Я выпустил из противотанкового ружья оставшиеся патроны, целясь в грузовик. Он разгорался неохотно, но вскоре взорвался топливный бак, и грузовик превратился в огромный костер. Взводный Шмаков расстреливал ленты с удивительным хладнокровием, хотя вокруг «максима» плясали разрывы мин. Полковую пушку накрыло песком, но капитан Гай, встав к прицелу, добил несколькими снарядами сходни, ведущие к затопленному причалу. Лишь затем дал команду артиллеристам разбегаться, так как орудие взяли в вилку. От легкой полковой пушки остались обломки, но и причал на другом берегу надо было сооружать заново – перебило снарядами металлические тросы.
Немцы не сумели прорваться, им также не удалось соорудить переправу. Соваться на берег больше никто не рискнул. Основную заслугу хотелось бы приписать нашему десантному батальону, однако это не совсем так. Упорно оборонялись и мы, и соседние с нами подразделения. В этой схватке случились всякие неожиданности.
Вторая рота батальона, состоявшая в основном из окруженцев, бросила окопы и побежала в полном составе. Ее командир пытался остановить людей, попал под шрапнель и погиб. Рядом, сраженные металлическими шариками, лежали десятки бойцов, выскочившие из окопов навстречу смерти. Еще более трагично сложилась судьба командира взвода, молодого смелого лейтенанта. Он бежал вслед за бойцами, хватал их за руки, чтобы прекратить бегство. Майор-особист с помощником открыли огонь над головами, одна из пуль попала лейтенанту в лицо, убив его наповал. Толпа устремилась в лес и растворилась среди деревьев.
Погибли комбат и комиссар батальона. Оба выскочили из наблюдательного пункта и бежали вдоль линии окопов, призывая бойцов держаться. Как рассказывали ребята, комиссар размахивал над головой маузером, затем оба исчезли в огромном фонтане песка. Гаубичный снаряд исковеркал их тела, опознали лишь по сапогам и синим комсоставовским бриджам. Останки погрузили на плащ-палатки и отнесли в тыл.
Хорошо сработала сборная батарея, прикрывавшая позиции. Артиллеристы стреляли с такой скоростью, что на одном из орудий загорелась краска. Повар, кормивший нас с Анкудиновым бараниной, прибежал с ведром воды, выплеснул на ствол, затем снова сбегал за водой и напоил пушкарей. Первая рота вместе с пехотинцами вела огонь из окопов, не давая еще одному штурмовому отряду воспользоваться остатками понтонного моста. Лейтенант Суслин, самый молодой десантный командир, собрал группу из нескольких человек и с близкого расстояния топил понтоны. Немецкие солдаты, сброшенные в воду, плыли по течению, исчезая один за другим под безжалостным огнем с нашего берега. Бойцы из его роты, доставленные в санчасть батальона, получили ранения в лицо или руки, и никто в спину.
В нашей третьей роте погибли и получили ранения более двадцати человек. Иван Терентьевич Рогожин не мог прийти в себя от горячки боя, его кое-как отвели в санчасть. Старшего лейтенанта контузило, а песок, выброшенный снарядом, хлестнул в глаза. Их промыли водой с содой, сделали повязку. Рогожин сорвал бинт и принял командование батальоном.
Сержант Шмаков, назначенный командиром роты, довел бой до конца. Выкурить с позиций нас не удалось. Дядя Захар вместе с санитарами таскал на носилках раненых. Одному из санитаров перебили осколком ногу, его уложили на те же носилки и отнесли в санчасть. Меня снова назначили командиром взвода, хотя взвод представлял из себя не более чем полтора отделения.
Вечером принесли ящик осветительных ракет. Каждые десять минут Шмаков стрелял из ракетницы. По песку скользили черные тени, на кромке берега возились остатки штурмового отряда. Мы били по врагу, не жалея патронов, и получали в ответ мины с правого берега. Закричал раненый красноармеец. Пока оказывали ему помощь, погиб от прямого попадания еще один. На месте окопа осталась лишь неглубокая песчаная ложбина. Стрельбу прекратили, так как мины летели именно на вспышки.
– Чего замолчали? – крикнул Шмаков. – Поздно будет, когда фрицы подползут. Эй, Мальков, а ну, открывай огонь.
– Они ночью не воюют, – ответил за меня сержант Борисюк.
Очередная мина падала с большой высоты и звенела, как расстроенная струна. Молча слушали выматывающий душу звук. Короткая вспышка, грохот. Несмотря на понукания Шмакова, стрелять больше не рискнули. Угомонились и немцы, над рекой повисла тишина.
– Мальков, кажется, фрицы смылись. Глянь получше.
Выполняя приказ, взял двух бойцов и проверил берег. Остатки штурмового отряда исчезли, лежали многочисленные мертвые тела и россыпи стреляных гильз. С трудом вытащили вбитые в песок колья и швырнули их в воду вместе с обрывками троса. В качестве трофеев захватили с собой лопаты с удобными ручками. Благополучно вернулись, поели среди ночи каши с мясом и стали готовиться к наступающему дню.
Ничего хорошего не ждали. Ваня Погода рассказывал про невесту, я рассеянно кивал в ответ. Курить не хотелось, и очень не хотелось, чтобы наступало утро. Убьют на этой песчаной плешине и не спросят, как зовут. Ко мне подошел старшина Шмаков и сообщил неожиданную новость, что скоро будем отходить.
– Отступаем? – спросил я с надеждой.
Таким паршивым казалось место, где мы ползали, как клопы на белой стене. Скорее бы уйти отсюда и обороняться где-нибудь на твердой земле. Наверное, я мысленно искал оправдание для отступления. Чем лучше голая степь на правобережье, откуда нас переправили через Дон? Шмаков сказал, что отводят в тыл именно наш батальон для пополнения и получения новой задачи. «Значит, поживем еще», – вертелись в голове слова, которые я не рискнул произнести вслух.
– Готовь тяжелое оружие для передачи стрелковой роте.
– Чего готовить? У меня одно противотанковое ружье осталось.
– Вот его и отдашь.
Нас сменяла рота во главе с лейтенантом. Командир неизвестно чему радовался, зато пехотинцы не скрывали своего раздражения. Мы уходили в тыл, а им предстояло закапываться в песок. Шмаков, не выдержав, обругал красноармейца, который материл судьбу, немцев и своих командиров.
– Чего расквакался? До Волги бежать собрался? Не выйдет, надо воевать.
– Мы-то повоюем, нам деваться некуда. А вы сматываетесь.
Шмаков не стал объяснять ему ситуацию. Впрочем, красноармейцы видели, как мало нас осталось, а воронки в песке свидетельствовали о жестоком бое. Часа за два до рассвета батальонная колонна двинулась в направлении Сталинграда. Очередной рубеж остался за спиной.
Позже в официальных сводках 6-й армии будет указано, что при переправе через Дон русские оказали сильное сопротивление, передовые германские части потеряли сто с небольшим человек убитыми. Были потоплены сколько-то десантных катеров и лодок. Думаю, фрицы лукавили, говоря о своих потерях. Щупальца передовых отрядов тянулись сразу в нескольких местах, их отрубали, отбрасывая наступавших. Наверняка немецкие потери были больше, но не в этом дело. Главное, они сумели захватить плацдарм на левом берегу и срочно строили понтонные мосты для танков. Едва перебравшись через Дон, немцы готовили бросок к Волге.
Если кто бывал на этом узком междуречье, он знает, какие здесь места. Огромные холмы на западном берегу Дона уступают место равнинной степи, по которой можно катить даже без дорог, обходя стороной островки леса, балки, лесопосадки. Неглубокие речки легко пересечь вброд. Они носят такие названия: Россошка, Тишанка, Карповка, Аксай-Есауловский.
Старые русские названия. Враг уже не у ворот, а в доме.
Глава 5 Сталинград, 23 августа
Мы шли и после рассвета. Остановились в степной балке и сразу заснули. Затем нас построили. Батальон, сформированный в конце июня, теперь на две трети состоял из новых людей. На месте комбата стоял старший лейтенант Рогожин. Полковник из штаба дивизии прочитал приказ о кадровых перестановках. Наш ротный получил звание «капитан» и назначался комбатом. Первую роту возглавил саперный капитан Гай, третью – старшина Шмаков, которого произвели в младшие лейтенанты. Борисюк шепнул мне:
– Во дает Пашка. Вчера рыбу в Дону ловил, а сегодня ротой командует. Мне бы так.
Я ничего не ответил. Жизнь ставила все на свои места. Павел Шмаков выделялся среди нас смелостью и умением управлять обстановкой. Он смог поджечь танк бутылкой с горючей смесью. Когда отбивали бросок немцев через Дон, огнем из пулемета не давал фрицам навести переправу и держал взвод в руках. Капитана Рогожина мы всегда уважали. Назначение его комбатом означало признание заслуг нашей роты.
Люди, которые вливались в батальон, стали его полноценной частью. Беззубый Тимофей Анкудинов разительно отличался от растерянного, бредущего в степи окруженца. Рыжий Ваня Погода из Борисоглебска, которого я не принимал всерьез, теперь держался уверенно и вместо длинной старой винтовки имел автомат. Сержант Борисюк, желчный, самый старший из курсантов-десантников, исхудал, загорел и крепко держал свое отделение.
