Император подозвал Сегестия, потом присел на вынесенный Феодотом на принципий стул.
Высоченный, громоздкий преторианец сделал несколько шагов в сторону императора. Марк жестом поманил его и, когда воин придвинулся еще ближе, тихо спросил:
– Что там случилось? Бебий жив?
– Жив, господин.
После некоторой паузы преторианец пояснил.
– Отправился к пленникам, их там много в городе. Ариогез точно собрался переправляться. Верные люди велели передать – жди возле Карнунта.
– Почему так решил?
– В поселении появилась прорицательница Ганна.
– Это кто такая?
– О-о, господин, – глаза у Сегестия расширились. – Это знаменитая на весь край вещунья. Ходит, пророчествует. У всякого, кто услышит ее, мороз по коже.
– И у тебя тоже, Сегестий? А как же вера в распятого Христа.
– Господин, я не так умен, как ты. Если Господь допускает, чтобы Ганна пророчествовала, значит, есть в том какой-то тайный умысел. Мало ли… К тому же она знает травы и лечит всякую хворь. Это доброе дело…
– Так что вещает Ганна? – нетерпеливо перебил его император.
– Она ненавидит Рим. Подбивает народ на войну. Сразу после июльских нон[30] потребовала провести гадания. Ее поддержали старцы, что живут возле священной рощи.
– Ну и?..
– Ариогез и главный жрец племен на берегах Альбиса и Вистулы вывели белого коня из рощи. Тот заржал под правую ногу.
В полдень на военном совете Бебий Лонг-младший доложил, что Ариогез готов принять условия Рима, однако квады настаивают на сокращении полосы отчуждения наполовину. Пункт о присутствии центурионов на народных сходках квады тоже отвергают. Затем молодой квестор выразил мнение отца. Бебий Лонг предупреждал, что эти переговоры только завеса.
Ариогез, продолжил Бебий, в отличие от князей свевов готов и языгов, пришедших в его страну со своими дружинами, вел себя с посланцами императора миролюбиво. Правда, его словам доверять нельзя. Главную опасность представляют отряды союзников. У предводителя готов более десятка тысяч воинов. Если Ариогез пойдет на попятный, свевы, готы и лангобарды грозятся обречь квадов богам. Что это, он не знает.
Когда Септимий Север поинтересовался, почему посол решил не возвращаться, молодой человек угрюмо ответил, что отец упросил Ариогеза разрешить ему посетить пленников, помочь тем, кто нуждается в утешении. Царь квадов удивился подобному добровольному заложничеству и ответил согласием на просьбу посла. При этом добавил, что в подобном случае он никакой ответственности за его безопасность не несет.
После короткого обсуждения члены претория решили продолжить переговоры – принять предложение насчет сокращения вдвое приграничной полосы и отвергнуть все другие условия, о чем известить царя квадов письменно, через гонца. О судьбе Бебия Лонга никто словом не обмолвился. Создавалось впечатление, что воинские начальники по молчаливому согласию вычеркнули изменившего вере отцов из списка сограждан. К сыну, напротив, отнеслись доброжелательно. Когда молодой человек обратился к собранию с просьбой поручить ему доставить ответ Ариогезу, лицо у Септимия Севера посуровело. Он приказал Бебию «быть верным воинскому долгу и думать не сметь о возвращении на противоположный берег. Выбор сделан», – заявил он.
Сразу после окончания совета Марк приказал вызвать начальников союзных отрядов, набранных в племенах маркоманов и котинов, родственных квадам. Оба они были средних лет, с вислыми длинными усами, в римских легких парадных доспехах, покрытых германскими короткими плащами. Оба в штанах. Оба отличались немногословностью и держались настороженно. У каждого под началом было по несколько тысяч воинов, поселенных в центре лагеря и окруженных палатками легионеров. В схватках их отряды пока участия не принимали.
Марк расспросил германцев о житье-бытье. Поинтересовался, каково настроение союзников? Получили ли воины жалованье за первые четыре месяца, не обижает ли префект лагеря? Упрекнул, почему их воины так мало времени уделяют воинским упражнениям. Вождь котинов Катуальда, огромный усатый дядька в рогатом шлеме и чешуйчатом панцире, угрюмо заметил, что фрамеи[31] и мечи в руках они научились держать в младенческом возрасте. С тех пор только тем и занимаются, что упражняются. Насчет жалованья претензий нет. С легионерами им делить нечего, каждый народ живет на особицу. Если же кто попробует обидеть их, сам потом пожалеет. Затем вождь маркоманов по имени Агнедестрий, молодой еще человек – лет тридцати, не более, – рыжеволосый, бородатый, тоже облаченный в доспехи, напрямую заявил, что на уловки и хождения вокруг да около более нет времени. Пусть император объяснит, с какой целью он вызвал их к себе. Если не доверяет, пусть так и скажет. Если верит, то они уходят.
Марк стерпел дерзость – что с них взять, с дерзких, неблагодарных, понятия не имеющих о добре и зле, погрязших в варварстве, с дичайшим акцентом говорящих на латыни. В то же время их неразвитое ведущее действует прямо, без постыдной маскировки под философа, какой пользовался Витразин, без уверток и змеиных улыбок, которых не жалел сенатор Гомулл или Цивика. Разговор с ними следует вести с той же прямодушной простоватостью, с какой они сами режут правду-матку. Он так и заявил – прошу, мол, довести до сведения Ариогеза, что даже теперь, когда Корнелий Лонг объявил себя частным лицом, император Цезарь Марк Аврелий Антонин Август по-прежнему считает всадника Бебия Корнелия Лонга полномочным послом римского народа. Царь головой отвечает за жизнь римского магистрата. Если с ними случится несчастье, квады будут объявлены врагами римского народа, и все их племя рано или поздно будет истреблено напрочь. Скорее раньше, чем позже.
– Я в последний раз, – заявил Марк, – закрою глаза, каким образом вы снесетесь с Ариогезом. Но в дальнейшем вам придется сделать выбор: либо вы и ваши люди честно служите мне, либо я освобождаю вас от обязательств перед римским народом. Можете отправляться куда угодно. Решайте, желанно ли вам получить римское гражданство, добыть состояние, продвинуться по службе, или вам более по сердцу уйти в дебри и каждый день ждать, когда с севера на ваши деревни навалятся готы или свевы.
Ответил старший по возрасту, Катуальда.
– Мы выполним твой приказ, император, и дадим знать Ариогезу, что жизнь и честь послов – это священный дар богов. Никто безнаказанно не смеет нарушить законы гостеприимства.
– Верю, – ответил император и поднялся. – Теперь слушайте внимательно. В священной роще на берегу Мура квады устроили гадания – это первое. Второе, в бурге Ариогеза был проведен какой-то поединок. Третье, князья готов, свевов, лангобардов и вандалов предупредили Ариогеза, что если тот откажется от своих обязательств, его племя будет посвящено богам.
Агнедестрий неожиданно присвистнул. Марк сурово глянул на него.
– Веди себя прилично, как подобает знатному.
Маркоман что-то невнятно буркнул, но возразить не решился.
– Я хочу знать, – продолжил император, – что значит быть посвященным богам, в чем смысл этого поединка и как можно истолковать ржание белого коня.
– Принцепс, – спросил вождь котинов, – ответь, кто победил в поединке?
– Не знаю. Известно только, что его исход утвердил вождей в победоносном исходе.
– А что с конем? – поинтересовался Агнедестрий.
– Он заржал под правую ногу.
Маркоман нахмурился, затем союзники переглянулись между собой. После короткой паузы котин объяснил.
– Вопрошая судьбу, у нас принято сталкивать в поединке самого храброго нашего воина с самым достойным пленным. Они сражаются до смерти. Кто победит, ту сторону и ждет победа. Коня из священной рощи выводят под уздцы царь и главный жрец. Если он заржет под правую ногу – удача, если под левую, жди беды. Посвятить богам по нашим обычаям означает предать смерти всех, от мала до велика. Так обычно поступают с предателями, а также с теми общинами, которые коварно нарушили данное слово.
– Таким образом, вы полагаете, война неизбежна?
– Да, государь.
Марк удивленно вскинул брови на рослого пожилого воина из племени котинов.
– Но с кем же Ариогез собирается воевать, если нас разделяет река?
Ответил Агнедестрий. Правда, ответил не сразу, некоторое время пощипывал себя за бороду, смотрел в сторону – видно, прикидывал, что и в какой мере можно сообщить императору.
– Я скажу, император, о чем догадываюсь. Тебе решать, правда это или ложь. Я знаю Ариогеза с детства. Он очень хитер и осторожен. Он никогда не бросится в бой, пока не убедится, что противник ему по плечу, что он растерян или не ожидает нападения. Коварству его научили в Риме.
Он опасается вот так, сломя голову, переправляться на этот берег, а ведь ты хочешь именно этого. Ариогез чует, что дело здесь не чисто, но и обратного хода у него нет. Теперь ему не выкрутиться, не отсидеться, как он отсиделся, когда мое племя храбро воевало с твоими легионами. Разве от хорошей жизни мы переправились через реку? Нас допекли бродяги с севера. Они посягали на наши исконные угодья, вели себя в наших пределах нагло, сгоняли моих сородичей с земли, воровали женщин. В ту пору эти грязные квады палец о палец не ударили, чтобы помочь нам. Теперь мы с тобой в мире, а исказившие наш язык разбойники – все эти готы, длиннобородые лангобарды, вандалы, одетые в звериные шкуры свевы – взялись за квадов. Они и привели Ариогеза к власти. Теперь ему не выкрутиться. Никому из квадов не выкрутиться. Теперь ему самому придется перелезать через реку.
