Ознакомительная версия.
– Кстати, ты как тут очутился, приятель? – насторожился Бедослав. – Следил за мной? Признавайся!
– Ну, следил, таиться не стану, – проворчал Семен, собираясь выжимать свои мокрые порты. – Токмо в Черной протоке я отстал и потерял тебя из виду, лодка мне еще попалась тихоходная. Не лодка, а корыто! Да если бы не я…
– Ладно, Семен, не оправдывайся, – прервал друга Бедослав. – Отныне я должник твой. А русалка наверняка мне померещилась.
В мыслях своих Бедослав был убежден, что незнакомая пловчиха, оказавшая ему помощь под водой, вовсе не видение, но затевать с Семеном спор по этому поводу у него не было ни желания, ни сил.
Глава вторая
ПОХОД НА ПСКОВ
Семен Куница, невзирая на запрет Бедослава, все же рассказал гридничему Даниславу о том, чем закончилось посещение Бедославом становища ушкуйников на Черном острове. Данислав отругал Бедослава за такое безрассудство и отправил на Черный остров двадцать вооруженных гридней во главе с Семеном Куницей, повелев приволочь к нему всех ушкуйников связанными.
«Ежели ушкуйники окажут сопротивление, порубите их всех мечами, и дело с концом!» – напутствовал Данислав Семена Куницу.
Дружинники высадились на Черном острове ранним утром. Однако разбойный стан оказался пуст. Починив свои быстроходные суда, ушкуйники ушли в очередной набег по рекам. У них было заведено всю летнюю пору промышлять где-нибудь разбоем.
Вскоре возвратился в Новгород Александр Ярославич, а в середине июня пришла на берега Волхова суздальская дружина во главе с Андреем Ярославичем. Начались сборы к выступлению на Псков, благо к Новгороду уже стянулись ратники из ближних и дальних городков, а также пришли отряды от лесных племен. На этот раз под новгородскими стягами собралась пешая рать в семь тысяч воинов. Новгородские бояре выставили отряд в четыреста конников. В княжеских дружинах было шесть сотен дружинников.
За сборами и разговорами о скором походе на Псков гридничий Данислав вскоре позабыл про ушкуйников. Не вспоминал о них и Бедослав, залечивавший свои раны, полученные в кровавой схватке на Черном острове.
Василиса, как ни старалась, не могла выведать у Бедослава о том, где и с кем он сражался, вернувшись к ней весь в крови. Бедослав твердил одно и то же, мол, по приказу гридничего, ему и еще нескольким гридням пришлось ловить разбойную шайку, творившую беззакония в Людином конце Новгорода. По глазам Бедослава Василиса видела, что он говорит ей неправду. Василису терзала догадка о том, что с Бедославом скорее всего пытались рассчитаться приятели ушкуйника Кривуши.
Эта догадка Василисы вскоре подтвердилась.
Однажды к ней в гости пришел ее брат и как бы между прочим завел разговор о том, что ушкуйники обложили налогом некоторых купцов, кто был дружен с покойным Яковом Катырем и кто пользовался их услугами. Иван Мелентьевич выяснил, что собранные деньги были использованы ушкуйниками на погребение нескольких своих дружков, убитых кем-то недавно.
– Мне интересно, сестра, Бедослав в одиночку перебил тех ушкуйников иль вкупе с княжескими гриднями? – поинтересовался у Василисы Иван Мелентьевич.
– С чего ты взял, что убитые ушкуйники – дело рук Бедослава? – сказала Василиса, смерив брата неприязненным взглядом.
– А раны у Бедослава откуда? – ввернул Иван Мелентьевич, погрозив сестре пальцем. – Меня не проведешь!
– Об этом ты у разбойников и спроси, – отрезала Василиса. – Ты же с ними знаешься с некоторых пор!
– Ушли ушкуйники в набег, – вздохнул Иван Мелентьевич. – Обратно они вернутся токмо осенью.
Видя, что Василиса держится с ним неприязненно, даже присесть к столу не приглашает, Иван Мелентьевич засобирался домой.
Неожиданно Василиса заявила:
– Должок на тебе висит, братец. Когда ты намерен расплатиться со мной?
– К-какой должок? – насторожился Иван Мелентьевич. – О чем ты, сестра?
– Лукерья поведала мне, что получил ты от Якова Катыря полсотни серебряных монет за то, что тот силой обладал мною, как наложницей, – холодно пояснила Василиса. – Полагаю, эти деньги должны мне принадлежать, братец. Лучше отдай мне добром это серебро, а то ведь я натравлю на тебя Бедослава. За ним ныне, сам знаешь, стоит сила немалая!
– Хорошо, сестрица! Ладно, как скажешь! – поспешно закивал головой Иван Мелентьевич. – Завтра же получишь полсотни монет серебром арабской чеканки.
– Не завтра, братец, а сегодня, – сказала Василиса, – но это еще не все. В ту ночь, когда слуги Катыря ворвались в мой дом, раздели меня донага и связали ремнями, ты был с ними. Покуда подручники твои запрягали во дворе лошадей в повозку, чтобы отвезти меня в загородное сельцо Катыря, ты бессовестно надругался надо мной. Не забыл, какие слова ты говорил тогда, насилуя меня? Ты молвил, что это есть расплата мне за блуд с бедным плотником, за то, что я не внимала твоим советам и вообще взяла себе слишком много воли!
При этих словах Василисы Иван Мелентьевич побледнел как мел.
– Ты думал, что ушкуйники рано или поздно убьют Бедослава, но этого не случилось, – продолжила Василиса, с ненавистью глядя на брата. – Более того, Бедослав сумел бежать из ливонской неволи и даже вступил в дружину Александра Невского. Представляешь, братец, что сделает с тобой Бедослав, стоит мне рассказать ему, как ты утолял свою похоть, лежа на мне. Думаю, Бедослав просто убьет тебя. И ему ничего за это не будет.
Иван Мелентьевич бухнулся перед Василисой на колени.
– Не губи, сестра! – взмолился он. – Прости меня! Помилосердствуй! У меня же двое деток малых и жена…
– Выплатишь мне отступное за тот свой гнусный проступок, – ледяным голосом постановила Василиса, не глядя на брата. – Возьму с тебя к тем пятидесяти дирхемам еще пятьдесят серебряных монет. Итого, с тебя причитается сто монет серебром. Половину отдашь сегодня же! Ступай!
Иван Мелентьевич вышел из терема Василисы на подкашивающихся ногах и от сильнейшего душевного расстройства двинулся по улице не в ту сторону. Он осознал это лишь, когда столкнулся лицом к лицу со Свирятой Резником, соседом Василисы.
– Эй, Иван, что с тобой? – проговорил словоохотливый Свирята. – Лица на тебе нету! Не иначе, ты лешего только что повидал. А может, муженек Лукерьи тебе промеж глаз кулаком приложил, а?
Свирята захихикал.
Иван Мелентьевич взглянул на щуплого Свиряту ничего не выражающим взглядом и коротко обронил:
– Да иди ты в задницу, приятель! Не до тебя мне.
Резко развернувшись, Иван Мелентьевич зашагал уже в правильном направлении.
– Иван, у тебя у самого такой вид, будто ты сам недавно из энтого места вывалился! – со смехом крикнул Свирята вослед брату Василисы.
Придя домой, Иван Мелентьевич бросился к своему заветному ларцу, где у него хранились деньги. Отперев замок на ларце, он принялся вынимать небольшие мешочки с глухо позвякивающими гривнами и монетами. Разложив мешочки на столе, Иван Мелентьевич трясущимися руками стал доставать и пересчитывать арабские монеты, украшенные замысловатой вязью.
При этом он ворчал себе под нос:
– Ох, и влип я, разрази меня гром! Ну, сестрица-паскудница, без ножа решила меня зарезать! За горло взяла, гадина!
Сзади скрипнула дверь.
Иван Мелентьевич суетливо оглянулся, по привычке прикрыв руками разложенные на столе деньги. Увидев жену, он недовольно бросил:
– Чего тебе? Не видишь, я занят!
– Кого это ты ругаешь, свет мой? – спросила Алевтина, подозрительно глядя на мужа. – Кто это тебя за горло взял? Неужто задолжал кому-то?
Алевтина подошла к столу, на котором стоял пустой ларец с откинутой крышкой и лежали в ряд разноцветные мешочки с деньгами. Тут же были разложены пятью одинаковыми столбиками серебряные арабские дирхемы.
– Ну, признавайся! – Алевтина встряхнула супруга за плечо. – Кому приготовил это серебро?
– Сестре нужно отнести, – нехотя ответил Иван Мелентьевич. – Дом она собирается покупать, вот и требует денег с меня. Я сначала хотел отказать, так Василиса угрожать мне стала. Заявила, что Бедослав у князя в чести, мол, захочет, силой отберет у меня деньги. И ничего ему за это не будет! Вся власть в Новгороде ныне у Александра Невского.
– Вот змеюка! – рассердилась Алевтина. – И много она требует?
– Пока сотню монет, – сказал Иван Мелентьевич, вновь начав отсчитывать серебряные дирхемы.
– Сколько у нас всего денег? – поинтересовалась Алевтина.
Иван Мелентьевич перестал звенеть серебром и, произведя мысленный подсчет, ответил супруге:
– Около шестисот арабских и немецких монет, да триста гривен. Товару я на днях много закупил, поэтому и казна наша оскудела. Но торговля ныне что-то плоховато идет, прибытка нету совсем.
– Сегодня Василиса сотню монет у тебя вытянет, а завтра еще двести монет потребует все на тот же дом, что тогда делать станешь, милок? – проговорила Алевтина, скупость которой была сродни скупости ее супруга. – Это уже кабала получается!
Ознакомительная версия.
