день его жена, искусанная с ног до головы, с зудящими ранами, потерявшая почти все силы, прошептала:
– Я хочу умереть, Тимур…
Он пытался укрепить ее словами, но тщетно. Больше всего он боялся, что рассудок ее помутится от этого испытания. Тимур с трудом прошептал ей слова шейха Шемса Ад-Дин Кулаля:
– «Величие Господа Бога состоит в том, что тех, кого он выделяет из своей паствы, он же подвергает бесчисленным испытаниям. – Губы потрескались, во рту пересохло. – Прежде, чем кому-либо из своих рабов дать власть и счастье, он испытывает того несчастьями забот…»
– Я – не ты, Тимур, у меня нет столько сил, – в ответ прошептала она. – Бог, да простит он меня, переоценил мои силы.
Тимур понимал ее правоту. Испытание, которое он делил с любимой женой, превосходило все границы. Границы ее сил. Но что убивало больше всего, так это незнание будущего. Возможно, это была их казнь. Но особо изощренная, дикая, беспощадная. Сломанный по-монгольски хребет или рассечение туловища пополам в сравнении с этой пыткой – дар небес!
Через месяц он хотел умереть сам, потому что отчаяние охватило его в полной мере. Они обессилели от голода, им не хватало сил убивать ползающих по ним и жалящих насекомых. Они только сидели, вцепившись друг в друга, и ждали смерти. А как холодно было ночами! Они дрожали, но и дрожать нужны были силы. И они оставили их. Они походили на двух похороненных заживо мертвецов.
– Убей меня, Тимур, – в один из дней попросила едва слышным шепотом Ульджай Туркан-ага. – Я больше так не могу…
Прошло долгих полтора месяца, показавшихся им целой жизнью. В аду! И тут, словно пламень из домны, из него вырвался гнев.
– Люди – псы, все люди! – горячо прошептал он. – И проклятые язычники, и мои единоверцы, кто зовет себя мусульманами, – все они псы, – хрипло повторял Тимур, держа в ладонях ее лицо. – Все одинаково алчны и жестоки, все одинаково беспощадны. И глупы в своей жестокости и беспощадности, потому что не думают о возмездии! И все заслуживают только одного – плети. Это кто готов подчиниться. И острого клинка, кто не готов. Любить можно только верных тебе, готовых служить не за страх, а за совесть. Но кто замышляет против тебя, тот должен мучиться. Страшно мучиться. Я давно знал, что живет в их сердцах. Если бы я мог сейчас подняться и взять в руки меч, клянусь Аллахом, я бы вырезал столько людей, сколько бы смог. Десять, сотню, тысячу. Избавил бы землю от этой мерзости, расплодившейся против замысла Бога! Я могу снести побои и оскорбления, но я не прощу им того, что мучаешься ты. Никогда не прощу! И если я выживу, я буду убивать. Буду убивать, буду убивать, – горячо и страстно шептал он. – Беспощадно, жестоко, с радостью…
А у нее уже не было слез, чтобы плакать. Она просто вцепилась в него и ждала, ждала и молила Бога о смерти.
Возможно, именно тогда в Тимуре произошел тот перелом, превративший его из просто воинственного человека, эмира с большой дороги, вождя стаи, в страшного и беспощадного палача. Так случилось само собой, ведь он не верил в избавление. Он ждал смерти. Молил о ней. И он умер. Умер прежний Тимур-бек – веселый и жестокий воин. Практичный наемник, если надо – полководец могулов. Именно в том каменном мешке он возненавидел род человеческий. Тимур и раньше был свиреп и жесток, часто беспощаден, как и положено вождю племени.
Но более жизнь любого из живущих на земле не стоила для него и ломаного гроша.
Их отпустили через шестьдесят два дня. Вытащили из колодца две скорбные тени, неспособные держаться на ногах. Особенно жалкой и страшной была тень его жены – Ульджай Туркан. Она долго щурилась, не понимая, где оказалась. Что-то бормотала. Кожа их покрылась за эти дни язвами от укусов. Лица распухли. Их трудно было узнать. Точно такими же вытащили из другого колодца Хусейна и его жену. Оказывается, узнав, что Али-бек так встретил Тимура, на выручку поспешил Мухаммад-бек, его брат, человек совершенно другого нрава и куда более дальновидный. Увидев измученных пленников, вытянутых на свет божий, он тихо сказал Али-беку, злорадно оглядывающему четыре страшные тени: «Ты совершил великую глупость, мой брат, и она еще аукнется нам!» Их выходили, откормили и с почестями и подарками отправили домой. Все эти дни, находясь в гостях у братьев, Тимур молчал, словно в том колодце потерял дар речи. Да никто и не приставал к нему и его жене с расспросами. Живы – и слава Аллаху.
2
Выйдя из плена, они с Хусейном разделились. Его товарищ так и не рискнул вернуться домой – он уехал с женой в Гармсир, что на реке Хирманд, на границе с Афганистаном. Дело в том, что родной Хусейну Балх тесно граничил с этой горной и неприветливой страной, куда кочевники-могулы и носа бы не сунули, а вот эмир Хусейн знал все афганские дороги с детства. «Если буду нужен, найдешь меня там», – сказал на прощание Хусейн. А Тимур вернулся в Кеш. Он временно остановился у своей любимой старшей сестры – Кутлук Туркан-аги. Она долго плакала, увидев брата и его жену в таком состоянии, а потом взялась лечить их. Она выхаживала их, как двух маленьких детей. Пока Тимура не было, его положение в Мавераннахре не просто ослабло, а почти сошло на нет. Могулы списали его со счетов. Ходили слухи, что он давно мертв. И тут вдруг появляется слушок, что он выжил и лежит дома, в Шахризабе, без сил. Как не добить раненого льва, если есть возможность? Ильяс Ходжа, правитель Мавераннахра и сын хана Могулистана Туглук-Тимура, послал разыскать его. Когда-то Тимур унизил Ильяса Ходжу – выставил его из Мавераннахра, затем отец помирил их, сделал Тимура военачальником сына, но теперь у Ильяса был новый военачальник, послушный, и от прежнего, свободолюбивого бунтаря, можно и нужно было как можно скорее избавиться. Тимуру донесли, что за ним едут. Он собрался быстро, как воин, поцеловал жену, которая шла на поправку, и сестру, и ночью бежал из Кеша. Он знал, кто и где будет ждать его, – Хусейн на границе с Афганистаном. Туда же отправились и многие их ветераны-бахадуры, которым могулы были не рады.
Хусейн с радостью встретил друга.
– Недолго могулы кормили тебя с ласковой руки! – рассмеялся он.
Он отчасти злорадствовал и не скрывал своих чувств.
– Когда придет срок, я откушу эту руку, – усмехнулся в ответ Тимур. – По
