– Тогда доложи своему повелителю, что христиане верят в непорочное зачатие, боярин Годхард.
От растерянности Годхард выронил грушу. Она сочно шлепнулась на ковер, а Ольга усмехнулась:
– Ты постарел, и тебя стали выдавать руки.
– Прости, княгиня. Я не понял твоих слов.
– Груша красноречивее тебя.
– И все же я не понял тебя, дочь моего конунга, – упрямо повторил боярин.
– Я – женщина, Годхард. – Великая гордость и великое торжество прозвучали в ее голосе. – Женщина, которая с Божьей помощью скоро станет матерью.
– Ты… Ты… – Руки боярина задрожали настолько, что он вынужден был прижать к груди стиснутые ладони. – Игорь повелит привязать тебя к телеге с глашатаем впереди и прилюдно засечь плетьми до смерти.
– И лишится единственного наследника? – улыбнулась Ольга. – Не настолько он глуп. Пока я ношу ребенка, он и пальцем меня не тронет, Годхард.
– Но потом, когда родишь…
– Я доверила тебе свою тайну только ради того, чтобы услышать от тебя, что должно быть потом.
Руки боярина по-прежнему дрожали. Чтобы унять эту дрожь, он торопливо налил себе полный кубок вина и залпом выпил его, не расплескав.
– Я жду мудрого совета, боярин.
– Игорь должен умереть, – твердо сказал Годхард. – Как видишь, я стою на одной ноге.
– Должен умереть, – тихо повторила княгиня.
– Так, как умер его отец, – еще тише сказал боярин.
– Так, как умер Рюрик, – задумчиво отозвалась Ольга. – Проклятый род должен мучиться в аду, а не греться у костров Вальхаллы. Да будет так, как ты сказал. Прими мою благодарность и ступай.
Годхард встал и торжественно, низко, ниже обычного поклонился княгине.
– Мы не увидимся более, великая княгиня. Дозволь одну просьбу.
– Говори.
– Два моих сына служат в дружине князя Игоря. Они – хорошие воины, но там им может вскоре стать неуютно. Вели Свенельду принять их в его дружину.
– Он исполнит твою просьбу, боярин.
– Их зовут Адвольф и Рудвольф. Дружинники-славяне переделали их имена на свой лад. Адволк и Рудволк. И мои сыновья уже привыкли к этим именам.
– Белый и Красный, – повторила Ольга, не сумев скрыть вздоха. – Я запомнила, боярин Годхард.
– Да благословят боги род твой и чрево твое, дочь моего конунга.
Годхард еще раз поклонился и вышел из покоев. Усадьба его находилась неподалеку от киевского дворца княгини, но он впервые повелел ехать кружным путем, через Подол. Где внезапно и приказал остановиться.
Стража тут же начала спешиваться. Заметив это, он строго сказал:
– Ждать здесь.
И исчез в кривых улочках и переулках.
У ничем не приметной избы оглянулся, подошел к двери, без стука распахнул ее и вошел внутрь.
В первой половине сидел старик в странном для киевлянина одеянии. Увидев Годхарда, легко вскочил, рука привычно метнулась к поясному ножу, но, внимательно вглядевшись, склонился вдруг в глубоком поклоне.
– Узнал?
– Великий боярин…
– В доме никого нет?
– Не услышат.
– Когда-то я оказал тебе большую услугу, хазарянин. Окажи и ты мне большую услугу.
– Что повелишь, боярин?
– Я хочу сегодня уснуть и завтра не проснуться.
– Великий боярин…
– Без всякой боли. Просто уснуть и не проснуться. Если обманешь, тебя найдут и ты умрешь в мучениях.
Хазарянин, согнувшись, попятился к занавеске, отделявшей вторую половину, и исчез за нею. Появился быстро, с поклоном протянул склянку темного венецианского стекла.
– Выпей на ночь и умрешь во сне. Только хорошо подумай сперва, боярин.
– Уже подумал, – усмехнулся Годхард, пряча склянку. – У Игоря, знаю, уж очень лютые каты. А я стар и могу не выдержать их пыток. Прощай, хазарянин.
И вышел.
4– Годхард не проснулся? – Игорь нахмурился: ему не нравились внезапные смерти, если они не происходили с его ведома. – Что говорит стража?
– Вечером навестил великую княгиню, – докладывал ближний боярин, изо всех сил скрывая страх. – Вернулся в добром настроении…
– Береста? – нетерпеливо, с досадой перебил великий князь. – Бересту нашли?
– Береста при нем, великий…
– Ступай, – резко сказал Игорь.
Великий князь узнал о новости, когда лодья едва причалила к пристани, и сразу же хорошее настроение покинуло его. Он мечтал о встрече с бронзовым истуканом, молчаливым, но таким догадливым и послушным. А тут – Годхард не проснулся. Ни с того ни с сего…
Но береста – при нем, а княгиню боярин навестил. Показал ей княжеский наказ? Возможно, только – зачем? То слово, которое процарапано на бересте, само по себе ничего не объясняет, а княгиня вольна толковать объяснения, как ей угодно. Да к тому же Годхард – глубокий старик, такие, случается, умирают во сне. Сами собой умирают и портят настроение своим повелителям…
Досада. Досада все чаще и чаще посещает его, а все вокруг только и делают, что умирают. Не вовремя и бестолково.
Прибыв в усадьбу, он тотчас же велел позвать Кисана. В ожидании, когда тот явится, мерил палату широкими шагами и злился, что вынужден терять время на какие-то советы, беседы, разговоры. Он не любил и всячески избегал какой бы то ни было деятельности, кроме легкой войны и азартной охоты.
Бесшумно вошел Кисан. Впрочем, он всегда входил бесшумно, приказывая заранее хорошо смазывать все засовы и крепежи дверей княжеского дворца.
– С благополучным прибытием тебя, великий князь.
– Почему ни с того ни с сего умер Годхард? – резко спросил Игорь, останавливаясь перед своим главным советником.
– Старость, – очень тихо и очень кратко ответил Кисан.
– Догадываюсь! – рявкнул князь, вновь начав метаться по палате. – Я спрашиваю, почему так не вовремя? Почему – вдруг? Как только посетил великую княгиню, так сразу и помер. Тебя не удивляет совпадение?
– Нет, великий князь, меня это не удивляет. Умирают всегда не вовремя.
– Но не всегда сразу же после свидания с Ольгой!
– У нас нет никаких свидетельств, что именно это послужило причиной его безвременной смерти. И на его теле – а я сам осматривал труп – нет никаких следов.
– Что говорит… этот, твой грек?
– Асмус на встрече не присутствовал. Таково было условие Годхарда.
– Ты допросил челядь?
– С пристрастием, но никто ничего не знает.
– Может быть, просто боятся признаться?
– В пыточной подклети? – Кисан позволил себе слабо улыбнуться. – Такого не бывает, великий князь. И не может быть: у меня очень опытные каты.
– А эту… – Великий князь скривился, стараясь припомнить. – Ну…
– Кормилицу? – осторожно подсказал Кисан.
– Да, да. Она все знает. Все!..
– Она все забыла, великий князь. Или делает вид, что забыла, потому что уже не боится боли.
– Она бесчувственна?
– Она – глубокая старуха, великий князь. Она успела пережить все свои боли.
Игорь сел в кресло, помолчал. Спросил неожиданно и почти жалобным голосом:
– Что же мне теперь делать?
– Прости, великий князь, но я не понял твоего вопроса.
Игорь опять помолчал.
– У меня есть сведения, что кто-то навещал великую княгиню в мое отсутствие, – как-то нехотя сказал он наконец. – Причем на иноходке. А иноходка должна была стоять в ее конюшнях.
– Я это проверю, великий князь.
– Ну, а мне что делать? – почему-то по-прежнему обиженным тоном вторично спросил Игорь.
– Ехать к княгине. И поговорить с нею. Женщины хвастливы, и, если верно построить беседу, ты сможешь догадаться о многом, великий князь. О многом.
– Она меня перелукавит. Все женщины двуличны, лживы и лукавы. И ты это знаешь.
– Ты мудрее, государь.
Игорю льстило, когда его называли государем, хотя такого высокого звания в Киевской Руси тогда еще не существовало. Оно было принято в Византии, на которую великий князь смотрел со странной смесью ненависти и восхищения. И был только один человек, которому – да и то нечасто, от случая к случаю – дозволялось так к нему обращаться. Кисан высоко ценил знак особого доверия князя, а потому и пользовался им очень редко. И только тогда, когда исчерпывал иные способы воздействия на слабую душу слабого князя.
– Ты прав, Кисан, прав, – забормотал Игорь, все еще не решаясь последовать совету. – Женщины растут в суете, зарываются в мелочах, не способны управлять, повелевать, руководить сражением. Однако они имеют навык в беседах, они целыми днями только и делают, что судачат и сплетничают и…
И неожиданно замолчал.
Кисан, отлично изучив крайне нерешительный нрав великого князя, понял, что Игорь сегодня всеми силами воспротивится его предложению. И придумает массу отговорок. Сошлется на дела, на свое нежелание видеть супругу, на усталость после похода, наконец. В таком состоянии уговаривать его было занятием бессмысленным, но в конечном итоге важно было иное. Важно было вытянуть из него обещание посетить жену завтра, через три дня, да хоть через неделю, но – вытянуть. Тогда можно было бы, ссылаясь на его княжеское слово, возобновить разговор в оговоренный самим Игорем срок. И добиться своего.
