Она молчала.
– Кроме того, – продолжал Христенек, – раньше у вас не было денег, у меня были. Но теперь, к сожалению, наоборот.
Принцесса с облегчением вздохнула, подошла к шкатулке и вынула мешочек с золотом.
– Сдается, что вы большой плут, мой юный друг!
– Это не так плохо, – сказал Христенек, – иметь своего плута при графе. Но это будет стоить хлопот о чине. И денег. Много денег!
– Вы будете майором, – засмеялась принцесса и с торжеством обернулась к Доманскому, стоявшему в дверях…
«Вот теперь ты точно поедешь…» – сказал себе Христенек.
21 февраля 1774 года в Ливорно стоял солнечный ветреный день. В доме Дика, английского консула в Ливорно, собралось блестящее общество. Двери залы распахнулись. Богатырская фигура Орлова заслонила вход, и он провозгласил:
– Ее императорское высочество Елизавета!
В великолепном туалете, сверкая бриллиантами, подаренными графом, появилась принцесса.
Низко кланяясь, подходили гости к руке принцессы. С благоговением целовали руку.
Граф Орлов представлял ей одного за другим:
– Английский консул в Ливорно и кавалер российского ордена Святой Анны сэр Джон Дик с супругой… Адмирал русского флота Самюэль Грейг…
Грейг в орденах, в парадном мундире почтительно целует руку принцессы.
– Ишь, старая лиса, – шептал принцессе Орлов, – мундир парадный надел. Теперь никуда ему от нас не деться…
Пир в доме Дика в разгаре. В широкие окна гостиной виден залив и корабли русской эскадры на рейде. С кораблей начали палить пушки.
– В честь Вашего императорского высочества! – провозгласил Орлов. – Салют русских моряков наследнице престола!
Гости за столом захлопали. Опьяневший Черномский что-то страстно доказывал по-польски Христенеку. Тот, соглашаясь, кивал. Они поцеловались.
И только один Доманский был совершенно трезв и не спускал глаз с принцессы. Но та не смотрела на него. Она жадно глядела на море, где, медленно совершая маневры, двигались русские корабли. И шептала жене консула Дика, с которой уже успела подружиться, шептала так, чтобы граф слышал:
– Да, да, я его люблю. И пусть я много страдала из-за любви, но я благословляю это страдание…
– Возвышенно! – шептала в ответ жена консула. – Ох, глядите: на кораблях опять стреляют. Всю жизнь я мечтаю побывать там, и каждый раз он мне только обещает, – сказала она, кивнув на супруга. – Вы все можете… Попросите графа когда-нибудь… Только мужу ни слова, он ужасно к нему ревнует. – И она указала глазами на Грейга.
– А вы его? – засмеялась принцесса.
Жена консула потупила глаза.
– Как мы все беспомощны перед ними, – сказала принцесса. И вдруг громко обратилась к графу: – У меня есть желание, граф. Я хочу сейчас же побывать на корабле. Я хочу все увидеть своими глазами.
Наступила тишина. Жена консула захлопала в ладоши. Доманский побледнел.
– Но, Ваше высочество, – начал Орлов, – это невозможно. На кораблях идут маневры. Стреляют пушки, это опасно.
– Я не узнаю вас, граф. Слово «опасно» странно звучит в устах героя, – надменно начала принцесса.
«Ну, все точно! Чтоб ей до смерти захотелось, надо сказать «нет». Ох и граф!» – усмехнулся Христенек.
– Граф прав, – резко сказал Доманский.
– Клянусь доставить принцессу живой и невредимой на сушу, – сказал дотоле молчавший Грейг.
На лице принцессы промелькнуло сомнение.
– Ты не поедешь на корабль, – торопливо зашептал Орлов, – чтобы ни обещала тебе эта старая лиса! Я тут хозяин… Точнее, поедешь, только с одним условием: венчаться!
– Как… сейчас? – беспомощно спросила принцесса.
– А почему не сейчас? Корабельный священник ждет нас. Сегодня я объявлю свою волю флоту. Твою волю. Иначе не быть тебе на корабле!
Лицо принцессы вновь стало величественным, спокойным. И, с презрительным торжеством взглянув на Доманского, она прошептала графу:
– Что ж, решено!
И, поднявшись из-за стола, сказала, почти приказала:
– Мы все едем на корабль, господа!
– Не забудьте про чин, – прошептал сзади Христенек.
Она засмеялась. Теперь она была совсем спокойна.
Все шумно вставали из-за стола. Доманский растолкал совсем захмелевшего Черномского.
– Мы едем, идиот.
– Куда?
– Вот это я тоже хотел бы знать, – сказал Доманский. И поправил пистолет под кунтушем.
– Как… и вы, господа? – спросил Орлов, с усмешкой глядя на поляков.
– И мы, – ответил Доманский.
– Тогда… – Орлов приказал Христенеку, – две шлюпки к набережной. – И, повернувшись к Грейгу, объявил: – Поднять флаг на адмиральском корабле. И чтоб все офицеры были в парадных мундирах. Ее императорское высочество к рабам своим ехать изволят…
Шлюпки приближались к адмиральскому кораблю. Матросы выстроились на палубе.
– Ура! – разносилось в воздухе.
– По-царски встречают внучку Петра, основателя флота Российского, – шептал Орлов. Глаза его стали безумными. – Ох, если бы ты знала, что я сейчас чувствую…
И он сжал ее, будто загораживая своим телом от высокой волны.
Орлов, принцесса и адмирал Грейг идут по палубе вдоль фронта почетного караула. И опять гремит «ура!»…
Орлов и принцесса стоят на корме. Вокруг толпятся офицеры.
– Наполнить кубки, господа… Граф Алексей Григорьевич любовь свою поминает, – обратился по-русски Орлов к офицерам.
– Что ты сказал? – спросила по-немецки принцесса.
– Любовь! – перевел ей Орлов. – Любовь, будь она проклята! – И, усмехнувшись, добавил: – За священником иду, сударушка!
– Сударушка… – повторила она нежно.
И смеясь, и посылая ей воздушные поцелуи, и все глядя на нее, будто не мог наглядеться, Орлов уходил от нее.
Она улыбалась. И глядела в море.
Христенек смотрел, как медленно уходил граф и как глядела в море принцесса…
«Счастлива…»
– Ваши шпаги, господа, – раздался голос сзади.
Не понимая, она повернулась на голос и увидела, как в толпе офицеров Доманский пытался выхватить пистолет и как Черномский нелепо тащил из ножен свою огромную саблю. Матросы уже висели у них на руках…
«Пора…» – подумал Христенек.
– Что вы делаете, господа? – закричал он и будто попытался вырвать свою шпагу из ножен, и тоже был обезоружен.
И уже Доманский, с усмешкой глядя на принцессу, отдавал свой пистолет.
– Что происходит, господа? – почти беззвучно спросила принцесса.
Морской офицер, стоявший за ней, отрапортовал по-французски:
– По именному указу Ее императорского величества императрицы Екатерины Второй вы арестованы.
– Кто вы такой? – Она еще пыталась быть надменной.
– Капитан Литвинов, прибывший вас арестовать, – ответил офицер.
– Немедленно позовите Его сиятельство! – крикнула принцесса.
– По приказу командира корабля «Три иерарха» адмирала Грейга граф Орлов арестован как изменник государыни.
Принцесса лишилась чувств. Матросы бросились к ней. Ее унесли в каюту.
На палубе появился Грейг.
– Этих господ – в отдельную каюту! – Грейг указал Литвинову на поляков. – И караул приставить.
Доманского и Черномского увели.
И тотчас матросы отпустили Христенека.
– Что с ней? – спросил его Грейг.
– Да ничего – игра одна: глаза прикрыла, соображает, что дальше делать, – сказал Христенек – Глаз с нее не спускать… нрава она отчаянного.
– И закрыть проход в эту часть палубы. Караул при арестованных круглосуточно! – отдавал распоряжения Грейг. – Чтоб птица не пролетела!
В палаццо принцессы в Пизе в большой зале столпились слуги.
Христенек стоял у мраморного столика и с шутками и прибаутками выдавал деньги.
– А ну-ка, господа хорошие: служить – не тужить… Всех вас принцесса велела рассчитать по-царски.
В залу вошел Ян Рихтер.
– А ты мне и надобен, – ухмыльнулся Христенек. – Зови камер-фрау, собирайте вещи, на корабль велено доставить.
– У меня есть приказание: вещи принцессы я могу отдать только в собственные ее руки, – мрачно ответил слуга.
– И правильно, – весело нашелся Христенек – Тебя, дружок, не велено рассчитывать. Тебя да камер-фрау принцесса при себе оставляет. И велено вас доставить со всеми ее вещами на корабль, где нынче Ее императорское высочество с женихом своим графом Алексеем Григорьевичем и приближенными Доманским и Черномским – известны тебе такие имена? – готовятся отплыть из Ливорно в Турцию. А ну-ка, мрачный человек, собирай свою команду, да поживее. Принцесса передать велела: головой отвечаешь за сохранность вещей. Особенно береги баул! Веселее, господа хорошие. Эх, где ни жить – всюду служить!
Рихтер почесал затылок и молча пошел прочь из залы собирать вещи. Христенек вздохнул с облегчением.
Экипаж, груженный вещами принцессы, подъехал к набережной. По-прежнему на набережной толпились люди. И красавцы фрегаты продолжали свои учения в заходящем солнце…
Из экипажа высаживается Христенек, за ним Рихтер, не выпускающий из рук знакомый баул, и камеристка принцессы Франциска фон Мештеде.
