– Не сбежал ведь. Даже из пулемета стрелял.
– Паршивенько он стрелял, руки тряслись.
– Так его другим вещам в училище обучали.
– Во-во, языком чесать, да политзанятия проводить.
Подошли двое бойцов из батальона Зимина, попросили закурить. Угостили их махоркой.
– Это у вас, что ли, костер залили?
– У нас. Концентрат пшенный сварить хотели. Ваши же погранцы не дали.
– Правильно сделали. Демаскируете всех своим дымом.
– А без жратвы как? Ребята сырьем эти концентраты грызут. По четвертушке на брата.
– Без еды не повоюешь, – согласился Грицевич. – Чего же вы так плохо подготовились? Ни харчей, ни патронов, ходите махорку стреляете. Старшина-то ваш живой?
– Живой, а что толку? Обоз и полевые кухни разбили. Да и черт с ним, с обозом. Из роты тридцать человек осталось. Кого постреляли, кто пропал, а местные в лес убежали.
– Ты, выходит, снайпер? – спросил другой красноармеец, показывая на винтовку с оптическим прицелом. – Первый раз такую штуку вижу.
– А я первый раз в человека вчера стрелял. То бишь в фашиста. Ничего, валятся с ног и дальше не бегут.
– Много побил?
Грицевич промолчал, а Мальцев ответил, что всей заставой положили не меньше взвода.
– А вы гранаты в кусты покидали, – добавил он.
– Покидали, – согласился красноармеец и попросил еще махорки. – Как тут не бросишь, когда нас бомбами закидали, а потом танки пустили. Идут, громыхают, из пушек и пулеметов лупят. Наши пушчонки «хлоп-хлоп», а танки идут как ни в чем не бывало. Смяли пушки в блин вместе с расчетами, и пошла потеха. Я так бежал, что не только про гранаты, а собственное имя забыл. Ладно, спасибо за махорку, пошли мы.
– Шагайте, защитники, – сплюнул Василь. – Салом пятки не забудьте смазать.
Бойцы на обидное напутствие даже не обернулись. Наверное, еще не до конца верили, что живыми вырвались.
Из штаба вернулся политрук Зелинский. Он побрился, привел в порядок новенькую форму со звездой на рукаве и, кажется, пришел в себя. Собрал заставу, взвод Кондратьева и торжественно объявил, что вчера по радио выступил товарищ Вячеслав Михайлович Молотов. Оглядел всех, сделал паузу, чтобы все прочувствовали важность момента. В руках Зелинский держал листы с печатным текстом.
– Чего тянет? – шепнул на ухо Мальцеву, Василь Грицевич. – Будто про мощный ответный удар сообщить хочет. Что-то не похоже.
Однако ничего нового о положении на фронте бойцы не услышали. Политрук с выражением зачитывал заявление председателя совета народных комиссаров Молотова, время от времени внимательно оглядывая бойцов.
– Эта война, – читал Зелинский, – навязана нам не германским народом, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии. Наше правительство призывает вооруженные силы самоотверженно сражаться с фашистскими захватчиками.
Отрываясь от текста, политрук снова вспоминал события вчерашнего дня и говорил, что шестая застава, как и остальные пограничные заставы, нанесли ощутимый удар по агрессору и будут воевать так же умело в дальнейшем.
Собираясь на совещание политработников, Зелинский слегка переборщил. Кроме полевой сумки и кобуры с пистолетом, он захватил с собой автомат, который весил вместе с заряженным диском пять с лишним килограммов. ППШ оттягивал плечо, мешал держать листки и постоянно сползал.
– Товарищ Молотов заявляет, – подтягивая в очередной раз автомат, продолжал политрук, – наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами. Теперь всем ясна обстановка? Кто хочет выступить?
– Еще вчера все ясно стало, – сказал старшина Будько. – Вот ведь черт, третья война на моем счету. Опупеть можно.
Слишком примитивное отношение неграмотного старшины к правительственному заявлению политруку не понравилось, но он не стал делать замечание. Поднял Василя Грицевича:
– Что скажете вы, товарищ сержант, как представитель братской Белорусской Социалистической республики.
– Какой я представитель? Я – снайпер.
– Свое отношение скажите.
Василь немного подумал и ответил:
– Ситуация понятная. Ничего хорошего, война началась. Фашистов надо бить, а не бегать и гранаты по кустам раскидывать. А соседи из стрелкового батальона без патронов сидят и пшенные концентраты сырьем грызут. Покормить бы их. Мы-то салом с сухарями позавтракали, спасибо Якову Павловичу. Заботливый у нас старшина. И одел нас нормально. Без шинелей в здешних местах ночью намерзнешься.
– При чем тут шинели? Как ты речь товарища Молотова понял?
– Как все. Будем воевать.
Высокий, спортивно сложенный сержант был отнюдь не простачком. Василь Грицевич закончил девять классов, работал до армии на железной дороге, собирался учиться в техникуме.
Ему не понравилось излишне торжественное, словно на большом собрании, выступление политрука. Он постоянно вспоминал о своей большой семье и с тоской думал, что не сегодня так завтра все они окажутся под фашистом. Сестренке семнадцать лет, красивая девка, а средний брат комсомолец. Коммунистический союз молодежи… немцы своих коммунистов сгноили, не пощадят и остальных.
Матери грыжу недавно вырезали, в больнице лежит. А ей под шестьдесят, как лечиться будет? И старший из братьев, Антон, в Минске мастером работает. Может, в армию призвали, а может, под бомбежку попал. Ведь говорится в заявлении, что бомбили Житомир, Киев, Севастополь и другие города. Минск тоже рядом с границей, меньше трехсот километров расстояние.
Делать замечание Грицевичу политрук не стал. Молчаливый белорус был явно чем-то раздражен. Кроме того, он хладнокровно и метко стрелял вчера в фашистов, чем сразу завоевал авторитет.
– Вы воюете лучше, чем выступаете перед товарищами, – с добродушной улыбкой пытался сгладить неловкую паузу Зелинский.
– Как умею, – буркнул снайпер, не реагируя на душевность политрука, похвалившего его.
А Будько, тот еще фрукт, пригревшийся возле Журавлева, ехидно шевельнул прокуренными усами и посоветовал:
– Вы, товарищ политрук, снимите автомат с плеча. Мешает он вам воспитывать личный состав. Бой-то в ближайшее время вряд ли начнется.
Подначивает старшина. Напоминает, как вчера Илья Борисович возле пулемета топтался и его пришлось менять. Авторитет политработника подрывает! На самом деле немолодой старшина Будько сильно умаялся и хотел поспать. Долгое выступление Зелинского его утомило. К счастью, подошел Журавлев, глянул на часы и озабоченно спросил:
– Заканчиваете, Илья Борисович? – И сразу, не дожидаясь ответа, приказал всем разойтись по местам. – Скапливаться нежелательно. Немцы с воздуха разглядеть могут. Мальцев, ты останься, разговор есть.
– Мне тоже можно остаться? – с долей обиды спросил политрук.
– Оставайся, если других дел нет.
– Дел у меня хватает, – начал было объяснять Илья Борисович. – Замначальника политотдела просил…
– После поговорим, хорошо? Слушай, Николай. От нас просили двух человек в помощь тыловикам. У них полуторку по пути на станцию немецкие самолеты повредили. А ты парень расторопный, в моторах разбираешься, даже машину водить умеешь. Помоги им, ну и охрану обеспечь. Возьми Петра Чернышова и шагай в штаб. Там тебя техник-интендант ждет.
Журавлев помялся и заговорил потише:
– И личная просьба. Я за жену переживаю. Узнай, если сможешь, ушел состав с эвакуированными? На станцию соваться нельзя, там немцы, но переезд «восьмой километр» в лесу по дороге находится. Может, обходчик или другие люди что-то знают.
– Выясню, Иван Макарович, – кивнул Николай.
– Я бы Андрея Щербакова послал. Но он в технике не разбирается.
– Выясню, – повторил Мальцев. – Не беспокойтесь.
* * *
Техник-интендант, невысокий, с кубарями в петлицах гимнастерки и пистолетной кобурой на ремне, только что имел неприятный разговор с начальником штаба отряда. Майор высказывал все, что думает о тыловиках. Напомнил, что отдают под суд даже за потерянную винтовку, а техник оставил на произвол судьбы целый грузовик с боевым имуществом и боеприпасами.
Техник-интендант из службы тыла был не так и виноват. Они ехали вдвоем с водителем и были обстреляны с воздуха. Пробило три колеса, радиатор, кабину. Полуторку кое-как загнали в лес. Жечь машину интендант не решился. В первый день войны многие еще не рисковали произносить слово «война» и действовать согласно боевой обстановке.
Теперь ящики с патронами и гранатами (если их не перехватили немцы) были бы очень кстати для скопившегося в лесу отряда. Двинулись в путь пешком, ни лошади, ни повозки начштаба не выделил.
– Для раненых не хватает. Да и опасно по дорогам раскатывать. Если все будет в порядке, назад осторожнее добирайтесь.
– А если нет? – невольно вырвалось у техника-интенданта.
Он был призван в армию недавно. На учебных курсах столько вдалбливали об уголовной ответственности за утерю имущества, что парень ожидал самого худшего. Начштаба, хорошо послуживший майор, вздохнул и лишь отмахнулся. Он видел за прошедшие сутки столько брошенных, неисправных или поврежденных машин, что пугать старательного тыловика не имело смысла.
