Егорович Мирашов…
— Надо же! — перебила свидетельница.— У меня уже есть следователь! Да вы отдаете себе отчет…
Брежнева сделала паузу, дожидаясь реакции, и она последовала:
— Продолжайте, Галина Леонидовна,— спокойно сказал Мирашов, что-то записывая на чистом листе бумаги.
— Что вы там пишете? — нервно спросила свидетельница, и с лица ее мигом слетело надменное выражение.
— Так… Одно наблюдение.
— Я что, на допросе?
— Пока нет, Галина Леонидовна.
— Что значит — пока?
Захар Егорович, не ответив, продолжал что-то записывать. Пауза затягивалась.
— Собственно… Почему я вызвана?
— Успокойтесь, Галина Леонидовна. Придвиньте стул поближе. Разговор у нас е вами долгий.
Брежнева послушно придвинула стул и села напротив следователя, избегая его прямого изучающего взгляда.
— Итак, Галина Леонидовна… Вы вызваны в качестве свидетеля по очень серьезному преступлению…
— Какому еще преступлению? — В голосе свидетельницы прозвучало отчаяние.— Да как вы смеете? Меня…
— Смеем! — вдруг резко перебил полковник Мирашов.— Смеем. Закон один для всех — и для дворника, и для Генерального секретаря партии.
— Что? — Лицо Галины Леонидовны побледнело.— Что?…
— Повторяю: пока вы вызваны как свидетельница, и сейчас у нас с вами лишь предварительная беседа…
— Дружеская,— не выдержала Галина Леонидовна, оправившись от только что услышанного и подумав: «Был бы жив Цаган… Ну, ничего. Погодите».
— Да,— сказал Мирашов спокойно.— Да, уважаемая Галина Леонидовна, вашего покровителя, если так можно сказать, родственника, в стенах КГБ больше нет. Все мы смертны. Увы, увы… И в дружеской, как вы изволили выразиться, беседе прошу учитывать это скорбное обстоятельство.
