Она подождала, пока всадник не приблизился, потом вынула стрелу и прицелилась. Всадник подскакал. Он еще не был в пределах досягаемости, когда она узнала его и опустила лук.
— Мунлик, — позвала она и побежала вдоль берега.
Он проскакал по мелководью, соскочил с коня и подхватил ее на руки.
— Оэлун, — проговорил он. Она положила голову ему на грудь. У нее отнялся язык. — Что случилось здесь?
— Они нас бросили, — наконец удалось сказать ей. — Они откочевали несколько дней тому назад. Она выскользнула из его рук. — Орбэй-хатун не пригласила меня на весеннее жертвоприношение. А потом ждать было недолго. На другой день все снялись. — Она перевела Дух. — Приготовься, Мунлик. Твой отец пытался остановить их. Тодгон Гэртэ ударил его за это копьем в спину. Мы похоронили его несколько дней тому назад.
Она в изнеможении опустилась на землю. Мунлик долго молчал.
— Тодгон за это заплатит. — Он сел рядом и взял ее за руку. — Моя жена и сын…
— Они ушли со всеми вместе. У них не было выбора. Даже Хокахчин вытащили из юрты.
— Послушай, — сказал Мунлик, стиснув руку Оэлун. — Я могу поехать к хану Тогорилу.
Она покачала головой:
— Хан кэрэитов ничего не выиграет, помогая беспомощной вдове и детям. Ему было бы более выгодно заполучить в союзники вождей тайучитов — мой муж всегда говорил, что хан Тогорил практичный человек. — Она отняла руку у Мунлика. — Если даже он и принял бы нас, мои сыновья стали бы заложниками. И он отдал бы их Таргутаю при первой возможности.
— Но ваше положение безнадежно, если не найдется кого-нибудь, кто защитит вас.
Оэлун посмотрела ему в глаза.
— Я отказываюсь поверить в это. Таргутай с Тодгоном вполне могли нас прикончить, но их остановил Тэнгри. Должно быть, они все еще боятся духа моего мужа.
— Но твои сыновья…
— Они будут еще храбрее, чем их отец. — Она подтянула ноги и обхватила колени руками. — Я знаю Тэмуджина, — тихо сказала она. — Он не согласится быть долго заложником то ли хана кэрэитов, то ли бывших сподвижников своего отца. Мой сын потребует, чтобы ему вернули его права, и они будут вынуждены убить его. Брошенный, он проживет дольше, чем среди этих людей. Я уж постараюсь, чтобы он жил долго.
— Ты упрямая женщина, Оэлун. Я думал, ты пришла в отчаяние.
— За нас обеих плачет Сочигиль.
— Если Даритай услышит…
— Он ничего не сделает для нас.
Возможно, она помянула бы добром отчигина, если бы знала, что должно произойти.
— Нас оставили в живых, — продолжала она, — так что ему не придется мстить за нас. Таргутай, видимо, считает, раз он смилостивился, то Даритаю остается думать лишь о своей судьбе.
Мунлик опять взял ее за руку.
— Я не могу оставить вас здесь. Я обещал багатуру присмотреть за вами.
— Я не требую, чтобы ты сдержал слово, — сказала она. — Ты должен подумать о собственном сыне и о ребенке, который должен родиться.
Она взглянула на него и опустила голову. Его лицо по-прежнему выражало сочувствие и озабоченность, но она почувствовала, что ему стало легче. Мунлик сделал предложение, которого требовала его честь, и он вряд ли мог обвинять себя в том, что бросил ее, раз она сама велела ему уехать.
Мунлик откашлялся.
— Мне надо ехать к жене, разумеется. Другие хонхотаты предпочли перекочевать на наши старые пастбища, и Таргутай согласился бы, чтобы мы уехали, если бы знал, что мы остаемся союзниками.
Оэлун взглянула на него.
— Ты бы дал клятву верности брату убийцы твоего отца?
— Тодгон будет наказан за это, но в свое время. Я не смогу служить тебе или моему собственному народу, если я сделаю свою жену вдовой. Я найду способ нанести удар Тодгону Гэртэ позже.
Так практичен был Мунлик. Оэлун выпустила его руку и встала, опершись на палку.
— Я всегда буду помнить, — сказала она, — что твой отец отдал за нас жизнь.
Она пошла к тальнику. Мунлик вдруг догнал ее.
— Я так и не сказал того, что хотел сказать, — прошептал он. — Выходи за меня замуж, Оэлун, Я всегда восхищался тобою. Подожди здесь, я вернусь, позаботившись о безопасности своей жены. Ты можешь жить в моем племени, если я возьму тебя в жены.
Успокоительно звучали его слова. Тайчиуты вздохнут свободно, узнав, что Мунлик не будет мстить за отца. Они будут довольны, если увидят, что ее низвели до положения второй жены старого приверженца ее мужа, а Тэмуджин не скроется среди хонхотатов, если не принесет им клятву верности.
— Нет, Мунлик, — сказала она. — Может, я и буду довольна тобой, но так скоро забыть о муже я не смогу.
Он обнял ее.
— Он не захотел бы, чтобы ты боролась в одиночестве, живя так вот.
— А когда наша жизнь была легкой?
— Когда я вернусь за тобой, может быть…
— Я не передумаю.
Она чувствовала его теплое дыхание на лице. Она вспомнила, как обнимал ее Есугэй, как его сильные руки становились ласковыми. Руки Мунлика соскользнули ей на талию. Она могла бы представить себе, что это руки мужа, и забыть о своем долге перед его наследником.
— Я люблю тебя, — сказал Мунлик, — и всегда любил.
«Но недостаточно», — подумала она и выскользнула из его объятий.
— Я вернусь, — добавил он.
Ей придется покинуть это место до его возвращения и найти убежище возле гор на западе, где они спрячутся от врагов. Если вожди тайчиутов решат, что они погибли, то они будут в безопасности.
— Ты так и не сказал мне, — проговорила она, — что ты разведал.
— Татары кочуют, как обычно. Нам не нужно беспокоиться до осени, — сказал он, склонив голову. — Я должен пойти на могилу отца.
— Тэмуджин проводит тебя.
— Я поохочусь для вас до отъезда. Хасар может пойти со мной — он всегда хорошо стрелял. Я вернусь как можно скорей.
Он пошел за конем и повел его к тому месту, где ловили рыбу Тэмуджин с Бектером. Оэлун уставилась в землю, разгребла листья и стала выкапывать корень.
Бортэ попрощалась с девочками-олхонутками и поехала вдоль вереницы повозок. Пятьдесят олхонутов прибыли в стан ее отца. Вечером все будут пиршествовать, а потом свернут юрты и двинутся к югу, чтобы присоединиться к другим родам для осенней облавной охоты.
Она поспешила к юрте отца. Может быть, Тэмуджин вернется после охоты. Поскольку ее племя перекочевывало, она представила себе, как выглядывает из кибитки и видит, что в пути к ним присоединился Тэмуджин.
Ее родители еще не знали правды о неожиданном отъезде суженого. Она держала это в секрете, молясь о чуде — чтобы Тэмуджин, вернувшись домой, нашел своего отца целым и невредимым.
Она улыбнулась, почуяв дым костров и запах жареной баранины. Вдруг ей стало стыдно оттого, что она счастлива, не получив ни единой весточки от Тэмуджина. Разумеется, он вернется к зиме, она расскажет ему, как хранила секрет, а он скажет ей, что с его отцом все в порядке. Они будут смеяться вместе над пролитыми слезами.
К ней бросились собаки отца. Она скорчила им гримасу и вошла в юрту. Родители сидели на своей постели. Шотан положила голову на плечо мужа. Бортэ была удивлена, что Дай здесь, а не пьет и не разговаривает с другими мужчинами.
Дай посмотрел на дочь, лицо его было серьезным.
— Иди сюда, Бортэ, — сказал он. — У меня дурные вести.
Шотан встала, похлопала Бортэ по щеке и пошла к очагу. Бортэ села у ног отца.
— Что случилось? — спросила она.
— Мне передал их один олхонут, — ответил Дай. — Он недавно женился на дочери тайчиута-монгола. — Дай погладил свою бороденку. — Он сказал, что мой худа — отец твоего суженого — умер.
Слезы брызнули из глаз Бортэ и побежали по щекам. Ей не надо было изображать ни удивления, ни глубокого горя.
— Говорят, что его отравили татары по дороге домой, — продолжал Дай. — Я удивлен, что мы раньше об этом ничего не слышали, тем более что наши земли примыкают к татарским, но, наверно, они не захотели хвастаться этим грязным делом. Багатура похоронили весной.
Бортэ не могла вымолвить ни слова.
— Как же, видимо, рыдала его жена, — пробормотала Шотан. — Потерять мужа так рано. — Она вытерла глаза. — Какое горе для сирот — что теперь с ними стало?
Бортэ потянула отца за рукав.
— Тэмуджин, — сказала она. — Что с Тэмуджином? — Она вглядывалась в печальные карие глаза Дая. — Теперь его мать будет во главе племени, верно?
— Я понимаю, почему друг его отца приезжал сюда, — сказал Дай, — и почему он не сказал мне правды, а лишь отвез парня обратно, туда, где его ждала большая беда. Видимо, мать Тэмуджина настаивала на том, чтобы сохранить свое положение, даже после того, как мужчины отказались принести клятву верности ее сыну. Сподвижники багатура бросили его семью. Никто не знает, что сталось с ними.
Бортэ замерла. Этого не может быть.
