– Так, княже, так! – подтвердил арконский жрец. – Это ты хорошо придумал, если проучить его пожелал так: ты князь, ты все можешь.
– Спасибо вам, добрые мои, вижу, что вы меня любите и мою сторону держите, а киевцы – это вороги, это изменники, они спят и во сне видят, как бы князя извести. А я ли им не хорош был, я ли им пиров не устраивал, сколько меду-то перевел, чтобы киевских пьяниц напоить. Так-то, так-то, Зыбатушка, ты уж там дружинников своих приготовь. Как скоро собраться можешь?
– Как ты прикажешь, князь, так я и готов буду, – поклонился Зыбата, – сам знаешь, наше дело дружинное: князь велел, ну и иди в поход.
– Верно, верно! Княжеское слово, Зыбатушка, великое слово: что князь ни скажет, все исполнять нужно. Вот, что хорошего, что брат Владимир из ослушания вышел: иду на него войсками своими и жестоко накажу, уж тогда он будет просить у меня милости, а я возьму да и не помилую. Так ты распорядись там, Зыбатушка, а мы, други любезные, в столовую палату пройдем: время такое, что поснедать да выпить малость требуется, а потом поспать, а что дальше, то видно будет. Ты, Нонне мне сказку еще какую ни на есть расскажешь. Больно ты мастер сказки говорить, так бы все тебя и слушал: ты-то рассказываешь, а с души всякий гнев да страх спадает, и легко так на душе. Идемте же, други любезные.
Он, слегка переваливаясь с ноги на ногу, пошел через палату в лежащий направо покой.
Блуд и Нонне, с усмешкой переглядываясь между собой, следовали за ним.
– Вот так-то у нас всегда, – покачал головой Варяжко, – поесть да попить, да сказки послушать, другого ничего князь и не знает и княжье дело свое забывает. Что, Зыбата, ведь нам и в самом деле готовиться нужно. Кто их там знает: времени князь не назначал, подзудят его Блуд и Нонне, так он, пожалуй, нежданно-негаданно с места сорвется да и пустится в поход.
– И то правда: от Ярополка всего ждать приходится. Пойду приготовлюсь, только и не хорошо же будет, если он, как тать, из Киева убежит.
Предчувствие не обмануло Зыбату.
Прошло всего два дня, а когда вечер сменил третий, Блуд через Варяжко приказал Зыбате готовить дружины в путь, как только ночь окончательно спустится на землю.
Среди дружинников кое-что было известно о предстоящем отъезде князя, но слухи доходили до них смутные.
Однако дружина собралась быстро. В огромном своем большинстве княжеские дружинники были варяги, люди одинокие, бессемейные, и возиться со сборами им было нечего.
Они даже довольны были, что приходится отправляться в путь.
До сих пор Ярополк предпочитал жизнь во дворце всяким походам, а если и собиралась дружина, то лишь для того, чтобы пройтись с ним куда-либо недалеко, на охоту. И теперь дружинники с радостью собирались выступить в путь. Но Варяжко, один из ближайших людей князя, был не на шутку удивлен и опечален внезапностью княжеского отъезда.
– Ой, не к добру князь поспешил, – говорил он Зыбате.
– Вестимо, что не к добру, – ответил тот, – из этого-то спеха ничего не выйдет путного, да и где выйти-то? Ведь идем мы на ратное дело, а разве так-то соберешься?
– И уговорить его нельзя, чтобы оставил свое намерение, – вздохнул Варяжко.
– Что отговаривать, – вздохнул Зыбата, – что кому определено, то и быть должно.
– Ой, близится князя Ярополка судьба! Сам он так к своей погибели и идет.
Варяжко вздохнул.
– Велика ли дружина-то пойдет? – спросил Зыбата.
– Ой, не велика! – утешил Зыбата.
– Отборная она, за князя все постоять сумеют.
– Постоять-то постоят, да мало нас.
– А у Владимира, – перебил его собеседник, – рати отборные; с ним не одна только его дружина, а и варяги арконские, да из Рогвольдова княжества дружины, да рати новгородские, и много их. На верное князь Владимир идет. Ой, чует мое сердце, быть греху великому, быть пролитой крови братской.
Зыбата даже не стал успокаивать друга, да и что он мог ему сказать: ведь и сам чувствовал то же самое, что высказывал Варяжко.
Настроение вождей вскоре передалось и дружинникам.
Они хотя и собирались безропотно, но не было заметно ни обычного воодушевления, ни бодрости; шли неохотно.
– Как тати в нощи, уходим, – слышалось в рядах дружинников, – так проку не будет.
Зыбата пробовал убеждать воинов и тоскливо поглядывал на хмурые, угрюмые их лица.
«Ой, – думал он, – ненадежные они, как бы не выдали они князя, когда подойдет беда».
Ярополк навел на дружинников еще более уныния.
Он, считавшийся вождем, главой всей вооруженной киевской силы, на этот раз не пожелал предводительствовать в походе, а предпочел совершить путь более спокойно – в колымаге.
Когда княжеский поезд выбрался из Киева и отошел на порядочное расстояние, им путь преградил густой лес, памятный Зыбате по приключениям его молодости.
Подвигавшегося в этом лесу старца Андрея, духовного отца Зыбаты, просветившего его истинам Христовой веры, уже давно не было в живых; а на том месте, где жил Андрей, теперь поселился другой пустынник. Зыбата знал и его. Это был суровый старик, чуждавшийся людей. Если же он появлялся среди них, то для того, чтобы обличить в неправедной жизни и возвестить им грозный суд Божий. Его грозных обличений и пророчеств боялись, а потому при его появлении все убегали.
Этот отшельник-нелюдим отвергал все удобства жизни и даже не имел хижины. Летом проводил ночи под открытым небом на голой земле или в жалком шалаше, а зимой – в выкопанной собственными руками глубокой яме, в которой он тут же жег не угасавший никогда костер.
Когда княжеский поезд проходил мимо места обитания этого пустынника, он вдруг появился с двумя головнями в руках, чем страшно напугал лошадей.
– Ой! Кто там? Что там? – раздался вопль из колымаги князя. – Дикий зверь не напал ли? Тогда спасайте, слуги верные, своего князя!
Как раз в это время колымага поравнялась с отшельником. Знал ли тот, что в колымаге находится князь, или по голосу узнал его, но только выпрямившись во весь рост, он начал размахивать неистово головнями, разбрасывавшими вокруг себя бесчисленные искры. Лошади, запряженные в колымагу, перепугались, захрапели и уперлись, отказываясь идти дальше.
– Иди, иди, – каким-то торжественным, пророческим голосом воскликнул пустынник, поднимая молитвенный взор к небу, – иди, ждет тебя могила. Каждый твой шаг близит тебя к ней. Иди же, спеши. Ты думаешь, что бежишь от смерти? Нет, ты спешишь к ней. Каждый человек родится для того, чтобы умереть в назначенный ему правосудным Богом миг, и ты вскоре умрешь, потому что не умеешь жить. Пусть же волки сгрызут твое тело острыми зубами, пусть черви источат твои кости. Иди же и умри! Такова воля Всевышнего, которому я служу!
– Что он говорит? Кто это? – с ужасом вскочил Ярополк.
– Это, княже, один из христиан, – поспешил нагнуться к его уху Нонне, – вот они, те, за кого ты постоянно заступался! Они только и мыслят, что о твоей погибели, им ты ненавистен, они твои враги. Что же ты, князь, медлишь? Приказывай скорей наградить этого негодника, удостой его своей высокой милостью, не медли, княже.
Нонне говорил все это не громко, а чуть слышно на ухо Ярополку. Так он всегда производил наибольшее впечатление на слабого киевского князя.
Под влиянием змеиного шипенья арконского жреца слабовольный Ярополк вдруг запылал весь гневом.
– Убейте, убейте его скорее! – закричал он.
– Княже, – выступил Зыбата, – дозволь мне молвить слово.
– Убей его, убей! – продолжал неистово вопить тот.
– Княже, да выслушай же.
– А, ты тоже христианин и тоже из этой своры? – уже не помня себя от гнева, завопил Ярополк, которому Нонне продолжал нашептывать свои ядовитые речи. – И ты точно такой же изменник, как все они? Так нет же, я выведу измену. Я князь, я все могу! Эй, слуги, взять Зыбату!
К предводителю княжеской дружины нерешительно приблизилось несколько челядинцев.
– Что же вы стали? Берите, – грустно улыбаясь, проговорил Зыбата, – или вы не слышали, что князь приказал взять меня?
– Вязать его, вязать! Сколько еще раз я должен приказывать! – исступленно закричал Ярополк. – А ту собаку убейте!
Вдруг среди дружины раздался глухой ропот:
– Ежели ты, князь, казнишь Зыбату, так будет тебе ведомо, и мы за тобой не пойдем.
Нонне поспешил что-то шепнуть Ярополку.
– Да кто вам сказал, – вдруг разом утешился тот, – что я его казнить думаю? Не того я хочу: он мне, князю своему, поперечил, так и не желаю я, чтобы он моей дружиной владел, не верю я ему больше! Пусть Варяжко вами начальствует, а Зыбату хочу прогнать.
– Вот так оно и лучше, пожалуй, – согласился говоривший дружинник, – уж ты, Зыбатушка, нас прости, а в таком приказе князю мы не поперечим: его воля, кого наверху поставить,
– Что же, – улыбнулся Зыбата, – делайте, что князь приказывает, а я готов ему покориться.
– Так уходи ты от нас.
