Ознакомительная версия.
– Бог миловал! – Шаляпин поставил ногу на высокую ступеньку. – Как-то его секретарь, не застав меня дома, передал моей супруге, что Старец-де желает со мной познакомиться и спрашивает, как мне будет приятнее: принять его у себя либо к нему пожаловать.
– А вы?
– Не ответил.
– Ох уж? – недоверчиво покачала головой Ирина.
– Да! – Шаляпин расправил плечи. – Не ответил! Я слышал, он груб бывает без меры и церемоний не соблюдает в отношениях. Не ровен час, сказал бы мне чего обидное, а я – в морду ему кулаком. Такая могла бы выйти несуразица ненужная. Тем более драться с обласканными двором людьми – дело опасное для последующего творчества. Так-то вот!
На крыльце появился швейцар, услужливо распахнувший дверь подъезда. Витражные стекла весело блеснули в лучах заходящего солнца.
– Зайдете, Федор Иванович? – Ирина приподнялась на цыпочки, пытаясь заглянуть ему в лицо. – Это же прелестно будет – раз уж мы с вами случайно на улице встретились, значит – судьба ваша сегодня у нас в гостях побывать! Не хотите же вы ослушаться голоса судьбы?! – шутливо нахмурилась она.
Ей, как и многим молоденьким девушкам, казалось, что она гораздо умнее и красивее, чем жены всех папиных друзей и коллег. И конечно же, все, абсолютно все эти мужчины втайне влюблены в нее. Просто не показывают виду. Так, иногда, мелькнет в глазах что-то, вот как сегодня у Шаляпина…
– Сдаюсь! Вам, прелестная Ирэн, отказать не могу. – Шаляпин шагнул вслед за ней в подъезд, своды которого подпирали могучими плечами атланты с обреченными лицами. В детстве Ирина побаивалась этих мрачных каменных гигантов – ей казалось, что в один не самый прекрасный день им надоест заниматься своим делом и они просто отойдут в сторону, чтобы посмотреть, каково будет без них людям.
Красная ковровая дорожка подвела к двери квартиры, занимавшей пол-этажа. Заговорщицки взглянув на Шаляпина, Ирина нажала кнопку звонка. Дверь открыл старый камердинер Василий, который начал работать у них еще задолго до ее рождения. Они вошли в просторную прихожую, завешанную чужими пальто, шарфами и шляпами – в их квартире теперь почти каждый день собирались старые и новые знакомые отца – он словно пытался заполнить пустоту, образовавшуюся в доме после кончины жены. Из гостиной через приоткрытую дверь доносился чей-то возбужденный голос:
– …мой коллега, школьный товарищ Брюсова, сообщил его юношеский экспромт:
Мелодия нарушена,
Испорчен инструмент,
Свеча любви потушена,
Упал мой президент.
Шаляпин улыбнулся. Ирина смущенно опустила глаза, словно отгораживая себя от донесшегося из гостиной взрыва смеха, в котором было что-то из чужого ей мужского мира.
– Сергей Ильич, так что господин Шаляпин к вам и Ирина Сергеевна с ними! – поспешно распахнув дверь, громко возвестил Василий.
Смех оборвался.
– Фе-едор Иванович, – нараспев произнес Сергей Ильич, вставая, широко расставив руки и улыбаясь. – Вот сюрприз! Рад, рад, проходите, дружище!
Он был почти одного роста с Шаляпиным, чем-то даже напоминал его: статью или той спокойной уверенностью в себе, которой обладает всякий, достигший в своем деле вершины профессионализма.
Ирина, поздоровавшись с поднявшимися им навстречу гостями, прошла в глубь комнаты и устроилась в мягком кресле.
– Знакомьтесь, Федор Иванович. – Сергей Ильич сделал паузу, пытаясь сообразить, в каком порядке следует представить гостей. Решил начать с того, который стоял ближе всех. – Полковник Чирков. Неделю назад прибыл из действующей армии, прямо с фронта. С профессором Мановским вы у меня уже встречались. Не знаю, знакомы ли вы с господином Керенским?
– Александр Федорович, – бросив на Шаляпина цепкий, изучающий взгляд, представился худощавый мужчина с бледным лицом и болезненными мешками под глазами. – Очень рад знакомству. Являюсь поклонником вашего таланта.
По лицу Шаляпина пробежала благодушная улыбка.
– Будет вам, Александр Федорович! Сценический талант в наше время в меньшей цене, нежели талант политический.
– Именно время и покажет, кто чего стоит! – отпарировал Керенский.
– Прошу, прошу. – Сергей Ильич придвинул Шаляпину кресло, а сам расположился рядом на стуле с высокой прямой спинкой. Чувствовалось, что сидеть в нем было прерогативой хозяина дома.
Ирина принялась листать новый номер "ИЗИДЫ" – ежемесячного журнала оккультных наук. Она уже несколько лет выписывала его, находя всякий раз в нем что-то важное и нужное для себя. По ее мнению, для девушек тонких и образованных, к которым она себя относила, чтение "ИЗИДЫ" было просто необходимо, потому что развивало и возвышало душу, обучало отгородиться от соблазнов и страстей, кипевших вокруг.
Ирина еще ни разу не позволила себе всерьез увлечься мужчиной и, наверное, хотела бы, чтобы этого никогда не случилось. Ведь так унизительно – принадлежать кому-то! Будто ты вещь какая! Хотя, конечно, интересно – как же все происходит?.. Необъяснимая щепетильность гнала ее прочь, лишь только подруги заводили разговор на эту тему; ей казалось: стоит только начать вслушиваться – неизбежно произойдет что-то стыдное и предосудительное. Сколько раз она пыталась найти ответ на страницах любовных романов, которые иногда, немного смущаясь, брала почитать у подруг, но… "Он подошел к ней… обнял и нежно поцеловал… почувствовал, как страстно трепещет ее тело… они проснулись от первого луча солнца… она благодарно прикоснулась губами к его виску…" И все! Какая тайна заключалась между этими строками?
"Всему свое время, доченька!" – не раз говорила матушка, ласково гладя ее по голове. Но когда оно наступит, это время? А вдруг она его пропустит? Или уже пропустила? Ну почему, почему она не родилась мужчиной? Ведь именно мужчины являются подлинными хозяевами жизни, управляя событиями, а заодно и женщинами. И потом, разве женщины могут сделать хоть что-нибудь значимое для блага России?
Ирина, вздохнув, перевернула страницу журнала и пробежала глазами по строчкам. "Снотолкование, составленное св. Никифором". Так… Что же ей снилось сегодня? Она задумалась. Кажется, ничего. Проснулась от лая собак за окном, но вот что снилось?.. Вспомнила! Снилось, будто стоит она посреди заснеженного поля и, чувствуя, как горят щеки, старается прикрыть их ладонями, чтобы никто не заметил, потому что – дурно и некрасиво… Ее размышления прервал резкий, пронзительный, явно привыкший звучать перед большой аудиторией голос профессора Мановского.
– …Высшее изящество слога заключается в простоте, а совершенство простоты дается нелегко, это я вам повторю вслед за архиепископом Уэтли! – Профессор назидательно указал пухлым пальцем вверх.
– А как, господа, у нас говорят обвинители? – Керенский оживился и пригладил короткие волосы ладонью. – Я могу вас повеселить примерами. Негодуя против распущенности нравов, заявляют: "Кулаку предоставлена свобода разбития физиономии". Каково? Или желая сказать, что покойная пила, выговаривают: "Она проводила время за тем ужасным напитком, который составляет бич человечества".
– Да-да, у меня тоже пример уморительный есть, – подхватил Сергей Ильич, – защитник, желая объяснить, что подсудимый не успел вывезти тележку со двора, а посему еще не украл ее, торжественно произнес этакий спич: "Тележка, не вывезенная еще со двора, находилась в такой стадии, что мы не можем составить определенного суждения о характере умысла подсудимого".
Шаляпин, все это время сидевший молча, закинув ногу на ногу, и, смотревший на говоривших с полуулыбкой, словно его не покидало легкое недоумение – что он здесь делает, решительно поставил на стол опустошенную рюмку и наконец включился в разговор, сразу наполнив своим сочным басом все пространство гостиной.
– Надо просто говорить! – Гости повернули головы в его сторону. – Просто – не значит плохо. Здесь я полностью согласен с господином Мановским. – Лицо профессора расплылось в признательной улыбке. – Вот, к примеру, как просто сказано: " Каин убил Авеля". Ну-ка, а у нас в судах как бы это прозвучало? Даже предположить боюсь…
– "Каин с обдуманным заранее намерением лишил жизни своего родного брата Авеля…" – подхватил Керенский.
Шаляпин расхохотался.
– Браво!
– Именно – "лишил жизни", – профессор Мановский, разгорячившись, вскочил с места, – именно так! Но отчего? Чего ж не сказать: "убил"? Да потому, что простое слово "убил", видите ли, смущает. "Он убил из мести", говорит оратор и тут же, словно испуганный ясностью и краткостью выраженной им мысли, спешит добавить: "Он присвоил себе функции, которых не имел!" Да-да, господа, не смейтесь! Я этот пример студентам рассказываю и сам всякий раз удивляюсь – сколько же у нас дураков!..
– О-о, насчет дураков – это и я вам понарассказать могу… – весело произнес Шаляпин, потянувшись к рюмке, предусмотрительно наполненной хозяином. – Кстати, Сергей Ильич, "ужасный напиток, составляющий бич человечества", у вас очень хорош! Дома приготовляете или из ресторана приносят?
Ознакомительная версия.
