Удога глядел на торговца по-детски наивным взором.
Торгаш брезгливо сморщился и покачал головой, в ясных глазах гольда появился испуг. Но торгаш не был себе недругом. Позабавившись испугом Удоги, он согласился дать ему водки.
Удога повеселел, его глаза оживленно заблестели; он присел на корточки, поспешно вынул из мешка берестяную трубку и вытряхнул из нее черную шкурку соболя.
Купец отдал ему большой ящик водки, и гольд, подняв его на плечо, собрался уходить. Ренье остановил его. Наблюдая гольда, он так же безошибочно, как и торгаш, определил, что это доверчивый и наивный человек. Хорошо бы такого взять в работники… Он протянул Удоге зеркальце и бусы.
— Как тебя зовут? — ласково спросил он, глядя тем уверенным и повелевающим взором, каким умеют смотреть миссионеры, когда разговаривают с людьми, которым проповедуют и которых в душе презирают. Пьер знал — такой взгляд, в сочетании с лаской в голосе и с обещанием подарков, всегда действует.
Удога нахмурился и со страхом смотрел на высокий нос чужеземца. Совсем не с этим шаманом рыжих хотел бы он говорить сейчас.
— Не бойся, не бойся! — самоуверенно продолжал Пьер.
На вопрос, кто он и откуда, Удога ответил, что он из деревни снизу. Но где он остановился в гьяссу и с ним ли его сородичи, в этом он никак не хотел признаться.
Гольд все время посматривал по сторонам.
Узнав, что деревня, где живет Удога, находится по пути к морю, Пьер сказал Самару, что скоро приедет к нему в гости, привезет дешевых товаров, сделает много подарков ему, его отцу и матери и будет любить всех их.
Пьер попросил гольда присесть под навес и, разговаривая с ним, быстро набросал на бумаге крупные черты его красивого и сильного лица.
Парень плохо понимал маньчжурскую речь Ренье и с трудом отвечал на его расспросы. Вокруг рисующего Пьера собралась толпа гольдов. Глядя, как он быстро водит карандашом по бумаге и как из беспорядочных черт возникает картина живого лица, все пришли в восхищение и стали громко обмениваться замечаниями.
В это время вблизи появились маньчжуры, и Удога, воспользовавшись этим, взвалил ящик на плечо и, не взяв бусы и зеркальце, исчез в воротах. Ренье поспешил за Удогой, цепко схватил гольда за руку, уверяя, что любит его и не даст в обиду. Он смотрел повелительно и все крепче сжимал руку юноши. Удога легко вырвался и побежал, Ренье, подпрыгивая, помчался за ним.
«Ах, жаль, не удалось познакомиться, — с досадой думал он, отставая и краснея так, что лицо его стало таким же багровым, как и толстая шея. — О, я еще найду его! Он не избежит своей участи!»
— Надо было подпоить его, тогда, он стал бы сговорчивее, — горячо сказал де Брельи, выслушав рассказ Пьера о простодушном красавце гольде. Здешнее население — поголовно пьяницы. Водка — главный товар, который везут сюда. Вы не соблазните их рисунками.
И оба иезуита принялись горячо обсуждать, как найти хороших проводников.
* * *
Отбившись от Ренье и оглядывая всех, кто сидел в лодках, Удога искал девушку со светлыми волосами. Он несколько раз прошелся вдоль берега, но ее нигде не было. В толпе говорили об иноземцах:
— Что за люди?
— Это маньчжурские черти, сделанные под вид лоча. Ненастоящие лоча!
— Нет, это не маньчжурские черти, а рыжие, заморские. Дыген сам их не любит.
«Ее нигде нет! — печально думал Удога. — Но откуда же она? Может быть, дядюшка Дохсо ошибся? Может быть, ее здесь нет или она уже уехала со своим отцом?»
Удога встретил знакомых стариков, перецеловался с ними и услыхал разные новости.
«Ее здесь нет!» — попрощавшись со стариками, думал Удога.
Размышляя, он как раз наткнулся на трех мылкинских парней: Писотьку, которому Чумбока на охоте разорвал стрелой сохатиную шапку, и его двоюродных братьев — Пилгаси и Улугу.
— А! Вот ты где нам попался! — вдруг крикнул Писотька, отступая два шага и поглядывая на товарищей. — Теперь никуда не денешься!..
— Вот тебя сейчас схватим и убьем! — сказал Улугу.
Но мылкинские не стали драться, и побежали вниз, к лодкам. «Может быть, там у них оружие», — подумал Удога.
Он постоял, посмотрел на толпу и тоже пошел вниз.
Бельды бежали стороной с косогора. Их деревянная лодка стояла неподалеку, они сели в нее и, усиленно выгребая, быстро поплыли протокой и скрылись.
«Хитрые, хотят меня подкараулить», — подумал Удога, заталкивая ящик с водкой в закрытую корму берестянки.
Проплывая изгибом протоки, он заметил в ивняках у берега лодку своих врагов. В высокой траве белели три берестяные шляпы.
Удога приготовил копье, вытащил из носа лодки лук со стрелами, положил его поперек оморочки, а сам, напрягаясь и покачиваясь, стал налегать на весло.
Бельды поднялись из травы. Все трое были без оружия, если не считать ножей, висевших у них на поясах. Они безмолвно наблюдали за оморочкой Самара.
«Вот выхватят из травы луки и пустят стрелу мне в затылок», — подумал Удога, проплывая мимо ивняков, и невольно вобрал голову в плечи. Отъехав за глиняный откос, он не выдержал этого ощущения опасности и оглянулся. Трое парней в белых шляпах no-прежнему стояли на месте и смотрели вслед.
Лишь когда Удога, огибая остров, скрылся в тальниках, Писотька крикнул ему:
— Дикий Самар!
— Сами как собаки! — отозвался Удога.
— Знаем, где прячетесь, найдем вас — всех убьем! — неслось из-за кустов.
— Вот разрублю вам морды…
— Смотри, догоним — ударим тебя по лицу, — слышалось издали.
«Побоялись меня», — подумал Удога.
За озером садилось солнце; к голубым хребтам, как огненные лодки, причалили золотые облака.
Тишина… Чуть слышно шумит вода о бересту.
По сверкающей реке, как бегуны по льду, скользят вереницы зеленых мотыльков-поземок. Нос оморочки ломает водяную гладь, вздымает слабенькую волну, разваливает ее волнорезом пополам, захлестывая ряды зеленых бегунцов.
Над оморочкой вьется рой гнуса.
Дикие утки пролетели, шлепая крыльями. Упал коршун, побарахтался в воде и взлетел с рыбой в когтях. Закат золотит его добычу. Тяжесть тянет горбоносому лапы. Он сгорбился от жадности и поспешно взмахивает крыльями. В небе парят голодные хищники. Под вечер много рыбы около кос, в мелкой теплой воде.
Река широкая. Кругом синие хребты. Удога долго плывет, выгребает против течения, чтобы быстрина не унесла его за Додьгу… Он рад, что все обошлось благополучно, в жертву Позяней есть спирт. Теперь будут и сны хорошие, и удача…
Солнце село, В длинных бледно-синих плоских облаках остались яркие голубые прогалины, как большие печальные озера в тундре.
Удога чувствует красоту реки, он переполнен этим ощущением. Он поет, тянет тонко, грустно:
Тихий вечер — печальная река.
На оморочке плыву, и мне грустно,
Ханина-ранина,
Грустно потому, что девушку я не встретил,
Ханина-ранина.
Оморочка на середине реки, как на водяном бугре. Река как озеро, окруженное горами. В той стороне, где Онда, сопки расступаются, и далеко-далеко река сливается с небом.
Близятся обрывы другого берега. Наверху дремучий лес. На песках тальники.
Вот и узкое горло озера. Удога огляделся. Пустынная река сверкает, как большая рыба. Песчаный бугор поплыл назад… Нет, никого не заметил Удога…
«Погони нет», — решил он.
Он завернул оморочку и сильными рывками погнал ее в тальники.
«А ее я так и не встретил», — подумал парень.
И вдруг его разобрало сильное зло на Бельды. Ясно было, что они во всем виноваты.
«Подручные маньчжуров! Маньчжурские собаки! Вместо нее встретил трех Бельды!»
Маньчжуры тоже злили его.
«Опять хватают наших девок! Может быть, ее схватили…»
Парень привез водку, отдал ее старикам, рассказал на стану, как в лицо видел врагов. Самары угостили хозяина тайги, Мангму, разных покровителей. Сами выпили.
Поздно вечером, забравшись под полог, Удога снова задумался о ней…
«А где же она? Ведь где-то же она есть! Ведь видел же ее дядюшка Дохсо! Это проклятые Бельды помешали мне ее найти… Ну погодите!.. Мы вам все припомним: как брата на охоте обидели, как нас убить хотели, как на наших речках охотились… Конечно, — рассуждал Удога, — раз от них вред, то мы должны воевать против них. Если бы от них вреда не было, то не надо было бы воевать… Только когда их уничтожим, будем хорошо жить…»
Ла и старики еще долго разговаривали у костра и пили водку маленькими чашечками.
Бельды тем временем не зевали. Они не испугались Удоги, а лишь схитрили.
После встречи с Удогой Писотька и Улугу поднялись на гору. Они выследили Самара, когда он перевалил Мангму, и открыли убежище ондинцев.
