Ознакомительная версия.
Санкт-Петербург. Ресторан «Астория». Мужской туалет. Ночь
Ленин стоит во весь рост перед зеркалом и рассматривает себя уже в новом одеянии:
– Да. Всё в размере. Правда, пиджак узковат. Отъел я брюшко. Но, ладно, не буду застёгивать! Просто жених! Хоть под венец. И невеста ведь… Революция!
– Настоящий! – гауптман достаёт флакончик одеколона – «Kolnisch Wasser».
– Как же! Помню этот запах, – Ленин, не жалея, прыскает на себя одеколон.
Санкт-Петербург. Ресторан «Астория». Ночь
Зал, полный дам в вечерних платьях, мужчин в смокингах. Ленин и гауптман перемигиваются, подходят к буфетной стойке. Заказывают по лафитнику водки.
– Как вас величают ваши хорошие знакомые, гауптман?
– Ганс.
– Очень приятно, Ганс. Выпивают.
ДИКТОР:
Гауптман Ганс Штольц. Уцелеет в дни революции в Германии, благодаря Иоффе. В 1929 году будет участвовать в организации встречи Сталина с неудавшимся немецким путчистом Адольфом Шикльгрубером (Гитлером) на яхте в Чёрном море. Убит 30 июня 1934 года в «ночь длинных ножей», когда Гитлер станет убирать бывших своих соратников – штурмовиков Рёма.
Санкт-Петербург. Возле Смольного. Ночь
Горят огни. Подъезжают и отъезжают автомобили и мотоциклы. Огромный броневик с развевающимся красным флагом выползает из ворот. Костры. У входа стоят пулемёты со снятыми чехлами. Во дворе ещё несколько броневиков с работающими моторами.
Санкт-Петербург. Смольный. Актовый зал. Штаб. Коридоры. Ночь
Много людей. Все курят. В коридорах и в актовом зале тоже. На трибуне сменяются ораторы.
В комнате Иоффе Троцкий с Зиновьевым работают над проектом постановления:
– …И я думаю, что в постановлении Съезда обязательно должны быть зафиксированы руководящие товарищи, – говорит уверенно Троцкий.
Входит Свердлов.
– А ты знаешь про Зимний, Яша? – Подзывает его, загадочно улыбаясь, Иоффе.
– Нет. А что?
– А то…
Иоффе шепчет ему на ухо новость:
– В связи с… – громко, репетируя, произносит Троцкий, – «Съезд принимает на себя всю полноту власти в стране и утверждает исполнительный орган управления!» И тут даём перечисление имён. «Зиновьев, Каменев, Троцкий…
– Простите, товарищи, а почему в этом перечислении отсутствует Ленин? – удивляется Иоффе. – Это как-то…
– А как мы будем объяснять съезду? Нет, мы не можем фигурировать именами отсутствующих! – Троцкий наклоняется к Иоффе и шепчет, – Послушай, Адольф, занимайся своим делом. У тебя здорово всё получается.
Троцкий Свердлову, который, с трудом осваивает полученную от Иоффе информацию:
– Мы, товарищ Свердлов, готовим состав руководства. И хотели бы вас туда включить. Вы не против? Вас и Подвойского. Или это будет уже много?
– Многовато. Мне кажется не надо размазывать, – говорит Зиновьев. – Четыре основных фигуры. Чтобы не было путаницы. Троцкий, Каменев, Зиновьев, Свердлов.
Санкт-Петербург. Ресторан «Астория». Ночь
Ленин и гауптман выпивают очередную рюмку. К стойке пробирается пьяный Джон Рид и случайно толкает Ленина:
– Pardon. I am so sorry.
– Американец?! – удивляется Ленин.
– Специальный корреспондент прессы США Джон Рид. Сегодня! Своими глазами! Арест министров временного правительства! Уже отправил телеграмму в The Associated Press. Процессом откомандовал чудный парень – он смотрит в блокнот – Антонов. Ну, просто будущий Наполеон. А вообще, честно говоря, скучно тут у вас. Мало стрельбы, взрывов. И совсем нет вождей. Вот Мексика… Там всё пахло порохом! Панчо Вилья! Эмилиано Сапата! Личности! Я с ними вот так… Лицом к лицу. Сидел, пил тэкилу. Не читали? Две мои книги. «Мексика в огне»! А тут… Какие-то безликие «соратники», «товарищи». Только один вроде бы более… – заглядывает в блокнот, – Троцкий-Бронштейн.
– А Ленин?! – спрашивает Ленин.
– О! Загадка! Упоминается часто. Но его давно никто не видел. Может, его нет в природе. Миф?!
– Позвольте представиться, Ленин!
– Да, бросьте! Разыгрываете бедного пьяного журналиста. Вот Вам, хаха, Ле-ни-ин, моя визитка. А ваша? Ах, у вас нет?! Ну… Короче, если окажетесь Лениным и вождём, звоните. Я возьму у вас колоссальное интервью и прославлю на весь мир.
Ленин и гауптман протискиваются по залу среди дам с большими декольте. Гремит музыка. Оркестр играет выходную арию из оперетты «Сильва». Гауптман даёт на чай швейцару.
Выходят на улицу. Мимо прокатываются грузовики с финскими боевиками.
Ощущение нового шикарного костюма на плечах и принятая водочка после стольких волнений:
– Ну что, Ганс, поедем делать нашу революцию, – улыбается Ленин.
– Тьфу-тьфу! – гауптман суеверно плюёт через плечо. – Вашу!
– Хорошо. Сначала нашу…
Санкт-Петербург. Зимний Дворец. Библиотека. Анфилада. Ночь
Из шкафа пожилой матрос достаёт голую, всю в крови девочку – солдатку женского батальона, чудом не затраханную насмерть в массовом изнасиловании. Спрятал он её. Девочка в нервном тике трясёт головой. Дрожит. Матрос натягивает на неё штаны, одевает её в матросскую шинель. Сапоги на ноги. Бескозырку на стриженую голову. И ведёт её по коридору Зимнего Дворца. Вокруг пьяная матросня. Танцует, испражняется на картины, прикладами разбивает скульптуры.
Санкт-Петербург. Набережная у Зимнего Дворца. Ночь
Туман. Моросит дождь. Матрос выводит девочку на набережную. Вытирает кровь с лица.
– Уходи, родная. Ты прости их всех, ангел!
Девочка идёт, качаясь. Мимо катится очередной автомобиль с матросами. С него кричат:
– Эй, юнга. Что? Перебрал? Пить надо умеючи! Девочка растворяется в ночи и тумане.
Санкт-Петербург. Смольный. Штаб. Ночь
Хозяйка конспиративной квартиры Ленина, передав записки Свердлову, собирается уходить:
– И что передать Владимиру Ильичу?
– Что всё идёт в соответствии с его директивами, – при этом Свердлов бросает записки в ящик стола, не глядя в них. – Кстати, как там? Какие-нибудь неожиданности? Крупская?
– Была три дня назад.
– Арманд?
– Вчера.
– Что делает в остальное время?
– Каждое утро скупаю для него все газеты. Пишет. Насвистывает из оперетты что-то и пишет.
– Писатель… Привет передавайте от всех нас. Свердлов уходит в комнату Иоффе.
Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. Трубецкой бастион. Общая камера. Ночь
Терещенко просыпается, Рутенберг поит его тёплым чаем:
– Вы простите, Михаил, я втянул вас в смертельное дело.
– Нет! Это вы из за меня, Пётр Моисеевич, вляпались. Вы же ранены?!
– Да ладно, легко зацепило. Главное, теперь выбраться. Газеты уже, увы, в руках Советов. Но буквально на этой неделе мои люди постараются организовать всё-таки публикации в Москве и Нижнем Новгороде. И потом телеграфом по стране. В конце концов, через месяц Учредительное Собрание. Пойдём к депутатам. Предъявим на первом же заседании. И весь этот большевистский кошмар развеется как сон.
– Нет.
– Что значит «нет»?!
– Сегодня вечером в камеру ко мне приходил Ульянов…
– Ну, да. Ленин. Ангел, Сатана… Спокойно! У вас жар.
– Нет. Действительно, приходил Ленин. Мы с ним долго разговаривали. И он мне дал слово, что он не употребит эту заинтересованность Германии в мире во вред русскому народу и республике… Он мне дал честное благородное слово!
– Ну, честное благородное слово могу вам дать и я, что…
– Но я дал ему своё слово, что до Учредительного собрание ничего не буду предпринимать.
– Вы идиот. Клинический идиот!
– Он обещал, что всех утром выпустят. Нас с вами в первую очередь. Я назвал вас? Это ничего?
– Ничего, ничего…. Спите.
Рутенберг трогает горящий лоб Терещенко, качает головой. Обнимает его. Сидит, смотрит в стенку.
Санкт-Петербург. Возле Смольного. Ночь
Большое оживление. Жгут костры. Транспаранты. Флаги. Всё для завтрашней манифестации.
Гауптман ведёт машину. Сзади грузовик с группой сопровождения.
– Ах, сколько листовок! Сколько бумаги! А плакаты! Транспаранты! Наглядная агитация! Живенько! – радуется как ребёнок Ленин.
– Бумага, краски, типографии. Всё наше!
– А вдруг у вас такое случится, Ганс… – шутит Ленин.
– Что вы! Мы немцы! Ха-ха. Наши граждане не возьмут вокзалы, а пойдут брать перронные билеты.
Оба смеются. Автомобиль с ними и грузовик сопровождения подъезжают к Смольному. Выбираются из машины.
– Ну, просто, пчелиный улей гудит. Сможем пройти?
– А как же! Ведь улей гудит за деньги фатерлянда!
Гауптман идёт впереди. Ленин смотрит ему вслед. Нехорошо смотрит. Как убийца. А как же – ведь костюмчик уже снял…
Тут Ленина со всех сторон окружают боевики гауптмана. Винтовки, штыки. Все в матросских бушлатах. И у каждого на голове новенькая бескозырка. И на ленточке гордо «Аврора». Так в середине этого каре он и входит в Смольный. Впереди Лёха. Он ведёт уверенно. Знает куда.
Санкт-Петербург. Смольный. Ночь
Ознакомительная версия.
