Нева, Ладога… Через неделю «ради солдатской трудности» дневная передышка в Тихвинском монастыре и, кстати, первое упоминание о сане узника – «архиерей Феодосий». На каких-то реках мастерили своими силами для переправы плоты, в каких-то селах сами разыскивали лошадей. Где взять в майскую пору крестьян! В Белоозере случай с асессором Снадиным: обещал, да не дал лошадей. Оглоблин отправил гренадера – «и оной пришед к его двору стал спрашивать, что дома ли он, Снадин, и его, Снадина, служитель говорил, что де ты пришел будто к мужицкому двору, и пришел ты в щивилетах и сказал: Снадин гоняит за собаками». Так и пришлось уйти ни с чем.
А может, и не случайность, не небрежение своими обязанностями – просто нежелание помогать тюремщикам? Ведь придет же к Федосу в Вологде проситель с жалобой на местных раскольников. Конечно, по незнанию – придется ему потом расплачиваться допросом в местной Тайной канцелярии, – но все-таки имя Федоса достаточно известно и уважаемо. Дальше день за днем – Тотьма, Устюг Великий, Корельский монастырь…
Лондон
Министерство иностранных дел
Правительство вигов
– Последняя депеша из Петербурга требует разъяснений, Грей.
– Вы имеете в виду приезд в русскую столицу Бестужева-сеньора, милорд?
– Бестужева можно было бы не заметить, гораздо существеннее, что он приехал вместе с герцогиней Курляндской. Что стоит за этим визитом, в депеше не обозначено.
– По-видимому, наш министр не был уверен в своих сведениях.
– Это было официальное приглашение Анны?
– Нет, поручение, которое выполнял Бестужев-сеньор: ему предписывалось под любым предлогом доставить в Петербург герцогиню.
– Однако ни ареста, ни задержки не последовало. Трудно предположить у Екатерины прилив родственных чувств, если только не желание разобраться в семейных делах.
– Содержание герцогини от русского двора заметно увеличено.
– Это можно было сделать и в отсутствие герцогини.
– Но тогда это не было бы милостью, за которую ей следовало лично выразить благодарность новой императрице.
– Положим. И все же как единственная причина это меня не может удовлетворить. Продумаем варианты. Какова позиция нового некоронованного монарха – Меншикова? На что он претендует? Не на Курляндию ли?
– Вполне вероятно. Но Меншиков женат. Идея брака и сватовства отпадает.
– Курляндия вместе с Анной? Даже в случае холостого состояния Меншикова не стоило тратить время на анализ подобного варианта. Скорее, Меншиков имел в виду задержать Анну в России и получить Курляндию без нее.
– В таком случае что-то помешало его замыслам: Анна в конце концов вернулась в Митаву в сопровождении неизменного Бестужева-сеньора.
– Если разрешите присоединиться к вашему обсуждению, милорд, из предыдущей депеши следует, что Меншиков начал кампанию по подготовке завещания Екатерины I.
– Преждевременная акция, которая вряд ли придется по вкусу только что пришедшей к власти императрице…
– Отношения Меншикова с монархиней таковы, что светлейший князь не подумает считаться с ее настроениями и даже желаниями. Она примет любые его доводы – как-никак Меншикову, и только Меншикову, она обязана престолом.
– Благодарность монархов? Более чем сомнительная опора.
– Екатерине пока еще не на кого опираться. При выборе преемника покойному императору за нее не высказался никто. Можно ли считать сторонниками преосвященного Феодосия и кабинет-секретаря императора Алексея Макарова, промолчавших о судьбе и местонахождении завещания Петра?
– Да, завещание несомненно существовало.
– И называло единственное имя – старшей дочери Анны.
– Меншиков взял на себя риск его уничтожить или – что еще более вероятно – предпочел сохранить в своих руках. Тогда Екатерина действительно до конца останется подвластной его воле.
– Я не успел доложить, милорд, что, по сведениям наших агентов, против преосвященного Феодосия начато следствие. Его вина…
– Не имеет первостепенного значения. Главное – Меншиков начал расправляться со свидетелями завещания. Феодосию трудно предсказывать легкий приговор и долгую жизнь. Полагаю, в обвинении нет упоминаний ни о каких государственных делах и провинностях?
– Нет. Всего лишь о неуважении к иконам и хищении церковных украшений.
– Разумно. Вор – всегда просто вор, политический же противник неизменно заслуживает внимания и в конечном счете уважительного отношения толпы. Меншиков не мог этого допустить.
– Итак, мысли о завещании отвлекли Меншикова от частного вопроса, каким стала для него Курляндия.
– Не забывайте, Грей, мы находимся здесь в области домыслов.
– Весьма убедительных, милорд!
– И тем не менее. Пусть наши агенты займутся по возможности серьезней именно завещанием. В данной ситуации оно будет сложным, предполагая несколько ступеней наследования.
– Закон о престолонаследии, принятый императором Петром, учитывает единственную волю – правящего монарха, он один вправе назначать себе любого преемника.
– В завещании императрицы Екатерины этот закон и будет использован. Но наследование в таком случае не предполагает прямой нисходящей линии. Его составителям придется оговорить первую, вторую и последующие очереди наследников. Вокруг этого и разгорится основная борьба. Но во всех принятых вариантах Меншиков постарается закрепить за собой первенствующее положение.
– Регентство? Но при ком? К тому же его легко лишиться особе нецарственного происхождения. Не вернее ли было бы ограничиться притязаниями на курляндскую корону?
– Вы берете на себя смелость определять границы человеческого властолюбия, Грей? Это в высшей степени опрометчиво с вашей стороны. Если человек испытывает жажду власти, большая власть для него всегда будет лучше меньшей. К тому же игра с Курляндией может быть возобновлена.
– Не им одним, милорд.
Митава
Дворец герцогини Курляндской
Герцогиня Курляндская Анна Иоанновна и П. М. Бестужев-Рюмин
– Ты, никак, Петр Михайлыч, опять за сватовство взялся. Плохо тебе, что ли, так-то? Жизни другой ищешь аль в Петербурге успел о должности какой сговориться?
– Был я преданным рабом, государыня, твоим, им и помру. Только жизни покойной, как тебе хотелось, нам не видать, покуда престол курляндский не занят. Вывернулись мы из меншиковских рук, так это на сей час, а что он дале-то, светлейший наш, измыслит? Думаешь, от Курляндии отступится? Не так он прост. Ты не смотри, что весточек не шлет, приказами с того времени, что вернулись мы с тобой из Петербурга, не жалует. Ему одного приказа хватит, одного дня, чтобы все навыворот повернуть. Я, матушка, его тишины пуще грозы боюсь. Грозу отвести можно, в сторонку отойти, отсидеться, а здесь с какой стороны беды ждать, к чему приготовляться? Может, на ласковые слова царицыны доверилась? Так она сама себе хозяйкой никогда не бывала. Ей бы в чужой струне ходить да исподтишка свои делишки обделывать – где Монс, где Левенвольд, где кто другой подвернется.
– Тебя послушать, обер-гофмейстер, жизни не обрадуешься.
– А ей нечего и радоваться. Не для того она нам, жизнь-то, дана. По сторонам смотреть надобно, рассчитывать да прикидывать. Вот в нашем с тобой деле важнее всего, чтобы новый герцог тебе мужем стал, корону курляндскую с рукой твоей связать. А то ведь, государыня, останешься ты не у дел. Разве захочешь в Россию ворочаться. Если дозволют.
– Какой там поворот! На чьи такие хлеба. Маменьки в живых нет. Прасковья своим хозяйством занята, на свой кошт живет. Катерине меня принимать тоже не расчет, да и я не хочу.
– Вот видишь! Значит, лучшая тебе дорога – под венец, лишь бы женишок хороший подвернулся, с характером, самостоятельный, за тебя бы постоял да советников здешних на место поставил, чтоб воли не брали, короной герцогской не пренебрегали. А то, гляди, норовят впереди тебя на праздниках становиться, поклоном не удостоить.
– И то правда, Михайлыч, совсем замечать перестали, неглижируют как хотят.
– Чего хочешь, матушка, с семнадцатого году – цельных девять лет сами куражатся, никто им не власть, не указ. Мыслимое ли дело.
– Приглядел снова кого?
– Да уж теперь и сглазить боюсь.
– Полно, Михайлыч, на все божья воля, скажи.
– Оно конечно, господня, а в нашем деле боле на свой расчет полагаться надо – вернее получается. Одно скажу – на три годочка тебя помоложе, собой красавец, не мне, старику, чета. Весельчак, смеяться любит, шутить. Вот тебе на первый раз и хватит. Как сладимся, сама увидишь.
– А я-то ему покажусь ли?
– Герцогство-то ему тоже показалось – своего у него нет. А портрет твой маленькой, что мне подарила, я ему послал. Отвечать изволил, что иной красавицы ему и не надо.
