Крийон, лучший начальник Генриха III, запрашивает у короля разрешения разобрать баррикады и разогнать толпу. Генрих мямлит, что "авось все обойдется", и приказа не отдает. Лучшее время для подавления мятежа упущено.
Более того — мятежники переходят в наступление, Беркут швейцарцы, пытающиеся прорваться к Президентскому Дворцу Лувру, окружены, и расстреливаются с крыш домов и гостиниц.
Тут появляется де Гиз весь в белом и Генрих умоляет его спасти швейцарцев. Де Гиз умом мне очень сильно напоминает Кличко, ибо сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее, смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать вместо того, чтобы решительно дожимать Валуа, раз уж ты, предатель, решил захватить власть, то надо ее захватывать, а не начинать танцы с бубном над прижатым к стенке, но еще не поверженным противником. Так вот, де Гиз решает показать свое могущество над толпой, и просит отпустить швейцарцев, которые быстро отходят к Лувру.
В пятницу боевики "Правого Сектора" отряды под командованием герцогини де Монпасье, де Бриссака и Менвилля захватывают Ратушу, и Арсенал. В этих условиях Янукович Генрих III видит только один выход — бежать из Парижа.
Король покидал свою столицу, а вместе с ним – канцлер, герцог де Монпансье, маршал Бирон, государственные секретари, господин д’О, кардинал Ленонкур. Его королевское величество отправился в путь под защитой швейцарской гвардии из четырех тысяч человек, французской гвардии и Сорока Пяти, окруживших Генриха III живым щитом[3].
Оказавшись в Шайо 27 мая (за день до выхода Армады), Генрих оборачивается к оставшемуся позади городу, отплатившему ему за добро лишь неблагодарностью и изменой, и гневно проклинает его. И еще Генрих клянется вернуться, только когда путь назад будет расчищен. А пока он выбирает местом своего пребывания Шартр, куда тут же переезжает весь дипломатический корпус.
Меж тем Фарнезе понимает, что Дюнкерк и Невпорт очень мелководны, и разрабатывает план захвата Булони с помощью войск Католической Лиги. 9 мая 1588 года этот план через своих паржских агентов (да, да, тот самый Николя Пулен, завербованный у Дюма королевским шутом Шико в "Сорок Пять") становится известен д'Эпернону. Уж в чем-чем, но в быстроте реакции последнего королевского миньона упрекнуть нельзя, и тот срочно отправляется в Булонь, открывает арсенал, вооружает поголовно всех жителей города, свозит в город пушки из близлежащих замков. 14 мая с песнями, плясками и боевым гопаком к стенам Булони подходит отряд в 4000 человек под командованием брата Гиза — герцога д'Омаля, надеясь на легкую прогулку и разграбление города. Однако их встречают пушечные залпы и полностью готовый к бою гарнизон. Простояв у ворот неделю, как баран, и даже не попытавшись штурмовать, д'Омаль разворачивается и уходит прочь в пампасы.
Но вернемся в конец мая и начало лета.
Армада, идущая вдоль французских берегов,стала очень весомым фактором для аргументов, приводимых Католической Лигой. Генрих III не мог игнорировать идущие со всех сторон рассказы о гигантском флоте, который сначала видели у берегов Бретани, а потом и Нормандии.
21 июля (за 9 дней до входа Армады в Канал) стороны заключают Соглашение о союзе[4]. Это полная сдача позиций по всем фронтам. Католическая Лига отказывалась (или делала вид, что отказывается) от заключения каких бы то ни было союзов с иностранными государствами, но получила официальное признание во Франции. Король принимал на себя обязательство созвать Генеральные штаты; соглашался с решениями Тридентского Собора; отказывал принцам крови, исповедовавшим протестантизм, в праве наследовать корону; признавал кардинала Бурбонского своим ближайшим родственником; предоставлял католикам право иметь шесть городов-крепостей; высылал д’Эпернона. По этому Соглашению герцог де Гиз получал звание генерал-лейтенанта, его брат становился кардиналом в Авиньоне, герцог д’Омаль – губернатором Лиона, Менвиль, вдохновитель Католической Лиги, – членом королевского совета; Майеннский, кузен де Гиза, получал под свое командование армию.
Да, перед тем, как закончим первую часть.
Так уж получилось, что 12 мая в Париже оказался мэр Бордо, Мишель де Монтень. Выглядел этот молчаливый и саркастически улыбающийся человек столь подозрительно, что добрые буржуа из Католической Лиги решили его повесить. Ибо "кто не скаче — тот москаль" больно уж рожа, на протестантскую смахивающая. Вмешался президент парижского парламента, сочувствующий королю (его кстати в лучших традициях Верховной Рады заставляли подписывать приказы по Парижу под дулом пистолета, правда по вечерам президент писал длинные слезные письма королю, подробно описывая, что он подписал, и как его,бедного, неволили) и Монтеня "всего лишь" упекли в Бастилию, комендантом которой назначили полу-буржуа, полу-дворянина Бюсси-Леклерка, который бы никогда не осмелился назваться Бюсси при живом САБЖе[5], но времена нонеча изменились и "киборгами можно называть кого угодно", как вы знаете.
Прежде чем продолжить — остановимся на Генрихе де Гизе.
Это был очередной пример того, что "на детях гениев природа отдыхает". В отличие от своего отца — Франсуа де Гиза, он просто хронически боялся брать на себя ответственность. Был из тех людей, которых так хорошо обыграл Леонов в "Обыкновенном чуде": "Когда бабушку душили — дедушка стоял рядом и приговаривал: "Потерпи, авось обойдется".
Нет, в качестве критика и деструктора он был неподражаем, ибо ломать — не строить. Но вот когда появился реальный шанс стать королем....
Дело в том, что Гиз прекрасно понимал — одно дело — витийствовать с броневичка перед толпой, другое дело — реально поднять экономику государства, выстроить его внешнюю политику, в конце концов утвердиться у этой самой власти, начать принимать непопулярные решения и так далее.
К этому Гиз был не готов. В результате на улицах Киева Парижа после бегства короля рулила ТОЛПА. Причем толпа фанатиков.
Давно известно, что если у сантехника отобрать вантус и дать в руки автомат, то потом поменять обратно автомат на вантус очень сложно. Ибо автомат дает гораздо больше возможностей для заработка, нежели сантехнические работы. Собственно именно это и происходило в столице Франции.
Кичась своим могуществом, депутаты Лиги не скрывали намерения изменить основные государственные законы. Вдохновителем их был кардинал де Гиз, возглавлявший духовенство. Его пристрастие к роскоши и к разврату были общеизвестны. Как-то слепой нищий, которому кардинал бросил пригоршню монет, закричал: «Если ты не Господь Бог, то ты кардинал де Гиз!»
На улицах Парижа правила страдающая хроническим недоеб..м герцогиня Монпасье. Пока толпы экзальтированных подростков крушили все и вся, срали в парадных Лувра, грабили не только дома зажиточных граждан, но и церкви, серьезные дяди занимались разделом бизнеса и имущества. Кстати, именно так к примеру гостиница "Путеводная Звезда"[6] в очередной раз сменила хозяина (старый недостаточно высоко прыгал, чтобы доказать, что не москаль).
Меж тем 30 июля 1588 года Армада вошла в Канал.
1 августа, словно в насмешку друг над другом Елизавета Английская и Филипп II обменялись нотами, призывавшими друг друга не доводить дело до открытого конфликта, хотя в этот момент Дрейк и Говард уже вели первые бои с испанцами.
Кстати — еще один разрыв шаблона. Лорд Верховный Адмирал Англии лорд Говард был... католиком, что однако совершенно не мешало ему исполнять свои обязанности.
Лорд Говард Меж тем испанцы упорно двигались к Дюнкерку, и казалось — не было силы, способной помешать им. Все наскоки англичан были отбиты, и 5 августа гигантская Армада встала на рейде Кале. Встала при попустительстве 76-летнего мэра города Жиро де Мелона — члена Католической Лиги, одноногого ветерана войн Генриха II. Но боясь действий королевских войск (до Эпернона еще не дошел приказ об отстранении) Мелон занял нейтральную позицию, а разрешил стоянку кораблей только на внешнем рейде.
А что же в этот момент творилось во Фландрии? 27 тысяч ветеранов Пармы были сконцентрированы на побережье, однако в море выйти они не могли — Дюнкерк, Невпорт и Антверпен были блокированы голландским флотом Юстина Нассауского. Здесь следует уточнить одно но: расстояние от Кале до Дюнкерка — 20 миль или 38 километров.
