— Откуда вы, товарищ?
Гость охотно отвечал.
— А как крестьяне из ваших местностей восприняли лозунг «Вся власть Советам«? — поинтересовался вождь.
— Своеобразно. Поверьте, я же сам держал ее в руках. Власть во всем должна выражать их интересы, сознание и волю. Никаких партийных уздечек!
Ленин не поверил, три раза переспросил:
— Это они… так думают? — и хитровато, вприщур, склонив голову на бок, разглядывал гостя. «Врешь же ты, батенька — вроде хотелось ему сказать. — Сие — ваши анархические бредни, а не думы хлеборобов!» Нестор уловил это его желание, но, закусив удила, твердо стоял на своем; вождь большевиков сделал вывод:
— В таком случае крестьянство у вас заражено анархизмом!
— А разве это плохо? — лез на рожон гость. Он испытывал терпение хозяина.
Тот опять ускользнул, не желая обидеть ходока, но и не уступая своего:
— Я не говорю, что плохо. Наоборот, было бы отрадно, так как ускорило бы победу коммунизма над капитализмом и его властью. Кстати, чем вы думаете заняться в Москве?
Тут бы в самый раз попросить разрешение на жилье, а Нестор подумал: «Этот лысый… о-ох… далеко не прост. Лукавый бес!» и сказал:
— Рвусь на Украину.
— Нелегально?
— Анархисты всегда самоотверженны, — якобы даже с уважением заметил Ленин, обращаясь к Свердлову, и неожиданно прибавил: — Но они же — близорукие фанатики, пренебрегают настоящим ради отдаленного будущего.
Вождь сразу смекнул, что этот гонористый, горячий хохлик может быть полезен для бунта на Украине и завоевания там власти. Поэтому прибавил:
— Вас, товарищ, я считаю человеком реальности и кипучей злобы дня!
Ленин остановился и сверху вниз, как-то хищно взглянул на гостя. Тот похолодел и придавил пальцами глазные яблоки. Внутри все дрожало, ухало. Вот он каков, беспощадный поводырь!
— Я кто? Полуграмотный крестьянин, — с хрипотцой заговорил Нестор, исподлобья, упорно разглядывая хозяина Кремля, — и о столь запутанной мысли спорить не умею… Но скажу, что ваше, товарищ Ленин, утверждение… в корне ошибочно. Анархисты-коммунисты Украины… Вы ее почему-то называете югом России… Они дали слишком много доказательств своей связи с настоящим.
Нестор уже не сдерживался. Будь что будет! Прерывающимся голосом приводил факты, упоминал фамилии, а кондрашка не покидала. Ленин заметил это и вежливо согласился:
— Ошибаться свойственно каждому… Итак, вы стремитесь нелегально перебраться на Украину? Вам нужны деньги, документы. Желаете воспользоваться моим содействием?
— Не откажусь.
Глубоко взволнованный этой встречей, Нестор так и не вспомнил о комнате. Уехал из Москвы по липовому, изготовленному большевиками паспорту на имя учителя Ивана Шепеля. Ни хозяин Кремля, ни его гость тогда и не предполагали, какими смертными врагами будут…
А на острове между тем варилась уха в большом котле. Под ним пылал корявый выворотень, и сюда, к костру, собирались все обитатели. Опускались сумерки, зудели комары.
— Навались, братва! — весело звал повар. — Соли, правда, нет. Речного песочку посыпали. Вку-усно!
После ужина командир гайдамаков предложил Нестору прогуляться. Они пошли вдоль берега. Журчал перекат. Свежо пахло водорослями.
— Чудной ты, казаче. Вроде бы умный, и на ж тебе — анархист!
— А ты что, против личной свободы? — удивился в свою очередь Нестор. — Держава тебе дороже? Новый хомут ищешь на свою шею? Министры с прихвостнями уже шьют его в Киеве!
Собеседник не торопился отвечать. Видимо, тоже волновался.
— Никогда не задумывался, анархист, почему француз живет в своей стране, японец, русский — в своей, а я и ты — в чужой? Мы что, украинцы, — пальцем сделаны? Обидно же!
Теперь Нестор помолчал. Такая мысль приходила ему в голову, но от государства он не получал и не ждал ничего хорошего.
— Тебя как зовут?
— Хорунжий я, Анатолий Кармазь.
— Не кипятись, Толя. Что означает, по-твоему, страна?
— Ну, свое государство, армия, наши начальники. Я, к примеру, мог бы стать войсковым старшиной.
— Чем же вы лучше русских бюрократов? — возмутился Нестор. — Страна — это моя родная земля без каких-либо надзирателей. Только выбранные народом и в любой момент сменяемые исполнители его воли, как у запорожских казаков. Ото настоящая, СВОЯ страна!
— Э-э, те времена уплыли с днепровской водой. Слышь, як вона журчит? — усмехнулся Кармазь. — Нас же миллионы! Без бумажки, крючкотвора и страха не будет никакого порядка. Это у тебя, извини, сладкий бред.
— А Швейцария с ее коммунами? Задуренный ты муштрой, хорунжий! — воскликнул Нестор, возвращаясь к костру.
Каждый из них жаждал того, что диктовали ему личный горький опыт и неопознанная судьба…
Глубокой ночью Нестор, Степан и Роздайбида, тихо оседлав коней и прихватив пулемет, покинули остров Голодай. Были уверены: ночь-мать не даст погибать.
Припав к гривам коней, трое неслись во тьме по степным зверобоям и татарникам, жестко посохшим к осени по балкам и мелким речушкам: мимо Муравского шляха, немецких колоний с добротными каменными домами, что спали в тревоге без огоньков, мимо украинских хат, насупившихся под соломой и тростником. Где-то в полях горели стога, невесть кем подожженные, то ли гайдамаками, скучающими на державной варте (Прим. ред. — В дозоре), то ли крестьянами, мстящими помещикам, что возвратились. На горизонте вспыхивали, гасли зарева, и несло горечью ночных костров, чем-то смятенным и позабытым со времен мирной жизни…
День они проспали в степном яру. К ночи перекусили, зажгли костер. Слушая рассказы Нестора о России, Степан молчал, наконец выдавил:
— У кожного своя доля и свий шлях шырокый.
Нестор насторожился:
— Чего ты хочешь?
— Пойиду сам. Додому.
— Да в чем дело? Говори толком.
— Ну, нэ люблю я москалив! — вспылил Степан. — Ни добрых, ни злых. Хочу, шоб у нас була своя держава. Своя, чуешь!
— Тебе-то, нищему, что от нее? — недоумевал Нестор. Упрямство товарища казалось ему просто нелепым.
— Так думав дид, батько мий и я тоже! — стоял на своем Степан. Оседлав коня, он еще добавил напоследок: — А ты ридну мову забув!
Нестор вскочил, схватился за наган.
— Выдашь нас, что ли?
Беглец ускакал во тьму. Нестор с недоумением смотрел ему вслед.
— А ты чего ждешь? — отчужденно, почти враждебно спросил он Роздайбиду.
Тот сказал заковыристо:
— Из глины — горшок, из зерна — мука, из удали моей чтоб людям счастье вышло!
Нестор удивился такому красноречию, крутнул головой, и они поскакали дальше, к Рождественке. Это степное село тоже ютилось в холмах, верстах в двадцати от Гуляй-Поля. Всадники направились по убранному огороду к хате, что неясно краснела черепицей в темных кронах деревьев.
— Подожди тут, — Махно спрыгнул с коня. — Мужик-то надежный обитает. Но мало ли.
Под деревьями пахло падалицей груш, яблок, сухой баклажанной ботвой, что цеплялась за ноги. Залаяла собака.
— Жучок, свои прибыли. Не узнал? — тихо говорил Нестор, открывая калитку. Лохматая дворняга примолкла, даже взвизгнула.
— Хто там лазэ в таку рань? — послышался недовольный голос.
— Это я, Захарий Петрович, я.
— Тю-ю, Нестор Иванович? Ну, здоровы были! — заскорузлая рука легонько сжала пальцы гостя. — Проходьтэ, будь ласка.
— А немцев или варты не слышно?
— Бог миловал пока. И большевики сгинули.
Захарий Клешня с нетерпением ждал гостя-спасителя.
Сколько же можно мучиться родной, щедрейшей земле? На этих черноземах испокон веку гуляли его предки-козаки: гоняли отары, выращивали золотое зерно. Да тут палку воткни — глядь, вишня соком наливается! Но все захомутали цари. Если б не турнули с престола Миколку последнего да не прилетел соколом из ревкома Нестор Иванович — еще бы век воли не видать!
Не успели захмелеть от нее — опять же с севера большевички заявились, друзья голоты. За ними австрияки прикатили в железных касках, гайдамаков с полупольским говором привели, восстановили старые порядки. Лучшие наделы по низинам, плуги, сеялки помещичьи позабирали. Захарию плеток влепили на глазах соседей и зерно вымели подчистую. А все-таки есть, есть правда на белом свете. Вот он, спаситель, Махно, снова здесь. Он им покажет, подлюгам, где раки зимуют!
— Не-е, не-е, первым заходьтэ, — почтительно приглашал гостя в хату Клешня. — Там Оля крутится.
Из темных сенец дверь вела в кухню, где мерцал каганец и печку уже затопили.
— О-ой, Нестор Иванович! — удивилась хозяйка, блеснув голубыми глазами и поправляя короткую прическу. — А мы перекусить спозаранку собрались. Мойте руки с дороги. Борщ, правда, вчерашний, но прямо сладкий. С красным перцем, як вы любытэ.
— Мастерица хоть куда! — похвалил Махно. Недавно, возвратившись из России, он жил здесь некоторое время, скрываясь на чердаке.
