Ознакомительная версия.
Батюшка, я когда увидел тебя и братьев твоих, я понял, что Господь Бог — Он не где-нибудь там (показывает вверх),а совсем близко, и уж лучше мне перед Кузьмой провиниться, чем Его (указывает вверх)прогневить. — А что ему за дело, Кузьме-то? Богомольцами и юродивыми вся Москва полна. А вы и так все с большим бережением ходите. Почему я должен знать, что вы не такие, как все прочие?
Василий.Все разумно. — И как же он об этом прознал?
Поликарп.Мне бы это узнать, как выходит, что кто-то у нас ему доносит, но чудно доносит. — Я у него с начала осени не был, да когда мне? Я же княжьи имения объезжаю. А не так давно сходил для порядка, а он меня как обухом по голове.
И чудное дело — про то, что сейчас, ни слова не говорит, а все напирает на тот раз, когда Михайло Иванович с князем нашим беседовал. А тому уже два года, я точно помню. Я на другой день в Нижний отправлялся, у нас там падеж скота случился, порчу кто-то наслал.
А я с того дня, как у него побывал, сам как порченый сделался. Не сплю, не ем, на всех кидаюсь, — а что мне делать? Народу полно, а мне в каждом предатель видится. — А найду его — и дальше что? Убить его, а самому сбежать? Я ж тогда и на Трофима, и на князя такую беду наведу! — Хоть ложись — и помирай. Но ты уж своих, батюшка, извести, что такое дело. Пусть они к нам не показываются.
Василий.А почему ты Трофиму открыться не захотел? Ты перед ним чист.
Поликарп.Не могу, батюшка, я думал об этом. -
Нет, не могу. Он меня, конечно, не сгонит, того же Кузьмы побоится, но каково ему жить будет рядом со мной после этого? Это же ему в самое сердце. (Плачет.)Батюшка, он же меня как отец родной
принял. Женить собирается. Ему что я, что его Игнаша. (Вытирает слезы.)Мне еще лучше живется! Игнат там в Архангельске такую лямку тянет, надорвешься! А я тут барствую!.. (Становится на колени.)Василий Матвеич, я к тебе пришел, ты человек Божий. Ты помолись, тебе Господь непременно подскажет, как нам всем быть.
Василий(кладет ему руку на голову!).Сам Господь внушил тебе это, Поликуша. — Оставайся здесь. Я скоро ворочусь. (Выходит.)
Поликарп ждет Василия. Он понемногу успокаивается, лицо его разглаживается, принимает спокойное выражение.
Поликарп(слыша шаги Василия из-за двери).Вот тебе и сказка про Иван-царевича!
Входит Василий.
Василий.Этого человека больше нет в княжьей усадьбе. Он умер. Скорее всего, его убили.
Поликарп.Это Ерошка! Это вор-подлец Ерошка! Мы его в тот самый день согнали, когда ты приходил. Ночью его на воровстве поймали, а утром ты пришел. Потому он тебя и не видел.
Василий.А кто-нибудь знает, что с ним сталось?
Поликарп.Через сколько-то дней пришла его жена с воплем, что он как в воду канул, а ей детей кормить нечем, а их у нее шестеро душ. Вот мы их теперь и кормим. — А он на нас донес. — А мы его сирот кормим. (Василий кивает на эти слова.)
Василий.У ваших ворот и вокруг усадьбы теперь все время какие-то рыщут. Нас выглядывают.
Поликарп.Значит, внутри у Кузьмы никого нет. А с наружными как быть?
Василий(грустно усмехаясь).Мы же их видим. — Ступай, Поликарп, ничего не бойся. Держись правды, это самая крепкая опора. За то, что ты на Господа понадеялся, из любой беды выйдешь, детей своих большими людьми увидишь.
1. По белым заснеженным улицам Москвы в направлении Кремля тянутся черные кибитки
В каждой — красавица и ее родня.
Благовещенский собор Кремля. Стефан Вонифатьев выходит из ризницы. Старая женщина в богатой накидке с жаром прикладывается ко всем иконам храма, целует изображения на стенах.
Стефан видит человека, который ставит перед образом толстую свечу, рука его вздрагивает.
Стефан узнает в нем Кузьму Кузьмича, подходит к нему. Кузьма целует Стефану руку.
Стефан(крестит его).Мир тебе, Кузьма Кузьмич!
Кузьма(хватая его за руку).Отче Стефан, пойдем ко мне. Ты давно обещался.
Стефан.Я помню, Кузьма Кузьмич. Но ты же все занят, столько дел у тебя.
Кузьма(смотрит в сторону).Сегодня дел не будет. И завтра не будет, а, может, и послезавтра.
Стефан(тихо).Кузьма Кузьмич, что вы с Морозовым себя мучаете? Ну женится царь на ком-нибудь там! Что он после этого — головы станет рубить своим верным слугам?
Женщина в накидке совершает земной поклон перед образом, ударяет лбом об пол, тяжело поднимается. Стефан узнает царскую няньку Федору, быстро подходит к ней.
Стефан.Матушка Феодора Ивановна, да на тебе лица нет, случилось что?
Федора.А как ты думаешь, отче Стефан? Болит у меня душа за государя нашего, Алешеньку моего?
Стефан(ничего не понимает).Государя ждет великая радость. — В конце концов, все же люди женятся. И он женился (указывает на Кузьму!),и я женился.
Федора.Молод ты очень, Стефан Вонифатьевич. — Тебе сколько лет?
Стефан.Тридцать ровно.
Федора вздрагивает. Они с Кузьмой переглядываются.
Кузьма(тянет Стефана за собой).Пойдем ко мне, отче Стефан. Я тебя угощу, сам чего-нибудь съем.
Кузьма и Стефан выходят на крыльцо Благовещенского собора.
Через площадь тянется вереница красавиц, предводительствуемых «повзводно» боярами. Боярин Пушкин и князь Михаил ведут касимовских красавиц. Первой идет Маша Барашова. Стефан весело разглядывает девиц. Кузьма тянет его прочь.
Стефан чинно закусывает за богато накрытым столом. Кузьма выпивает подряд несколько чарок, хмелеет, с лица его сходит напряженное выражение.
Стефан.Дался тебе этот Трофим, Кузьма Кузьмич. Он ведь простой мирянин, премудрости богословской не научен. Он мог вовсе и не разобрать, что перед ним еретики. Тем паче, этот Михайло кого угодно обморочит.
Кузьма(кивает, ухмыляясь).Это так!
Стефан.Трофим Игнатьич праведной жизнью своей известен. Бедным помогает, как никто другой.
Кузьма(оживляясь).Еще бы ему не помогать! При его-то богатстве! Ему Прозоровский столько платит, что на царской службе не приснится. А подарки дарит — на Рождество, да на Пасху, да на день Ангела, да на день черта. Бедным он помогает! Да если бы таких богатых не было, бедные и не знали бы, что они бедные.
Стефан(пропускает все это мимо ушей).Я как бы между прочим и с его отцом духовным побеседовал. И получается, что упрекнуть его просто не в чем.
Кузьма(развеселившись).Вот кого тебе надо было хватать сходу, отче Стефан. Первые еретики — всегда попы. — Уж он-то премудрости научен! И хитрости ему не занимать стать. Так он тебе, царскому духовнику, и сознается, что исповедует еретиков.
Стефан(смеется).Ну ты хорош, Кузьма Кузьмич! Священство обличаешь, а собственную прямую службу не желаешь исполнять. — Вся Москва знает, что от тебя ничего скрыть нельзя, что у тебя повсюду глаза и уши. А Михайлу этого не ловишь. Может, у нас не только попы — еретики? Может, и ты не без греха?
Кузьма(лениво).Я же тебе в тот самый день сказал. Про Михайлу Иванова еще в царствование Иоанна Грозного было известно.
Стефан.Так что о нем было известно?
Кузьма.Все то же, что и теперь. Что лет ему незнамо сколько, что ходит по воде, и все в таком же роде. Неужели ты думаешь, отче Стефан, что за все эти годы его так-таки изловить не пытались? А может быть, все же пытались? — А что с ним делать прикажешь, если его изловить? — Убить? Сжечь? — Чтобы он опять где-нибудь объявился? — Или ты думаешь, что такого никогда не бывало? — Думаешь, такого не бывало, потому что не слыхал никогда. — И про Михайлу ты бы не услыхал, а я бы никогда не вспомнил, если бы Ерофей Петров не проворовался и не пошел бы доносить на свою голову.
Стефан(покачивая головой).Ты запомнил, как его звали.
Кузьма.И как звали запомнил, и день и час, когда приходил. И в какой день светлый князь Симеон Васильевич с Михайлой беседу имел, тоже знаю и помню. Такая моя служба. Все знать и все помнить. — А всем другим лучше ничего такого не знать. О чем никто не знает, того будто бы и нет вовсе. — Или ты этому Михайле славы желаешь? Так кто же из нас еретик?
Стефан доволен шуткой Кузьмы. За окном слышится стук копыт и колес. Стефан подходит к окну, видит вереницу кибиток.
Стефан.Разъезжаются наши красавицы.
Ознакомительная версия.
