которых не жалко.
Так и стоял бы, но раздетая девушка сама выводит его из морального тупика.
— Вы, ВашБлагородь, ебать меня будете, аль мне так идтить?
Оставив сложный моральный выбор Савве, которого в новой жизни больше нет, юноша спускает штаны и, стремительно прокрутив в голове всё прочитанное в «срамных книженциях», нерешительно подходит к девушке.
Рисунки и описания в тех книжках для практики оказываются малоприменимы. Не понятно, с какой стороны к «крале» пристраиваться? Как собаки и лошади, сзади, но она лежит на спине так, что не понятно, куда свой орган девать?
Так и стоял бы, но девушка сама с постели поднимается. Подходит вплотную, замерзшими руками — с улицы так и не согрелись, хотя на малине всегда жарко натоплено — берет его эрегированный орган и… засовывает куда нужно. Он даже не успевает понять, куда именно. И какое отношение всё написанное в тех книгах имеет к происходящему, понять тоже не успевает.
Понимает только, что попал в неведомое ему измерение.
В котором нет и не может быть начала и конца, хорошего и плохого, правды и неправды, истины и лжи и прочих противоположностей.
В котором не может быть ничего, кроме этой волны, которая зародилась где-то там, у него между ног, и все прошлые разы он мучительно ждал, когда волна отступит, а теперь сам оказывается на ее гребне. И вместе с волной взлетает вверх и опускается вниз, «от наслаждения к стыду», определил бы тот, бывший Савва, которого больше нет. А этот, Художник, «ВашБлагородь», взлетает, пока не достигает самого пика, и всё неведомое, только что пережитое, не вырывается из его горла гортанным криком.
— Разговелся, Художник! — кричит из-за двери честный фраер Лёнька Серый, заплативший за его первый раз фальшивыми деньгами.
Дверь приоткрывается, и полоска света от лампы в большой комнате падает теперь на лицо девушки.
— Идтить мне надобно, — бормочет она, выбираясь из-под Саввы.
Теперь, в этой полоске света, проститутка кажется ему совсем другой, не той, какую он несколькими минутами ранее заставил снять все белье и показать свои половые органы. Ядовитая помада на губах стерлась, «причесон» развалился, и тяжелые растрепавшиеся косы обрамляют тонкие черты юного, почти детского личика.
— Зовут тебя как? — спрашивает он.
— Таки Маруська ж, — отвечает девушка, натягивая пошлые, с колючими дешевыми кружевами панталоны. — Маруся я! С Верхнего селения. Вы ж с хозяйвами до нас приезжали. Игната, брата, с механизмой работать учили…
Светлая девочка Маруся, которая пасла теленка в тот раз, два года назад, когда они в октябре семнадцатого года со станции в имение ехали. Которая годом позже подогнала корову Лушку и привязывала ее к повозке, в которую была запряжена старая лошадь Маркиза, обмененная в Ялте на бриллиант княгини.
— И как? Работает «механизма»? — спрашивает он, чтобы спросить хоть что-то.
— Кады я в город подалася, ищо работала, а таперича хтож знаить.
Смотрит, прищурившись.
— А вы ж меня и не признали, ВашБлагородь!
К удивлению Лёньки Серого, поздравляющего Художника с «крещением», бывший Савва настойчиво требует заплатить крале другими деньгами.
— Других на всех не напасёсси! — сплёвывает сквозь зубы на грязный пол Серый. Но настоящие деньги Мэри-Маруське всё же отдает, и та исчезает.
Лежа на кровати с несвежим бельем, укрывшись не менее грязным лоскутным одеялом, юноша всё пытается проанализировать свои ощущения с научной точки зрения. Всё произошедшее на этом давно не стиранном белье, согласно им прочитанному, вполне соответствует нормам. Всё в рамках изученной теории. Всё. Кроме последней фазы соития.
К последней фазе и финалу он оказался не готов. Ни теоретически. Ни практически.
Сколько ни читал про оргазм у мужчин, ничего подобного не ожидал. Что, по его твердому убеждению, требует немедленного научного анализа. И творческого воплощения.
Литературы для научного анализа под рукой нет. Для творческого воплощения идут в ход краски, предоставленные Серым для работы над фальшивыми ассигнациями и документами. Равно как и обратные стороны этих самых фальшивок, забракованные автором.
Нарисовать поток чувств и ощущений, испытанных им в момент, который в научной литературе называется «оргазмом», не получается. Оборотки фальшивок одна за другой летят в помойное ведро.
В итоге, изведя немало красок и бумаги, Савва приходит к выводу, что единственного опыта для художественной реализации недостаточно. И требует у Серого вызвать «чисто кралю» к нему еще раз.
— Пошла плясать губерния! Расплямкался! — присвистывает Серый. Но проститутку выписывает.
Савва решает, что правильно будет повторить научный эксперимент с иным объектом. На рябую Вальку эрекции у него не случилось. С Марусей всё сложилось. Теперь следует проверить, является ли Маруся важной составляющей подобного рода экспериментов или любая девица на этом месте будет давать тот же результат.
На следующий день на кровати в его комнате сидит Изольда — черноволосая, мадьярского вида девица, совсем не похожая на Марусю.
Второй опыт Савва признает вполне результативным.
По итогам его научный ум делает два вывода, записанных им на обороте тестового оттиска двухсотрублевой купюры.
1. Эрекция в его собственном организме не зависит от объекта совокупления, а ее отсутствие скорее зависит от внешних обстоятельств, в частности, от последствий нервного переутомления.
2. Оргазм в его организме зависит от объекта совокупления.
Всё, повторенное с черноглазой и черноволосой Изольдой, почти не отличается от впервые проделанного со светленькой зеленоглазой Мэри-Марусей. Кроме одного — чуда не случается. Почти автоматически выполнив положенные телодвижения над новой проституткой, юноша быстро завершает акт, не испытав при этом ничего похожего на его ощущения в первый раз.
И не просит Серого расплатиться с Изольдой «другими деньгами» — просто не думает ни о плате, ни о фальшивках. В этот момент его занимает другое. Его научному сознанию предстоит сделать вывод — зависит ли не испытанное с Изольдой сверхудовлетворение от того, что это для него уже не первый опыт, или от того, что одна из составляющих эксперимента заменена.
Савва собирается было потребовать от Серого вызвать к нему определенную «кралю» Мэри-Марусю, но для чистоты эксперимента решает проверить еще раз. Усложнив исходные данные. Просит позвать ту самую рябую Валентину, с которой у него не сложилось в ночь после расстрела Амория.
Результат третьего вполне научного опыта его предварительные выводы подтверждает. И на рябую Вальку, как это называют Лёнька Серый и сама Валька, «у него встает». Эрекция присутствует. Но ничего подобного первому разу с Мэри-Марусей снова не случается.
Далее юноша решает, что самое время эксперимент разделить на чисто научную и художественную части и повторно вызвать «чисто кралю Маруську-Мэри», чтобы убедиться, что именно эта «шалава», как Лёнька Серый называет дамочек такого сорта, является неотъемлемой составляющей испытанного им невиданного ощущения.
Но прежде
