– Святой отец, будьте моим заступником! – К этому времени он почти совсем протрезвился.
– Чжи-шэнь, – строго обратился к нему игумен, – ты доставляешь всем нам много беспокойства! Когда в прошлый раз ты напился и устроил скандал, я сообщил об этом твоему названому брату Чжао. И он прислал письмо, в котором просил монахов простить тебя. Сегодня ты снова нарушил святые заповеди Будды! Напившись до безобразия, ты сломал беседку и разбил статуи богов-хранителей, стоящие у ворот. Все это было бы еще полбеды, но ты учинил безобразие в самом храме и разогнал всех монахов, а это уже непростительный грех! Наш монастырь Манджутры Бодисатвы существует тысячу лет, это место священно, и мы больше не можем терпеть твое богохульство! Иди за мной в мои покои. Ты проведешь там несколько дней, а я тем временем постараюсь устроить тебя куда-нибудь в другое место.
Затем игумен отослал монахов обратно в храм предаваться самосозерцанию, а получившим ушибы разрешил отдохнуть.
Чжи-шэня он оставил у себя ночевать.
На следующий день, посоветовавшись с настоятелем храма, игумен решил выдать Чжи-шэню немного денег на дорогу и отправить его в другой монастырь. Однако об этом они решили предварительно известить Чжао. Игумен послал к нему двух служителей с письмом да еще поручил им обо всем подробно рассказать и сразу же возвращаться с ответом.
Когда Чжао прочел письмо, ему стало очень тяжко. Он написал игумену почтительный ответ, в котором говорилось: «На восстановление статуй богов-хранителей и беседки я немедленно вышлю деньги, а что касается Чжи-шэня, отправляйте его, куда сочтете нужным».
Получив такой ответ, игумен приказал слугам достать монашеское одеяние из черной материи, пару туфель и десять лян серебра. Потом он призвал Чжи-шэня и сказал ему:
– Когда ты впервые в пьяном виде учинил в монастыре бесчинство, это можно было отнести за счет твоего недомыслия. Но ты снова напился и настолько потерял рассудок, что разбил статуи богов-хранителей, сломал беседку и даже выгнал из храма всех монахов, углубившихся в самосозерцание. Это уже тяжкий грех. К тому же ты ранил многих. Мы удалились от мира, это место благостно и свято, а твои поступки нарушают его чистоту. Ради твоего благодетеля господина Чжао я даю тебе письмо, чтобы ты мог найти себе иное пристанище. Здесь я больше не могу тебя оставить. Вечером я прочту тебе напутственную речь, четыре строчки наставления, которые должны наставить тебя на праведный путь.
– Отец мой! – воскликнул Чжи-шэнь. – Я готов направиться туда, куда ты посылаешь меня, и с благодарностью приму твое наставление.
Если бы игумен не отправил Лу Чжи-шэня в назначенное место и не заставил его следовать данному завету, то, возможно, не произошло бы тех событий, о которых можно сказать:
Монаха посох вскинувши, играя,
Сражался он с героями Китая.
Вздымай во гневе инока кинжал,
Чтоб всюду он предателей сражал!
О том, какими словами напутствовал Лу Чжи-шэня игумен, рассказывается в следующей главе.
Глава 4
повествующая о том, как атаман разбойников оказался под расшитым свадебным пологом и как Лу Чжи-шэнь учинил скандал в деревне Таохуацунь
Итак, игумен сказал Чжи-шэню:
– Здесь тебе больше нельзя оставаться. У меня есть духовный брат по имени Чжи-цин, который управляет монастырем Дасянго в Восточной столице. Ты пойдешь к нему и вручишь это письмо. Попроси его дать тебе какую-нибудь службу при монастыре. Этой ночью мне было видение, и я поведаю тебе о четырех знамениях, касающихся тебя. Смотри, крепко запомни их и следуй им всю жизнь.
– Я готов выслушать ваши наставления, учитель, – отвечал Чжи-шэнь, опускаясь перед ним на колени.
Тогда игумен торжественно произнес:
– В твоей жизни счастье связано с лесом; гора сулит тебе богатство; избегай больших городов, но можешь спокойно останавливаться у полноводных рек.
Внимательно выслушав эти слова, Лу Чжи-шэнь отвесил игумену девять поклонов. Затем он подвязал дорожные сумы, и спрятав письмо игумена, взвалил на плечи узел с вещами.
Распростившись с игуменом и со всеми монахами, Лу Чжи-шэнь покинул гору Утай и направился в гостиницу, расположенную рядом с кузницей. Там он решил немного передохнуть, дождаться, когда будут изготовлены посох и кинжал, и затем отправиться дальше.
Уходу Лу Чжи-шэня из монастыря все монахи очень обрадовались. Настоятель приказал починить разбитые статуи богов-хранителей и сломанную беседку. Спустя несколько дней в монастырь прибыл и сам Чжао с богатыми подарками и деньгами. Статуи богов и беседка были восстановлены, и об этом мы больше не будем рассказывать.
Последуем лучше за Лу Чжи-шэнем. Он прожил в гостинице около кузницы несколько дней и дождался выполнения своего заказа. Затем он приказал сделать ножны для кинжала, а посох покрыть лаком. Хорошо вознаградив кузнеца за труд, Лу Чжи-шэнь снова взвалил на плечи свой узел, привесил к поясу кинжал, взял в руки посох и, простившись с хозяином гостиницы и кузнецом, тронулся в путь. Встречные принимали его за бродячего монаха.
Покинув монастырь на горе Утай, Лу Чжи-шэнь направился в Восточную столицу. Более полмесяца провел он в пути, стараясь не останавливаться в монастырях и предпочитая ночевать на постоялых дворах, где готовил себе еду; днем же он заходил в придорожные кабачки.
Однажды, следуя намеченным путем, Лу Чжи-шэнь так засмотрелся на красоту окружающей природы, что не заметил, как наступил вечер. До постоялого двора было далеко, и он оказался без ночлега. Как на беду, на дороге не было никого, кто мог бы составить ему компанию, и он не знал, где устроиться на ночлег. Пройдя еще двадцать ли и миновав какой-то деревянный мостик, Лу Чжи-шэнь заметил вдалеке мелькающие огни и вскоре подошел к поместью, расположенному в лесу. Сразу за поместьем поднимались крутые горы, словно нагроможденные друг на друга. «Что поделаешь! – подумал Лу Чжи-шэнь, – придется попроситься ночевать здесь». Он поспешил к поместью и увидел несколько десятков поселян, бегавших взад и вперед и что-то перетаскивавших.
Подойдя к ним вплотную, Лу Чжи-шэнь оперся на свой посох и с поклоном их приветствовал.
– Монах, зачем ты пришел сюда в такое позднее время? – спросили поселяне.
– Я не успел добраться до ближайшего постоялого двора, – отвечал Лу Чжи-шэнь, – и хотел попросить у вас разрешения переночевать здесь. Завтра я пойду дальше.
– Ну, здесь с ночлегом у тебя ничего не выйдет, – отвечали селяне. – У нас и так сегодня хлопот хоть отбавляй!
– На одну-то ночь, уж наверно, можно найти приют, – возразил Чжи-шэнь, – ведь завтра я уйду!
– Проваливай-ка лучше, монах, – закричали крестьяне, – или тебе жить надоело!
– Что за чудеса? – удивился Чжи-шэнь. – Что же тут особенного, если я проведу здесь одну ночь. И причем тут моя жизнь?
– Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову! А не уйдешь – мы тебя свяжем!
– Ах, деревенщина неотесанная! – рассердился Чжи-шэнь. – Я ничего плохого вам не сказал, а вы вязать меня вздумали!
Некоторые из селян принялись ругаться, другие же старались уговорить его уйти. А Лу Чжи-шэнь, схватив свой посох, совсем было собрался пустить его в ход, как увидел, что из усадьбы вышел какой-то пожилой человек. Чжи-шэнь сразу решил, что ему было за шестьдесят. Старик шел, опираясь на посох, который был выше его. Приблизившись, он крикнул крестьянам:
– Что это вы раскричались?
– Да как нам тут не кричать, – отвечали те, – ведь этот монах собрался нас бить!
– Я из монастыря, что на горе Утай, – выступив вперед, сказал Лу Чжи-шэнь, – держу путь в Восточную столицу, где буду служить. Я не успел дойти до ближайшего постоялого двора и решил просить ночлега в вашем поместье, а эти невежи собрались вязать меня!
