В «ГЛУБОЧАЙШИХ ПРЕДЕЛАХ»
В 1656 году из Енисейского острога выступила большая экспедиция воеводы Афанасия Пашкова, отправлявшаяся в «самые глубочайшие пределы, нарицаемые Дауры». В ней принимал невольное участие известный протопоп Аввакум.
Пашков получил приказ приискать на востоке пашенные места и поставить «Нерчинские и другие остроги».
В 1650–1654 годах, Когда Афанасий Пашков был на воеводстве в Енисейске, «нача проведываться Даурская земля и Китайское царство прозываться». В эти годы Петр Бекетов открыл почти беспрерывный водный путь с Енисея на Шилку.
Одна из отписок Пашкова указывает, что еще в 1652 году он поднимал сто служилых людей для дальних служб на Шилке и озере Иргень. При этом было составлено нечто вроде краткого путеводителя от Байкала до реки Нерчи.
Почти одновременно на Енисее был построен большой по тому времени флот для Даурии — 202 дощаника. За отличное выполнение «судового дела» Афанасий Пашков и его сын Еремей были награждены золотыми отличиями.
…Афанасий и Еремей Пашковы с 600 казаками и служилыми шли «против воды» Енисеем, Верхней Тунгуской и Ангарой.
Экспедиция зимовала в Братском остроге на устье реки Оби. Аввакум был поселен там в одной из двухъярусных башен, которые, кстати сказать, были целы еще в 30-х годах нашего столетия.
Дальнейший путь сорока дощаников Афанасия Пашкова лежал к Байкалу, реке Хилок, озеру Иргень, реке Ингоде, «за волоки, через хребты». По Ингоде путешественники плыли на плотах. Достигнув Шилки, а затем «сторонней реки» Нерчи, Пашков восстановил заложенный Петром Бекетовым Нерчинский острог.
«Стану паки говорить про даурское бытие», — записал Аввакум на одной из страниц своего «Жития». Для протопопа это «бытие» было крайне тяжелым. Он волочил на себе нарты, тянул судовую лямку на Хилоке, сплачивал и гнал «городовой и хоромный» лес, который Пашковы сплавляли по Ингоде, Шилке и Нерве для постройки укреплений. Пашкову приписывают основание не менее чем четырех даурских острогов.
Отряд бедствовал, зачастую питаясь травами, кореньями и основой корой. Голодовка на Нерче унесла множество жертв.
О некоторых подробностях пребывания отряда Афанасия Пашкова в Даурии лишь впервые узнал ленинградский ученый В. И. Малышев, отыскавший так называемый «Список Г. М. Прянишникова». В этой книге, заключенной в переплет из дубовых досок, обтянутых тисненой кожей, есть бывшие неизвестными до сих пор строки из «Жития». Аввакум рассказывает в них, что на пути к Иргенскому волоку путешественники страдали от болезни глаз и прозрели полностью только на Шилке.
«Приплыли Шилкою рекою на Нерчю реку, — говорит Аввакум, прибавляя далее: — И ту реку не глаголю Нерчю, но юдоль плачевная». Оказывается, что Аввакум с 70 спутниками ходил вверх по Нерче в поисках пропитания и вернулся на плоту, проделав обратный путь за пять дней. Следовательно, протопоп побывал где-то далеко в верховьях Нерчи.
Выполнив все поручения в Даурии, Афанасий Пашков двинулся по голому льду снова к Иргень-озеру. Это было в 1662 году, когда на смену Пашкову в Нерчинский острог прибрел на лыжах сын боярский Ларион Толбузин.
Сын Афанасия Пашкова Еремей предпринял с озера Иргень поход в «Мунгальское царство». С ним были 72 казака и 20 эвенков. В походе Еремей потерял всех людей, был ранен и семь дней скитался по диким горам, пока не нашел дорогу к Иргеню.
Аввакум в это время жил в убогой избенке на берегу Иргеня и, вероятно, был одним из первых рыбаков на этом озере. Промышляя даурских язей и щук, он соорудил рыболовный «ез» — плотный частокол с отверстиями для верш. Ловил он рыбу и на большом соседнем озере Шокша, из которого вытекает Хилок.
К Байкалу первым вышел Афанасий Пашков, Аввакум же месяцем позже собрал больных, раненых и увечных землепроходцев и приготовился к дальнему пути. Этому небольшому отряду удалось убить изюбря; оленины хватило до Байкала.
Аввакум обмолвился, что, когда поехал «из Даур», подарил начальнику Иргенского острога «Кормчию книгу». Вряд ли это была широко известная тогда духовная «Кормчая книга», или «Номоканон». По смыслу рассказа Аввакума речь здесь шла скорее всего о своеобразном дорожнике, или, вернее, лоции, Байкала и сибирских рек. У Байкала Аввакум застал русских людей, ловивших омуля и промышлявших соболей. Какой-то знакомый протопопа, которого Аввакум ласково называет Терентьюшкой, щедро одарил путешественников припасами.
Замечательное описание Байкала, включенное Аввакумом в «Житие», занимает всего каких-нибудь десять строк. Но сколько поэзии вложено в него!
Переплыв на веслах Байкал, протопоп со спутниками достиг Братского острога. Снова на пути перед ними встали ангарские пороги, но пройдены они были благополучно.
«Три года из Даур ехал», — вспоминал Аввакум.
Неистовый протопоп зимовал в Енисейске, затем в Тобольске, проезжал Устюг Великий и другие города Северной Руси.
Только через восемь лет после возвращения из «глубочайших пределов» Даурии и новых подневольных скитаний Аввакум взялся за перо, чтобы поведать на страницах «Жития» о своем участии в походах даурского воеводы Афанасия Пашкова.
Известно, что исследователи к настоящему времени разыскали далеко не все списки «Жития» Аввакума. Приведенный выше случай со «Списком Прянишникова» позволяет надеяться, что будут найдены новые списки сочинений Аввакума, в которых его тяжелое «даурское бытие», возможно, описано с еще большей полнотой.
В конце XVII века русские люди, жившие в Нерчинской Даурии, предприняли обширные исследования Амура и земель, примыкающих к Тихому океану. В 1681 году сибирские воеводы получили наказ из Москвы, который обязывал их «про Китайское, и про Индейское, и про Никанское царства, и про городы, и про золотую руду, и про серебро, и про жемчуг, и каменье, и медь, и олово, и свинец, и железо, и про бархаты, и про атласы, и камни и кость, и всякие узорочья расспрашивать…».
Даурский воевода, стольник Федор Воейков вызвал в съезжую избу Нерчинского острога одного из самых знаменитых землепроходцев — сына боярского Игнатия Милованова. Это был удивительный человек с интересной и славной судьбой.
В 1670 году воевода Нерчинского острога Данила Аршинский отрядил Игнатия и Василия Миловановых, Антона Хилева, Григория Кобякова и Василия Захарова «в Китайское государство к богдойскому царю в посланцах…». Они подобрали 50 выносливых нерчинских служилых и в сопровождении пекинского посла Шарандая двинулись с Нерчи к Аргуни и Науну, или Нонни, — притоку Сунгари. Пройдя Маньчжурию, служилые через две недели достигли Пекина и вскоре предстали перед богдыханом Кан-си. Тот впервые видел русских людей.
Миловановы потом рассказывали, что их провели через пять ворот внутренних укреплений Пекина и поставили на «царевом дворе», где были выстроены в ряд шесть слонов с золочеными теремами на спинах. Император принял послов, взял грамоту и даже напоил их чаем. Служилые были с почетом отпущены домой; их провожала охрана в 65 человек. В Китае послы видели торги великие, где продавались жемчуг и самоцветы, всякие узорочья и дорогие бархаты и атласы. Дивились нерчинские люди на Великую китайскую стену с ее круглыми башнями и воротами, окованными железом. Вернувшись в Нерчинский острог, они рассказывали, что стена эта «ведена по Каменю, а сказывают богдойские люди, что де тот камень залег от моря до моря…».
Миловановы и их товарищи привезли Даниле Аршинскому подарки богдыхана и представили даурскому стольнику маньчжурского «воеводу» в ранге посла — Мунгучея с его пышной витой. В 1675 году Игнатий Милованов ездил к Мунгучею, чтобы известить его о движении московского посольства Спафария от Енисейска к границам Китая. Послы шли в Пекин по пути, пройденному Миловановым пять лет назад. И вот в 1681 году Игнатию Милованову поручили новое важное дело. Он хорошо справился с ним и уже в июле 1682 года представил Федору Воейову описание своего путешествия.
Где же побывал Милованов? Опираясь на Албазин, в котором тогда начальствовал сын нерчинского воеводы. Андрей Воейков, Милованов исследовал часть Амура, Зею, Камару, Селемджу и другие реки. Он подробно описал условия судоходства на Амуре его притоках, прибрежные селения, промыслы и собрал данные для чертежей. Особенное внимание он обратил на еще не тронутые плугом земли. «…А от Зеи и от Амура за лугами ниже Тома реки, — писал землепроходец, — ялани сильные, болшие, неисповедимые, силно добрые хлебородные места…» «А ялани прежде всего непахиваны», — добавлял он, предлагая основать новые поселения близ устья Зеи. Это совпадало с намерениями Федора Воейкова, решившего селить в Приамурье пашенных крестьян из окрестностей ангарского Братского острога, славившегося обилием местного зерна.
