Ознакомительная версия.
Все пятьдесят человек заговорщиков как в едином порыве старались для одной только заветной цели – обретение долгожданной свободы.
Для каждого мятежника Совет, теперь уже не Пяти, а Семи (прибавился Лукин и Кручина) были распределены строгие обязанности. Кто-то дружил с поварами и запасал провизию, кто-то осуществлял негласную разведку расположения башен и караульного помещения, сверял график несения службы караульных, привычки их, особенности, кто-то осуществлял контрразведку, кто-то мастерил ножи и стрелы, кто-то плел веревки, кто-то координировал все планы и давал распоряжения. Все, буквально все представители тайного союза были при деле.
К концу июня в остроге насчитывалось сто семь человек ссыльных, из которых больше половины являлись заговорщиками.
* * *
Первого июля тысяча восемьсот десятого года для всех заговорщиков Стретенского каземата пробил долгожданный «час икс». План Совета Семерых вступал в завершающую фазу. Поэтому после команды надзирателей: «Отбой!» никто из бунтовщиков не спал. Да и как тут уснешь: ведь решается судьба каждого! Каторжане нервничали и волновались чересчур. Все ждали, когда тюремные бараки будут открыты и начнутся боевые действия.
Алабин, как и все, тяжело вздыхал, охал и ворочался на нарах. Сердце его гулко стучало. Нервы были на пределе. Говорят, что ожидание смерти гораздо хуже, чем сама смерть. А ожидание долгожданной свободы – это сильнее мук Тантала! Причем во сто крат. Поручик столько месяцев ждал приближение этого судьбоносного дня. Считал дни, часы, минуты, а теперь уже и секунды. И вот этот день уже как никогда близок. Алабин сильно переживал и молился всем святым, чтобы все прошло идеально и гладко. Главное, чтобы братья Матвеевы не сплоховали. Иначе… Но лучше не стоит думать об этом. Ничего плохого не случиться. Бог должен вознаградить поручика за все его страдания. А сейчас нужно ждать, ждать и ждать… Потерпи, Дмитрий, скоро твоя мечта осуществиться. Уже скоро!
…И вот время перевалило за полночь. Флюиды сильнейшего напряжения и волнения перенасытили и без того тяжелый воздух тюремных бараков. Нервы заговорщиков были натянуты как струны. Кажется, послышится в звенящей тишине какой-то резкий окрик – и все каторжники вскочат со своих мест в едином порыве.
Отдыхающая смена тюремщиков в количестве восьми человек спали беспробудным сном в большой комнате. Почивал и начальник караула в своей комнатке. Среди солдат находились и пособники заговорщиков – Прохор и Иван Матвеевы. Они усиленно делали вид что спят. Под подушками у них лежали острые ножи. Всех сослуживцев своих Матвеевы подпоили хорошенько водкой и первачом: пусть покрепче уснут. На эту акцию мятежники не пожалели денег.
Наступал решающий момент…
Выждав еще немного, пособники заговорщиков потихоньку встали со своих кроватей, взяли ножи и начали свое черное дело. Они мастерски закололи во сне пятерых сослуживцев. Шестой проснулся и хотел, было, поднять тревогу, но Прохор повалил его на спину, зажал рот, а Иван нанес смертельный удар в сердце солдату.
Затем дошла очередь и до начальника караула. Когда братья Матвеевы зашли в комнату, тот, развалившись на стуле и откинув голову назад, смачно храпел. Последовал точный и сильный удар Прохора в середину грудной клетки – и командира не стало. Не стало слышно и храпа. Матвеевы обтерли ножи об мундир начальника караула, припрятали в рукава, вышли на улицу якобы по нужде.
Часовой окликнул одного из братьев Матвеевых.
– Эй, Прохор! Что там у вас за стоны в караульной, кому-то кошмарный сон привиделся?
– Да, это Кузьма Остроум стонет: плохое видение причудилось. Закурить бы? Махорка есть?
– Есть.
Часовой достал кисет и угостил сослуживца махоркой. Прохор скрутил козью ножку толщиной в палец и зачадил. К ним подошел и Иван.
– Выпить хочешь, Григорий? – спросил сослуживца Иван. – Пойдем, налью. Там еще много первача и огненной воды осталось.
– Нам же нельзя, мы в карауле. Да и начальник там.
– Кузьмич? Да он пьян как сапожник, дрыхнет без задних ног. Вылакал водки немерено. До утра пущай поспит, опосля растолкаем. А Прохор постоит покамест за тебя. Кого тут охранять-то? Пьяных сослуживцев? А все арестанты видят десятые сны и заперты под надежный замок. Да и часовые у их ворот слоняются. Куда эти арестантики денутся?
– Пожалуй, я пропущу чарку-другую, а то скучно на посту стоять, – соблазнился солдат предложением Ивана.
Но едва Григорий преступил порог караульной, как шедший сзади Матвеев всадил ему в бок нож, а затем добил еще двумя ударами в спину. Спустя минуту Иван вышел и позвал выпить второго часового. Тот, не чувствуя подвоха, сразу ухватился за предложение товарища. Второго караульного постигла та же участь что и первого.
В это время Ахрим заколол ножом часового второго барака, забрал ключи и открыл каземат… После совершенного преступления он стремглав кинулся ко первому бараку, быстро открыл замок, откинул его в сторону и, настежь распахнув дверь, крикнул в глубину помещения:
– Братья-арестанты, выходите! Пора! Путь свободен!
Все, кто готовились к побегу, повскакивали с нар. Проснулись и те, кто не принимал участие в заговоре. Алабин прокричал на весь барак:
– Братья, друзья, господа офицеры! Операция «Свобода» началась! Интендантской взвод остается здесь, заполняют котомки и ранцы припасами и берут хозяйственные принадлежности, а штурмовой взвод вперед за мной! Действуем быстро и слаженно!..
Интендантский взвод принялся выполнять распоряжение командира, а к десантному отряду второго барака присоединился отряд из первого. В руках объединённого штурмового отряда было пока только холодное оружие: топоры и ножи. Но вот Захар Кручина подхватил ружье убитого часового и устремился вперед. Теперь в руках восставших появилось и первое огнестрельное оружие.
Бурят Энай, прихватив с собой давно изготовленный лук и стрелы, сразу выдвинулся к одной башне, натянул тетиву, прицелился и выпустил самодельное копейцо… Оно стремительно полетело! Есть, меткое попадание Эная! Часовой, пронзенный облой деревянной спицей с острым костным наконечником, остался лежать на вышке. Его напарник татарин Равхат тут же ловко спустил тетиву и точным попаданием снял другого караульного… Сделав свое дело, лучники побежали к противоположную сторону к другим башням. Оставались устранить двоих дозорных на вышках ближе к главным воротам. Одного из этих караульных сморил сон, но другой часовой бодрствовал. Он-то и заметил какое-то подозрительное движение людей внутри острога.
Прохор и Иван суетились у главных ворот. Они готовились их открывать. И тут к братьям Матвеевым и обратился бдительный часовой.
– Эй, Прохор, Иван, там из бараков вырвались каторжники! Будите всю смену и вооружайтесь!
– Кто? Где? – притворился Прохор.
– Вон они! – караульный указал в направлении бараков и хотел было выстрелить в воздух чтобы поднять тревогу, но не успел: две стрелы одновременно впились в него. Это на славу постарались алабинские стрелки Энай и Равхат.
Бдительный дозорный полетел на землю. Раздался громкий шлепок – и тело караульного замерло. Энай залез на другую вышку и хладнокровно перерезал горло видевшему девятый сон нерадивому часовому.
Алабин ликовал: вся операция по устранению охраны острога прошла без сучка и задоринки. И никто из них даже не подал сигнал тревоги. Но начало восстания не обошлось малой кровью. Уже четырнадцать человек стражи во имя свободы были умерщвлены. Мятежники забежали в караульный дом и быстро разобрали казенное оружие: сабли, пистолеты, ружья, сумки с порохом, пули, и двинулись вперед!
Ахрим кинулся помогать своим братьям, и вскоре высокие и массивные ворота каземата были открыты.
Вот она долгожданная свобода! Виват!
Выпущенного из кувшина джина – мятежные души – теперь уже нельзя было удержать! Как и говорил Алабин, те каторжники кто не участвовал в заговоре, тоже присоединились к восставшим. Никому из них не захотелось оставаться в неволе. Тем более раз подвернулась такая счастливая возможность сбежать с каторги. А еще они прекрасно понимали, что если они не последуют за восставшими товарищами, их все равно жестоко накажут раздосованные массовым побегом власти. Законопослушные каторжники ответят за всех сбежавших сокамерников, за все убитых стражников и за все промахи тюремного начальства. Бедняг будут бить кнутами, палками, издеваться над ними, пытать. Накажут вплоть до смертной казни. Поэтому тем, кто не участвовал в заговоре, было естественно разумнее влиться в ряды мятежников, чем оставаться в своих казематах.
И вот толпа из ста тринадцати человек устремилась к основным казармам и дому коменданта. И здесь мятежники под чутким руководством офицеров и атамана Лукина делали все слаженно и правильно. Бурят сзади ножом снял одного часового, татарин – второго. У арсенала поляки Юзевский и Сташинский с несколькими соотечественниками сняли и третьего караульного. Часть восставших начали выносить из сарая ружья, пистолеты, сабли, штыки, порох, пули, подсумки, шинели. Другая часть – подперла дверь казармы бревнышками и жердями, натаскала сучьев и сломы, насыпала туда е пороха и подпалила факелами. Помещение сразу охватило огнем. Пока служивые проснулись от запаха дыма, пожар уже хорошо разгорелся. Они в одних рубахах и подштанниках кинулись к двери, но не смогли ее выломать. Некоторые солдаты стали разбивать окна и выскакивать наружу. Охваченные огнем, они падали на траву катались в траве и умирали от боли и шока. Остальных, опалённых и наглотавшихся угарного дыма вояк мятежники рубили саблями и топорами. Никто из солдат и казаков не должен был уйти в город и предупредить своих о восстании каторжников.
Ознакомительная версия.
