Георгий Ишевский - Честь

Кончился бал… Катя протянула кадету маленькую руку, затянутую белой лайкой перчатки, и застенчиво сказала:

— В субботу у нас… Папа все устроит.

Предание сохранило нам только имя этого кадета — «Сандро», да говорит, что он принадлежал к старинному и знатному роду воинственного кавказского племени, и приходится гадать, был ли это один из светлейших князей Дадиани, князей: Макаевых, Шервашидзе, Вачнадзе, или отпрыск благородных и храбрых линий осетин: Датиевых, Анзоровых, Арчековых, получивших свое образование в Симбирском корпусе…

В дом Френчей вошла молодость. Папа, как обещал Кате, действительно все устроил, и в очередную субботу полковник Руссэт, детально осмотрев мундиры, начищенные до предельного блеска пуговицы и бляхи поясов, отпустил семь кадет своего класса в отпуск к Френчам, предварительно прочитав им лекцию, как подобает держать себя в обществе симбирскому кадету. Сандро был назначен за старшего. Френчи были так внимательны, что прислали за кадетами просторные сани, запряженные тройкой гнедых, рослых лошадей. У Френчей кадеты встретили знакомых гимназисток, так же приглашенных папой через начальницу Якубовской гимназии, и атмосфера молодой застенчивости и неловкости, сразу уступила место простоте, непринужденности и искреннему веселью. Смеялись, шутили, танцевали, играли в забавную игру, очевидно вывезенную мисс Френч из английского пансиона. Катя поразила всех мастерской игрой на рояле, пробудив в душе не отходившего от нее Сандро, казалось несвойственную его воинственной натуре, лирику… лирику музыки, а, может быть, и лирику первого чувства.

Волна разочарования пронизала развеселившуюся молодежь, когда Максимилиан Френч объявил, что тройки поданы и кадетам пора возвращаться в корпус. Катя поехала провожать новых друзей и как то случайно оказалась рядом с Сандро. Быстрый бег коней мчавших санки, близость Сандро, охватили все существо Кати каким то непонятным, не испытываемым прежде, счастьем, от которого улыбались губы, в груди учащенно билось сердце и, разгоряченное непривычным волнением лицо, жадно пило морозное дыхание воздуха.

Весело побежали дни, недели… Как сказка промелькнуло Рождество с пышным балом в корпусе, со смеющейся молодым смехом елкой у Френч… незаметно подкралась игривая масленница с блинами, последними вечеринками, с катанием на санках…

Удар первого великопостного колокола оборвал для Кати и Сандро непрерывную цепь встреч, слов, желаний, волнений, оборвав какую то красивую недосказанную сказку, породив мысли боязни, что она ушла куда то далеко, далеко и никогда не вернется…

Пришла весна и вернулась сказка… Катя любила сидеть у обрыва, когда наступали розоватые сумерки, и слушать длинные рассказы Сандро о далеком седом Кавказе, о воинственных и храбрых горских племенах, их обычаях, красочном наряде, оружии, о горных тропах, по которым на взмыленных конях несутся отважные джигиты, каждую секунду рискуя принять смерть в зияющей пропасти горного ущелья, где, извиваясь зигзагами, как серебряная змея, несется кипящая злобной пеной, горная речка.

Как то Еесенним поздним вечером у того же обрыва, без лишних уверений и слов, сказка была досказана. Сандро нежно привлек к себе маленькую, хрупкую Катю и, смотря в ее горящие блеском глаза, тихо спросил:

— Хочешь навсегда быть моей?

В знак молчаливого согласия, Катя трепетно прильнула к его груди. Синяя ночь блестками загоревшихся звезд благословила сказку новой жизни Кати и Сандро.

Через месяц Сандро окончил корпус и вышел в Николаевское Кавалерийское училище с тем, чтобы через два года вступить в личный конвой Его Величества и, по примеру предков, отдать свою жизнь престолу и отечеству. Перед отъездом на Кавказ Сандро пришел проститься с Катей. Теплое разставание у обрыва не носило оттенка печали, так как оба понимали, что оно временное и неизбежное. Было решено, что перед поступлением в военное училище Сандро приедет в Симбирск и две недели будет гостем в доме Френч…

Катя отказала матери в обычной летней поездке в Крым, в Алупку, где Френчи имели свою дачу, и решила провести знойное лето на Волге. Она хотела остаться одна и разобраться в волнующих ее мыслях будущей жизни и счастья. Частые, бесхитростные и чистые как вода горной речки письма Сандро были тем воздухом, которым сейчас дышало молодое, любящее сердце Кати, воздухом одевающим жизнь каждого дня цветами счастья, любви и верности, воздухом без которого жизнь кажется ненужной и пустой.

В последнем письме Сандро сообщал что приедет в самом начале августа и прислал ей свою карточку.

— Сандро!.. милый… ты уже приехал, — в волнении шептала взволнованная Катя не могущая оторваться радостными глазами от суровой черной дали кавказских гор, на фоне которых на сухом кабардинце четко вырисовывалась фигура Сандро в белой черкеске с заломленной на затылок маленькой папахой. Переполненная счастьем скорой встречи с Сандро, Катя занялась приготовлением его комнаты. Она могла бы доверить это многочисленной прислуге, но почему то на этот раз ей хотелось сделать все самой, хотелось, чтобы каждая занавеска, картина, вазочка, лампа дышали бы ее заботой, излучали бы ее счастье. В свои 18 лет Катя не понимала, что она просто отдает дань прекрасному, неписанному закону «преддверия жизни», когда легко идешь на любую жертву, легко находишь извинения недостаткам, прощаешь ошибки, когда жизни двух людей еще не коснулась пагубная привычка.

Ночь на 1-ое августа Катя провела беспокойно часто просыпалась, всматривалась в темень ночи, прислушивалась к шелесту листьев… Ей казалось, что Сандро уже совсем близко, и каждый случайный шорох за окном она принимала за его шаги, и как только засветлел восток, она в халатике выбежала в сад и торопливо стала срывать с большого куста темно пунцовые, впадающие в черноту, розы, на лепестках которых блестящими капельками сверкали слезы росы. Опустив пылающее лицо в сорванную охапку цветов она радостно вбежала в комнату Сандро, с любовью расставила цветы в вазы, и только тогда вернулась на веранду, где с утренним завтраком ее ждала мать, несколько дней тому назад вернувшаяся из Крыма. Три первых дня августа прошли для Кати в томительных и бесплодных ожиданиях. Она заметно нервничала и в мыслях своих сердилась на Сандро за то, что он точно не сообщил дня своего приезда, но чувство сразу находило ему извинение и, улыбаясь своим мыслям, Катя соглашалась, что и 4-ое и 5-ое и 6-ое — тоже начало августа…

Френчи только что кончили ужинать и наслаждаясь теплым августовским вечером пили чай на открытой веранде… Поздоровевшая, загорелая от южного солнца, мама с увлечением рассказывала о несравнимых красотах Крыма, сказочной прелести южных ночей, водяной лазури сливающегося с горизонтом моря… В соседней с верандой комнате послышались чьи-то незнакомые быстрые шаги. Катя встрепенулась… Сандро, мелькнуло в мыслях… Беспокойный безотчетной радостью взгляд скользнул по двери, в черном просвете которой показался полковник Руссэт. Радушные хозяева радостно встретили нежданного гостя, усадили за стол.

— Совсем забыли нас деревенских жителей, — с улыбкой сказал Максимилиан Френч, передавая гостю стакан крепкого чаю.

— Я только что вернулась из Крыма и рассказывала своим об этом необыкновенном уголке русской земли… А что нового в Симбирске? — спросила хозяйка.

— В Симбирске ничего… а новость есть…. печальная новость… упавшим голосом проговорил полковник Руссэт, виновато скользнув участливыми глазами по Кате. Он остановился…

— Продолжайте, — взволнованным шопотом сказала Катя, предчувствуя что-то недоброе…

Руссэт молчал…

— Продолжайте, — пренебрегая тактом властно настаивала Катя.

— Родители Сандро известили меня письмом, что 22-го июля, накануне отъезда в Симбирск, в ущелье Сангалуг, сорвавшись с обрыва вместе с лошадью, погиб Сандро…

Ужас услышанной правды вызвал реакцию могильной тишины, нарушить которую по праву могла только Катя. Она безжизненно опустила голову, как бы стараясь скрыть от присутствующих искаженное страданием лицо, руки соскользнули со стола… Страшная борьба двух половин охватила все ее существо. Русская, воспринятая с молоком матери, повелевала дать волю неутешным слезам, ирландская, к холодному восприятию тяжелого, но не последнего удара жизни… Ирландское начало победило… Через минуту Катя подняла голову и, смотря на отца, процедила сквозь стиснутые зубы:

— Отец, я пойду в свою комнату…

Все поникли головой. Мертвую тишину нарушила далекая трель соловья и медленные шаги Кати… Ушла солгавшая сказка… ушла жизнь…

Предание говорит, что мисс Френч с необыкновенной стойкостью несла крест жестокого и незаслуженного горя и только ночами, одинокая, опустошенная, она уходила к обрыву, силясь отдать неутешную печаль: темной августовской ночи, робкому шопоту леса, далекому рыбачьему костру… Через пять дней Катя дала обет безбрачья.