- Я поняла, - ответила Мария. - Жди меня снаружи. Я сейчас выйду вместе с Яковом.
Слуга скрылся за приоткрытой дверной створкой, а Мария, пробираясь обратно в толпу, опять почувствовала себя неправой. Сколько раз священник в этом самом храме во время проповеди говорил, что перед лицом общей опасности все жители Города должны сплотиться. И что же? Опять это мелочное сведение счётов, ведь Лука позвал жену и младшего сына участвовать в крестном ходе не просто так, а чтобы уязвить Сфрандзисов. Пусть василевс видит, что великий дука Лука Нотарас вместе со всеми своими сыновьями - и с двумя старшими, и с младшим - участвует в крестном ходе. И жена тоже здесь. А где же семья Георгия Сфрандзиса? Её нет.
Шепнув Якову, чтобы шёл к выходу, Мария на мгновение замешкалась, а затем склонилась к уху удивлённой Елены и также шепнула:
- Если хотите участвовать в крестном ходе, спешите сейчас на Великую улицу. Но помните, что я этого не говорила.
Елена была не глупа, поэтому поняла, что если семья Нотараса покидает храм так поспешно, значит, это и впрямь что-то важное. И вот теперь Мария, следуя по улицам в толпе других участников крестного хода, иногда видела зелёный мафорий Елены, находившейся неподалёку от своего мужа, ехавшего по левую руку от василевса.
Конечно, Лука заметил, что хитрость не удалась, и весьма огорчился. Мария до сих пор чувствовала себя неуютно, когда вспоминала укоризненный взгляд своего супруга, брошенный ей через плечо. "Ну, неужели ты не могла уйти из храма незаметно? - говорил этот взгляд. - Тебе же всё объяснили!" А если бы Лука узнал, что его жена нарочно предупредила жену Сфрандзиса?
Мария чувствовала себя виноватой, но в то же время задавалась вопросом: "Если мы даже сейчас, во время общей молитвы, обращённой к Господу, не можем объединиться, то когда же нам объединиться? Когда?"
А Лука, наверное, оказался ещё более огорчённым, когда увидел, что навстречу крестному ходу выехал Джустиниани. Предводитель генуэзцев, облачённый в парадное одеяние из коричневого бархата, ехал по улице в сопровождении трёх всадников. Первым был Тодорис Кантакузин, и Лука, вероятно, в очередной раз вспомнил, что его зять вовсе не стремится поддержать своего тестя в ненависти к Джустиниани.
Вторым спутником предводителя генуэзцев оказался некий слуга, а третьим... Иоанн Сфрандзис. Так вот, к кому Иоанн отправился по просьбе Якова! К генуэзцу, которого Лука так не любил. Но зачем? Чтобы привести сюда? Нет, такого не могло быть, ведь во время встречи на ипподроме никто ещё не знал о крестном ходе.
Тем не менее, генуэзец нисколько не удивился встрече с молящимися горожанами. Как видно, этот человек к ней стремился. Поприветствовав василевса, он громко произнёс на греческом, что просит уделить ему несколько минут для очень важного разговора.
- Позже, - ответил василевс. - Сейчас не время.
- Мой господин, - громко возразил генуэзец, - это касается защиты стен. Каждый час может стать решающим.
- То, чем мы заняты, тоже касается защиты стен, - спокойно произнёс василевс. - Мы молим Бога, чтобы дал нам сил выстоять. Ты и твои спутники могут присоединиться к шествию.
Джустиниани опустил голову, поняв, что спорить не следует. И вот он, к явному неудовольствию священников, которым пришлось расступиться, въехал на коне в толпу, чтобы занять место позади василевса.
Этим воспользовался Тодорис, чтобы проехать следом и оказаться возле своего отца, великого доместика, который тоже был здесь. Юноша начал что-то нашёптывать отцу и, судя по всему, сведения были важные, однако поделиться ими с тестем юноша не спешил.
Меж тем Лука подобно священникам бросил на генуэзца недовольный косой взгляд, которого Джустиниани как будто не заметил - генуэзец сосредоточенно извлёк откуда-то чётки, показывая, что собрался молиться с таким же усердием, с которым защищал стену. Но особое неудовольствие Луки вызвал Иоанн Сфрандзис, проворно спрыгнувший со своей лошади и протиснувшийся в толпу к отцу, а затем - к матери и сестре. Теперь получалось, что вся семья Сфрандзиса в сборе. Жена, дочь, сын - все здесь.
"А что, если в этом проявилась Божья воля?" - думала Мария, рассеянно глядя на слугу предводителя генуэзцев. Слуга тоже спешился и, ведя в поводу свою лошадь, а также другую, на которой только что сидел Иоанн, развернулся и пошёл прочь. Очевидно, собирался завернуть в ближайший переулок, а затем, когда толпа направится дальше, пристроиться ей в хвост. "Как так получилось, что Иоанн, которому никто не говорил о крестном ходе, оказался здесь и привёл с собой Джустиниани?" Почему-то вспомнилась история о смерти Богородицы, где говорилось, что апостолы, проповедовавшие в разных странах, в день её кончины чудесным образом собрались в Иерусалиме, чтобы проститься и провести обряд погребения. Не произошло ли сейчас нечто подобное? Все чудесным образом собрались на очень важную молитву.
Толпа пришла в движение, священнослужители снова начали петь, а Яков забеспокоился, начал поглядывать в сторону Сфрандзисов.
- Так вот, куда ты отправил Иоанна. К генуэзцу. На стены. А говорил, что это совсем не опасное место, - тихо сказала Мария, отвесив сыну лёгкий подзатыльник - настолько лёгкий, что он даже мог считаться ласковым.
- Да, к генуэзцу, - неохотно отозвался Яков, всё же устыдившись, что солгал матери утром.
- А зачем?
- Чтобы Иоанн спросил у него, почему турецкие пушки молчат. Мы ведь так и не знаем, - с этими словами он начал решительно протискиваться в сторону Сфрандзисов. Вряд ли Иоанн сам подошёл бы к Якову, потому что вряд ли увидел его в толпе.
Минуло около четверти часа, а затем сын вернулся и Мария, увидев его изменившееся лицо, испугалась:
- Яков, что такое?
- Мама, - прошептал тот, - не позднее, чем завтра утром, турки пойдут на последний штурм.
- Что значит "последний"?
- Это значит, что всё решится. Или они, или мы. Понимаешь? Турки прислали нам письмо. Они уверены, что победят. И не позднее, чем завтра, начнётся самый жестокий бой из всех, которые у нас были. Нам надо готовиться, укреплять стены, а мы тут... Надо сказать отцу!
Не успела Мария ответить, как Яков снова начал протискиваться между идущими, но теперь он стремился вперёд, к отцу и братьям, ехавшим рядом с василевсом. Мать вытянула шею, вглядываясь, как у сына идут дела. Поначалу его пропускали, пусть и неохотно, но затем он, кажется, застрял намертво. К василевсу, окружённому придворными, не приблизиться вот так запросто, даже если ты сын великого дуки, поэтому Яков, отчаявшись пробиться через толпу, презрел всякие церемонии и закричал: "Отец! Отец! Послушай!" но Лука повернулся лишь один раз и, недовольно взглянув на сына, отмахнулся. Дескать, выслушаю после.
Это движение ладони произвело почти волшебное действие. Мария видела, что Якова будто подхватило сильное течение и относит назад. Люди, которые только что пропускали мальчика, пусть и неохотно, теперь сами решительными движениями отталкивали его себе за спину. А затем это сделали другие ещё раз. И ещё.
Когда Яков снова оказался возле Марии, он выглядел потрясённым, не мог произнести ни слова, а затем, кажется, разозлился на самого себя, на собственное бессилие:
- Мама, почему? Почему они так? - У него в глазах заблестели слёзы, а она могла лишь обнять его и притянуть к себе, спрятав под мафорий, как под крыло.
