class="empty-line"/>
Сцена в полумраке. За столом сидит Эсмира. Опустив голову на руки, дремлет.
На сцену на четвереньках вползает Пепе. Что — то мычит.
Эсмира просыпается, вскакивает, подбегает к нему, наклоняется, пытается поднять.
— Пепичек! Пришел!
Пепе отталкивает ее:
— Уйди, женщина. Забодаю! — пытается ее боднуть.
— Не забодаешь, Пепичек, нечем тебе бодаться, — успокаивает его Эсмира
— Как, нечем?
— Нету у тебя рогов.
— Есть!
— Нету.
— Есть. — настаивает Пепе, снова пытается ее боднуть, потом переспрашивает:
— Как, нету?
— Так. Не изменяла я тебе, — признается Эсмира.
— Никогда, и ни с кем? — доверчиво спрашивает Пепе.
— Никогда, и ни с кем, — подтверждает Эсмира.
Пепе садиться на пол.
— И даже с самим Боливаром?
— Даже с самим Боливаром.
— А я уже всем расхвастался, — разочарованно говорит Пепе.
— Вот дурак. Зачем?
— Они назвали меня неудачником. — Пепе размазывает по лицу пьяные слезы. — Я неудачник, Эсмира?
Эсмира садиться рядом с ним, обнимает его голову, прижимает к своей груди, гладит.
— Пепе, ну какой же ты неудачник? Подумай сам, разве стала бы я жить с неудачником?
Знаешь, как я ждала тебя с войны? Я ведь ни одной ночи не спала. Я каждый день ставила за тебя свечку Пречистой Деве. И все ночи напролет молила ее, чтобы ты вернулся домой. Живой и здоровый.
— Правда?
— Конечно, правда.
— И ты каждый день ставила за меня свечку?
— Да
— А где ты их брала? — подозрительно спрашивает Пепе
— В приходской лавке, где же еще?
— По три сентаво за штуку? — поднимает голову Пепе.
— Зато, ты вернулся.
— Да, я вернулся, — успокаивается Пепе.
— А знаешь, как там было трудно? Тогда, в горах мы чуть не замерзли все до смерти. И потом, в сельве, когда нам совсем нечего было есть, мы чуть не сожрали друг — друга. Спасибо сеньору Боливару. Мы ведь тогда съели всех его лошадей. И знаешь, я никогда не изменял тебе. Ни разу, за всю войну.
— Так уж и ни разу?
— Ну, может всего пару раз, в Гуаякиле, и еще в Кито. Но я тогда был совсем пьяный, а они были страшные, как обезьяны. Если бы я был потрезвее, я бы даже близко к ним не подошел, такие они были страшные. Честное слово.
— Паскудник, — ласково говорит Эсмира.
— Ага, — соглашается Пепе.
— Но ты все равно вернулся.
— Да, я вернулся.
— Пепе, пошли спать.
— А Фернандо точно мой?
— Твой, твой.
— Ну, пошли.
Обнявшись, они уходят.
На сцене остается только портрет Боливара, освещенный загадочным лунным светом.
Появляется Эсмира. Она оглядывается на дверь, говорит, вполголоса, обращаясь к портрету:
— Синьор Боливар, не сердитесь, пожалуйста, на меня, за то, что я наврала Пепику. Знаете, он ведь совсем не виноват, что у нас никак не получался ребеночек. Просто он что — то себе там отморозил, когда вы с ним ходили по горам, и прогоняли испанцев. Но вы ведь простите меня, сеньор Боливар? У нас ведь с Пепиком только один Фернандо, а у вас так много детей. Мы все ваши дети.
За спиной у нее появляется Пепе. Смотрит на нее, качает головой, тихонько уходит. Эсмира не замечает его.
— Спокойной ночи, сеньор Боливар. — Прощается она с портретом, тоже уходит.
Спустя минуту, на цыпочках входит Пепе.
— А вы проказник, сеньор Боливар. — Шутливо грозит портрету пальцем. — Но, вы не волнуйтесь, между нами говоря, я на вас совсем не в обиде. Я ведь все понимаю. Не могли же вы в самом деле отказать женщине, да еще такой, как моя Эсмира. Это было бы даже неблагородно, с вашей стороны.
Пепе садиться за стол, достает из кармана бутылку, наливает в стакан.
. — А я все понять не мог, в кого пошел мой Фернандо. Сам — то я между нами умом никогда не отличался. А он у нас такой умница, просто диву даешься. — Пепе пьет, отваливается на спинку стула, говорит мечтательно:
— Эх, синьор Боливар, чувствую, заживем мы теперь, после победы над испанцами, как сыр в масле. Да еще у вас за пазухой. Красота.
— Пепе. Ты где? — Слышен голос Эсмиры.
— Иду, иду. Спокойной ночи, сеньор Боливар. — Торопливо говорит Пепе, уходит.
Сцена затемняется.
Сцена освещается.
Появляется Пепе. В руках у него покрывало. Он оглядывается по сторонам, говорит, обращаясь к портрету:
— Извините, сеньор Боливар, у нас переворот. Не обижайтесь, но будет лучше, если я вас укрою.
Влезает на стол, накрывает портрет покрывалом. Сквозь дыру в покрывале виднеется глаз Боливара. Пепе слезает со стола, подмигивает глазу, решает:
— Схожу — ко я в таверну.
Сцена затемняется.
Освещается сцена, теперь это таверна. За столом сидят трое или четверо мужчин, спорят. Пепе среди них. Портрет Боливара затемнен, почти не виден.
Один из мужчин заявляет:
— И ни в одной битве Боливар не участвовал! Ни в Карабобо, ни при Бояке, нигде его не было. Он только и делал всю войну, что по бабам бегал, да под юбками прятался!
Пепе возмущенно вскакивает:
— Как это прятался? Как это его нигде не было? Педро, — обращается он к одному из мужчин, — ты что молчишь? Мы же вместе там были. Ты же тоже все видел. Скажи им!
— Пепе, успокойся, — отвечает Педро.
— Как успокойся? Как это можно? Это что делается? Глазам не верю!
— Пепе!
— Что?
— Закрой глаза.
— Зачем?
— Ну, закрой.
— Ну, закрыл.
— Что ты видишь?
— Ничего.
— Вот. Так всем и говори. Ничего не видел.
— Но…
— И запомни, Пепе, чем чаще ты будешь закрывать глаза, тем меньше мерзости ты увидишь.
— Обалдеть, — не открывая глаз, говорит Пепе.
Мужчины за столом между тем продолжают осуждать Боливара.
— И перед испанцами он трусил.
— И драпал постоянно.
— А сколько денег присвоил…
Пепе открывает глаза, решительно встает:
— Нет. Не для того мы пятнадцать лет воевали, чтобы все это слушать. Педро, пойдем, выйдем. Есть дело.
Пепе и Педро уходят.
Затемнение.
Сцена освещается. Появляется радостный Пепе.
— Эсмира! У нас переворот. Мы победили.
Влезает на стол, снимает покрывало с портрета.
— Появляется Эсмира:
— Кто победил?
— Мы с Боливаром!
— Кого победили?
— Неважно. — Пепе слезает со стола, передает покрывало Эсмире.
— Убери покрывало, и принеси вина. У нас праздник.
— Эсмира берет покрывало, качает головой, уходит.
Пепе говорит, обращаясь к портрету:
— Сеньор Боливар, поздравляю, мы опять на коне. Эсмира! А, ее не дождешься, — машет рукой, — схожу лучше в таверну.
Уходит.
Затемнение.
Сцена освещается, входит Пепе, в руках у него газета. Он чем — то недоволен. Говорит, обращаясь к портрету:
— Сеньор Боливар, что — то мы за вас сражались, сражались, а пользы не видно. Что — то тут не
