Все глядели, как молодой царевич садится на коня. И как только он вскочил в седло, бесчисленное войско, огибая реку, двинулось к Канибадаму. А Белого голубя вел в поводу чуть позади один из воинов Якуббека.
Большое войско, разделившись на три части, двинулось степью вдоль берега прямо на Канибадам, не сворачивая к Кукчаку. Когда Канибадам остался позади, солнце стояло уже в зените. Как и предсказал Мухаммад Аргун, на востоке поднялось облако пыли.
— Что это? — спросил Улугбек скакавшего рядом Якуббека. — Не стадо ли?
— Надо полагать, стадо, ваше высочество, — ответил Якуббек.
— Вовсе нет, — возразил Мухаммад Аргун, — Это войско Ахмада-мирзы.
— Точно так, — подтвердил остробородый невзрачный и худой человек, глянув на царевича.
— Ошибаетесь, — улыбнулся Улугбек, — все же это стадо. Якуббек совершенно прав. Пусть зоркие воины поглядят сами, это же стадо!
Мухаммад Аргун догадался, что царевич шутит. И прекрасно он понимает, что пыль подняло войско противника. Улугбек скакал на своем Йульбарсе, и улыбался, вселяя в души воинов отвагу и мужество.
— Ясно… — протянул Аргун.
— Ну, а раз всем ясно, скачите немедля к господину Шаху Малику-тархану, пусть начинает — его ход. Вперед на стадо!
Мухаммад Аргун стегнул коня, спеша передать приказ царевича. Через минуту войско Ибрагима Дулдая, подняв огромное облако пыли, с криком и гиканьем ринулось в атаку на ферганцев. И еще через минуту начался хаос: ржали кони, свистели сабли, степь огласилась криками, ревом, воем. Кони вставали на дыбы, мечи сверкали в лучах солнца. Будто в водовороте, смешались люди в кровопролитном бою. Никто не обращал внимания на свалившихся наземь, раненые кони в страхе метались среди людей. По знаку царевича Мухаммад Аргун поскакал к Амиру Давуду Барласу, с тревогой следившему за царевичем из-за холма. Увидев скачущего Аргуна, он со своими воинами ринулся в бой. И вслед за ним сам царевич с Якуббеком присоединились к атакующим с левого фланга.
Ахмад мирза, приведший большое войско, вот уже полтора часа наблюдал за боем. Он понял, что терпит поражение. Если сражение продлится еще час, не останется в живых ни одного его человека. Собрав с десяток воинов, Ахмад пустился наутек. Около ста всадников поскакали вслед за ним. Ибрагим Дулдай, начавший атаку, с сотней нукеров бросился за Ахмадом. Ферганцы, поняв, что их военачальники покидают поле Соя, разбежались кто куда. Многие соскакивали с коней и бросали оружие.
Ахмад мчался не в сторону Хоканда, а прямо к Ашту. Но Ибрагим Дулдай все же настиг его.
Войско, разделенное на три части, снова объединилось и двинулось в сторону Хоканда…
Низамеддин скакал с обнаженным мечом в группе правого фланга под предводительством Амира Давуда Барласа. Уже целый час его кружило в вихре боя. Он рубил направо и налево, валил врагов с коней. С одним из вражеских воинов ему пришлось повозиться всерьез, оба не желали уступить друг другу. Какой-то конный, пятившийся почему-то назад, разъединил их. Забыв обо всем на свете, не понимая, что происходит, опьяненный битвой, Низамеддин как лев кидался на любого, у кого не было самаркандской метки на одежде. В пяти шагах от него какой-то всадник кубарем скатился с лошади, но тут же вскочил и, отряхивая пыль с одежды, затравленно огляделся по сторонам. Но еще через мгновение голова его скатилась с плеч, тело грохнулось оземь и затрепетало. Увидев фонтан крови, брызнувшей из шеи убитого, Низамеддин отвернулся. На одежде этого воина самаркандской метки не было. Усы и борода его были с проседью, и Низамеддину подумалось, что, должно быть, пожилой человек. Вдруг испугавшись, что и ему вот так же отрубят голову, Низамеддин оглянулся и кинулся к сражавшемуся с ферганцем самаркандцу. Подскакав, он с размаху рубанул по плечу ферганца, свалил его с коня. Уже терявший силы самаркандец благодарно глянул на него. Теперь они вдвоем повернули налево и устремились к сражавшимся, туда, где звучно лязгали сабли. В гуще боя Низамеддин то и дело искал глазами своих друзей — Шадманбека и Абуали. Увидав бегущих воинов, Низамеддин понял, что ферганцы дрогнули. Шагах в двадцати Низамеддин увидел воина, сошедшего с коня и кинувшего оружие на землю. Подскакав к нему, Низамеддин поглядел на склоненную голову и не тронул его. Саблю он положил перед собой на седло и вдруг увидел запекшуюся кровь. Ему почудилось, будто со лба его струится обжигающе горячий пот. Он поднес ладонь ко лбу — утер пот, но ладонь мгновенно окрасилась алым. Низамеддин приподнял шапку, она вся пропиталась кровью, а он и не заметил, что ранен. Голова разламывалась от боли. Сидя в седле, он поглядел на кинувшего оружие ферганца: тот, увидев кровь, каплями стекающую со лба Низамеддина, отвел глаза. Минуту они глядели друг на друга — победитель и побежденный. Повернув коня, Низамеддин поспешил вдогонку за воинами, вышедшими на Хокандскую дорогу. Но, проскакав совсем немного, он увидел распростертого на земле человека, туго перепоясанного широким ремнем, украшенным серебром. Сердце его замерло. Низамеддин остановил коня: на одежде убитого самаркандская метка. Спрыгнув на землю, он повернул убитого лицом вверх — Шадманбек. Друг! В глазах потемнело, в сердце словно вонзилось жало.
Воин, ехавший вместе с ним, поджидал Низамеддина в сотне шагов:
— Пошли! Наши уже далеко, — крикнул он, — а то отстанем.
Низамеддин кивнул. Но вдруг до слуха его донесся стон. Человек, лежавший на земле, шагах в двадцати от него, поднял голову:
— Братец, я самаркандский, забери меня с собой.
Не могу я тут остаться, ночью сбегутся волки и шакалы…
Ведя коня в поводу, Низамеддин подошел к раненому.
— Не могу встать, — пояснил тот, — меня в спину ранило.
— Сможете сесть на моего коня?
— Нет, братец, я не могу подняться.
— Тогда придется подождать. Скоро подойдут арбы, всех заберут.
— Спасибо за доброе слово. Только не дождусь я арбы. Я бухарский. Моя имя Кудратилла. Помолитесь за меня.
— Хорошо, — грустно промолвил Низамеддин.
Низамеддин припустил коня, догоняя ушедших воинов. «Где же Абуали? Что с ним?» — думал он. Он не чувствовал, как кровь все еще капает со лба и кончика носа. Отъехав на несколько шагов, он оглянулся. Ферганец, которого пощадил Низамеддин, плакал, опустившись на колени. «Не он ли убил Шадманбека? — подумалось Низамеддину. — Если он, то почему же тогда я оставил его в живых? Почему он не ускакал на своем коне? Он ведь мог, успел бы». Странные, путаные мысли, словно в дурном сне, мелькали в уме Низамеддина, и голову по-прежнему саднило. Он погонял коня, торопясь догнать своих, и все время думал о Шадманбеке и о том бухарце с переломленным хребтом, стонавшем от боли.
Темнело. Солнце клонилось к горизонту. Последние его лучи осветили безлюдную степь. Встань здесь человек во весь свой рост, тень его, упавшая на землю, была бы длиною в самый высокий тополь. Но в безлюдных степях между Яккатутом, Рафканом и Канибадамом не было ни души, здесь, в этом царстве смерти, одни лишь трупы — люди и лошади. По дороге, пробитой через степь колесами арб, — ни единого всадника. Весть о происшедшем здесь страшном сражении, об ужасах кровопролитной битвы достигла слуха жителей окрестных кишлаков. Лишь одни только отсеченные головы, валявшиеся здесь и там, уже не ведали ужаса. Но среди этой горы мертвецов были и раненые, кто с отрубленной рукой или ногой, кто умирал, страдая от жажды, — и все ждали помощи. Солнце скрылось за горизонтом. Над степью, словно медное блюдо, не спеша всплыла луна. По ясному небу не проплывали теперь черные, вздымающиеся, будто горбы верблюдов, тучи, но луна наливалась багрянцем так, словно ее окрашивала щедро пролитая человеческая кровь. Казалось, она печально смотрит на эти застывшие в зарослях комочки тел. И ничем не может помочь им. Воин с переломленным хребтом завороженно глядел на нее. Но от нее не ждал спасения. Луна была похожа на красавицу, выглядывающую из окошка высокого, недоступного дворца. Воин отвернулся. Он прополз несколько шагов, словно улитка, слепо шаря по земле руками. Вот он нащупал саблю, с трудом вытащил кинжал из ножен мертвеца и положил оружие рядом с собой.
Арбы, под конвоем нукеров, прибыли в полночь. Нукеры подобрали раненых, собрали оружие и уложили на арбы. Вслед за ними, тоже под охраной воинов, потянулись так называемые «семейные» арбы. Прослышав о победе, они спешно отправились вслед за царевичем в сторону Хоканда. Начальник обоза распорядился похоронить здесь же павших воинов и как можно быстрее доставить раненых в город. А сам, стегнув нагайкой коня, поскакал догонять «семейные» арбы. В одной из этих нарядно украшенных арб ехала Акабегим — жена Улугбека — со своими служанками. Самым верным воинам поручили сопровождать этот караван, охранять от всех дорожных случайностей.
