Подчеркнуто ОГПУ.
Понравилось оно даже взыскательной и в целом враждебно относившейся к Булгакову Н. Я. Мандельштам: «Я убеждена, что ни Пастернак, ни Ахматова не видели маленького ящичка, где ходят смешные человечки (по-моему, рассказ об ящичке – лучшее, что сказал Булгаков). Видеть сцену и слышать голоса актеров – необходимая предпосылка для сочинения театрализованных вещей» (Мандельштам Н. Я. Вторая книга. М., 1990. С. 297).
Профсоюзный «Медицинский работник» был органом довольно любопытным, в нем, например, часто печатался в те же годы, что и Булгаков, – ровесник Михаила Афанасьевича монархист и державник, принципиальный противник любого «сменовеховства» Иван Лукьянович Солоневич, будущий заключенный, беглец из СССР, автор знаменитой книги «Россия в концлагере», человек, судьба которого во многом перекликается с судьбой Булгакова, начиная с того, что в 1919 году в Киеве при белых Солоневич редактировал газету «Вечерние огни», а в 1920-м сыпной тиф, настигший его в Одессе, помешал журналисту уйти вместе с деникинцами. Тем не менее свой побег Солоневич, в отличие от Булгакова, совершил.
Среди прочего Булгаков сказал: «Я ничего не имею против того, чтобы пьесу ругали как угодно, я к этому привык, но я хотел бы, чтобы сообщали точные сведения. Я утверждаю, что критик Орлинский эпохи 1918 года, которая описана в моей пьесе и в романе, абсолютно не знает» (Булгаков М. А. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 8. М., 2004. С. 165).
Ошибка Л. Е. Белозерской: Гусь – не нэпман, а крупный советский чиновник, только морально неустойчивый.
В ноябре 1932 года в тайном донесении на имя Сталина А. П. Смирнову приписали фразу, которую он якобы произнес в адрес вождя: «И как это во всей стране не найдется человека, который мог бы „его“ убрать?» Вслед за этим дело Смирнова-Эйсмонта-Толмачева разбиралось на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, где три старых большевика обвинялись в том, что создали подпольную группу. Смирнов был исключен из партии в декабре 1934 года, а в 1937-м – расстрелян.
Г. Е. Зиновьев – 23 июля 1926 года; Л. Д. Троцкий и Л. Б. Каменев – 23 октября 1926 года.
Молельня не молельня, а с очень набожной купчихой Решетниковой Распутин действительно был знаком и останавливался в ее доме, когда приезжал в Москву.
Определение из дневника М. Пришвина.
Р. Л. Гинзбург – врач-хирург, хозяйка литературного салона, благодаря которой Булгакову и удалось снять квартиру. См. о ней и ее сестре в мемуарах Л. Е. Белозерской: «К обычному составу нашей компании прибавились две сестры Гинзбург. Светлая и темная, старшая и младшая, Роза и Зинаида. Старшая, хирург, была красивая женщина, но не библейской красотой, как можно было бы предположить по имени и фамилии. Наоборот: нос скорее тупенький, глаза светлые, волосы русые, слегка, самую малость, волнистые… Она приехала из Парижа. Я помню ее на одном из вечеров, элегантно одетую, с нитками жемчуга вокруг шеи, по моде тех лет. Все наши мужчины без исключения ухаживали за ней. Всем без исключения одинаково приветливо улыбалась она в ответ. Обе сестры были очень общительны. Они следили за литературой, интересовались театром. Мы не раз бывали у них в уютном доме в Несвижском переулке. Как-то раз Роза Львовна сказала, что ее приятель-хирург, которого она ласково назвала „Мышка“, сообщил ей, что у его родственника-арендатора сдается квартира из трех комнат. Михаил Афанасьевич ухватился за эту мысль, съездил на Большую Пироговскую, договорился с арендатором, вернее, с его женой, которая заправляла всеми делами».
С Ильфом у Булгакова были в целом хорошие отношения, и если в 1930-е годы с Катаевым они раздружились, то с Ильфом Булгаков дружил до самой смерти Ильи Арнольдовича.
Courses de cafards! L'amusement prefere de la defiante Imperatrice russe! (фр.); Corso del piatella! Races of cock-roaches! – Тараканьи бега! (ит., англ.).
Ewiva Janicharre! – Да здравствует Янычар! (ит.).
Away! Away! – Долой! Долой! (англ.).
It is a swindle! It is a swindle! – Афера! Афера! (англ.).
A trap! – Ловушка! (англ.).
I beg your pardon! – Прошу прощения! (англ.).
На самом деле, не придумал, а воспользовался известными фактами. Хотя Л. Е. Белозерская и вспоминала позднее о том, что «конечно, никаких тараканьих бегов не существовало. Это лишь горькая гипербола и символ – вот, мол, ничего иного эмигрантам не остается, кроме тараканьих бегов», – но это не совсем так. Ср.: «В Константинополе, как сообщают „Посл<едние> Нов<ости>“, один русский беженец Д., бывший владелец кинематографической фирмы в Петрограде, открыл… тараканьи бега. По длинному столу, на котором устроены желобки, бегут запряженные в легонькие колясочки – тараканы. Масса публики. Довольно крупная игра в тотализатор на этих усатых рысаков. Некоторые из игроков приносят с собою в коробочках свои „конюшни“. Тараканов осматривает особое жюри, взвешивает и т. д. Есть беговые и судьи, отменяющие иногда неправильные бега. Успех тараканьих бегов среди русской эмиграции огромный. Способная нация гг. эмигранты. Они быстро усвоили наставление своей белой прессы – мы должны вернуться в новую, будущую Россию, обновленными» («Новый мир» от 1 мая 1921 года. Рубрика: «Среди эмигрантов»).
Горький приехал из Сорренто на празднование своего 60-летнего юбилея. Это был первый визит на родину после 1921 года, когда по настоянию Ленина он уехал за границу; окончательно вернется в СССР 9 мая 1933 года. – Прим. ред.
Ошибка автора документа: разжаловали не Чарноту, а Хлудова (но не в солдаты, а уволили из армии).
Ср. в мемуарах Врангеля: «Хороший строевой офицер, генерал Слащев, имея сборные случайные войска, отлично справлялся со своей задачей. С горстью людей, среди общего развала, он отстоял Крым. Однако полная, вне всякого контроля, самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову. Неуравновешенный от природы, слабохарактерный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезненному пристрастию к наркотикам и вину, он в атмосфере общего развала окончательно запутался. Не довольствуясь уже ролью строевого начальника, он стремился влиять на общую политическую работу, засыпал ставку всевозможными проектами и предположениями, одно другого сумбурнее, настаивал на смене целого ряда других начальников, требовал привлечения к работе казавшихся ему выдающимися лиц (Врангель П. Н. Записки. Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары. Минск, 2003. Т. 11. С. 22–23).
Курносый потому, что эта роль предназначалась курносому Н. П. Хмелеву.
Николай Семенович Голованов (1891 – 1953) – известный советский дирижер, пианист, композитор, чье творчество подвергалось критике в 1920-е годы.
Многая лета, владыка! (греч.).
Впрочем если быть до конца точным, то следует признать, что стойкие и глубоко верующие люди в окружении Булгакова были – например, его биограф и очень близкий друг Павел Сергеевич Попов. Так, в статье В. Гудковой, Попову посвященной, читаем: «…по семейным воспоминаниям, Попов собирал и хранил документы о гонении на Церковь. „И, когда пришли с обыском, А. И. Толстая, проявив чудеса находчивости и самообладания, сумела губящие мужа бумаги то ли спрятать, то ли уничтожить. Но об этом эпизоде ни Павел Сергеевич, ни Анна Ильинична вспоминать не любили“, – рассказывал Н. И. Толстой. – <…> был Павел Сергеевич не просто православного вероисповедания, а истово верующим христианином. Церковь посещал всегда, в любые времена, и нередко имел из-за этого служебные неприятности» (Когда я вскоре буду умирать. Переписка М А. Булгакова с П. С. Поповым. 1928–1940. М., 2003. С. 32, 41). Единственное, что здесь можно заметить: в 1928 году отношения между Поповым и Булгаковым еще не были близкими, да и неясно, насколько откровенен мог быть с Булгаковым Попов в том, что касалось потаенной церковной жизни. Но именно П. С. Попов хранил у себя дома экземпляры «Бега» и «Мастера и Маргариты».
Заместитель местоблюстителя патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский), фактический глава Русской православной церкви, 29 июня 1927 года выступил с «Посланием православным архипастырям, пастырям и пасомым Московского патриархата» (именуемым в литературе Декларацией митрополита Сергия), в котором призвал верующих и священнослужителей к лояльности по отношению к советской власти. – Прим. ред.
