Михаила Андреевич начал искать глазами, и вскоре ему показалось, что в одном высоком воине, бившемся спиной к нему, он узнает великого князя. Но вглядеться хорошо не успел, ибо в ту самую минуту москвичи дрогнули и все разом побежали назад. По орде раскатился торжествующий рев, и Бренко неожиданно увидел совсем близко от себя скуластые лица татар, распаленные яростью боя.
– Михаила Андреевич, – крикнул выросший перед ним Кутузов, – как повелишь со стягом? Его бы увезти немедля, инако, не ровен час, возьмут поганые!
– Стяг оборонять будем, – ответил Бренко, обнажая меч. – Где он поставлен, там ему и стоять, покуда хоть кто из нас жив. Опамятуйтесь, братья! – крикнул он во весь голос, выезжая вперед. – Ужели отдадим нехристям нашу святыню и себя осрамим? Поглядите округ: русские полки стоят крепко, только вы бежите! А ну, с Богом и дружно, – все на орду!
Ему удалось остановить бегущих, и возле стяга началась лютая сеча. Татарские военачальники и беки, опережая рядовых ордынцев, со всех сторон устремились к бугру, на котором стоял Бренко: принимая его за Дмитрия, каждый из них думал теперь о щедрой награде и славе, которые ждут того, кто привезет Мамаю голову русского государя и его черное знамя.
Но лучшие московские витязи тоже спешили отовсюду на
Бек – князь. Титул этот указывал па принадлежность к княжескому роду, тогда княжеский титул эмира в эту пору часто присваивался по должности темникам и вельможам даже не знатного происхождения.
помощь Бренку. Покуда еще было время оглядываться, повел он глазами вокруг себя и близко увидел Ивана Драницу: воевода, лицом красный как свекла, пробивался к нему, лихо работая своим тяжелым клычом; чуть поодаль, бог о бок ломились сквозь татар Тимофей Вельяминов и Семен Мелик, а за ними, клином, с полета воев. Хоть бы поспели! Но тут, шагах в десяти от себя, Бренко негаданно увидел Дмитрия. Он отбивался мечом от двоих теснивших его ордынцев и в тот самый миг, когда Бренко глянул, – одного из них распластал мало не надвое. Другой взмахнул было саблей, и несдобровать бы князю, кабы тут же не поддел поганого снизу копьем какой-то пеший воин. «Кажись, Васюк Сухоборец», – подумал Бренко, но что было дальше, уже не увидел, потому что тут на него самого налетели татары.
Телом могуч и в бою искусен Михайло Андреевич, против троих-четверых биться ему бы ничто. Но сейчас насело на него разом не меньше десятка. Двоих он посек быстро, сам получив лишь легкую рану в щеку, изловчился было и на третьего, но тут закололи копьем его коня, и Бренко упал наземь. Татары рванулись к нему, но на пути им встал Иван Кутузов, секунду спустя подоспел Драница, и они вдвоем сдержали натиск, покуда Бренко выбирался из-под туши коня. Едва встал он на ноги, – пал с рассеченной головой Кутузов. Бренко мигом ухватил его лошадь за повод и занес ногу, чтобы вскочить в седло, но тут ударили его самого копьем в бок, и он снова упал. Однако рана была не смертельна, – приподнявшись и силясь встать, он еще увидел, как подняли на копья Драницу, потом трое татар, соскочив с коней, кинулись к нему. С другой стороны, с палицей в руке, путаясь в полах схимы, подбегал инок Ослябя.
– Эвот тебе за брата Александра, поганый! – прохрипел он, опуская палицу на голову первого татарина. – Молись за меня, отче Сергий! – и размозжил голову второму. Но тут сабля третьего сразила его самого. Обливаясь кровью, он выронил палицу и грузно повалился на Бренка.
Михаила Андреевич, лежа навзничь, слабеющей рукой попытался спихнуть с себя мертвое тело. Но не успел: холодное лезвие копья, дробя зубы и обрывая жизнь, вошло ему в рот, пригвоздив к земле.
С победными криками ордынцы ринулись теперь к государеву знамени. Только один из них, спрыгнув с лошади и на ходу вытаскивая нож, подбежал к телу того, кого принимали
Александр – имя Пересвета.
за князя Дмитрия. Но, сорвав шлем с головы убитого и вглядевшись в изуродованное ранами лицо, он отпрянул с криком:
– Это не он!
– А ты сюда погляди! – раздался сзади насмешливый голос. Татарин быстро обернулся и в чернобородом всаднике, который в это мгновение снес ему голову, еще успел узнать русского великого князя. Узнал его и Дмитрий: это был Бо-рак-сеид, месяц тому назад приезжавший к нему послом от Мамая.
К знамени, укрепленному на бугре, между тем подскакали одновременно с полсотни татар и Семен Мелик, со своими людьми. Сюда же спешил и Дмитрий, а с ним вой Гридя Хру-лец, Васюк Сухоборец и с десяток других, но возле самого бугра налетели на них Мамаевы косоги, и пришлось с ними биться.
За государев стяг сражались на пределе ярости. Тут исступленно секлись и конные и пешие; раненые и сбитые с коней катались в обнимку, давя и терзая друг друга; оставшиеся безоружными дрались ногами, обломками щитов и копий, с разбега били противника головой в живот…
Наконец одному из татар удалось перерубить саблей древко знамени, и оно упало на землю. Несколько минут возле него шла кровавая свалка, в которой ничего нельзя было разобрать, потом черно-золотое полотнище снова взмыло над бугром: воевода Семен Мелик высоко поднимал его одной рукой, – в другой был меч, которым он оборонялся от ордынцев. Но их набегало сюда все больше, вокруг бугра они в неудержимом порыве теснили москвичей, которые, со смертью Бренка, снова стали откатываться назад.
Прошло не много минут, и пал храбрый воевода Мелик, пронзенный копьем; с разрубленной головой лег на него юрьевский смерд Степан Новосел, подхвативший падающее знамя; саблями иссечен Тимофей Вельяминов, приспевший было на помощь. И орда с торжествующим криком хлынула через бугор. Казалось, еще немного, и Большой полк будет разрезан надвое, но в этот миг ударили сбоку вла-димирцы.
Оказавшись в задних рядах русского построения, они до сих пор не участвовали в битве. Но теперь, когда частью перебитые, частью схлынувшие москвичи освободили им место, они всю свою нерастраченную силу обрушили*на зарвавшихся ордынцев.
Косоги – черкесы.
На бугре возобновилась злая сеча. Уже почти на вершине его нашел славную смерть набольший владимирский воевода, боярин Иван Окатьевич Валуй. Но племянник его Тимофей пробился к поверженному знамени и поднял его над сражающимися.
По русским рядам, ширясь и вливая в сердца отвагу, прокатился победный крик. Татары отступали, не прекращая жестокого сопротивления. Снова, нахлынув массой, они попытались повалить русский стяг. Тимофей Валуевич успел передать его двум подбежавшим воинам, – чтобы, привязав перерубленное древко к копью, снова укрепили его на прежнем месте, – а сам стал впереди, прикрывая их. Шесть или семь татар, обступив молодого воеводу, сыпали на него сабельные удары. Отбивался он ловко, пока мог, но скоро ему отрубили руку, и он упал. Подбежавший дворецкий его, Иван Кожухов, заслонив своего господина, вступил в неравный бой с татарами. Двоих он успел убить, прежде чем остальные изрубили его в куски, а потом прикончили и раненого Валуе-вича.
Но от знамени их сейчас же отбросили набежавшие во множестве владимирцы. Москвичи и коломенцы, ободрившись, снова крушили ордынцев с другой стороны. Позади врубившегося в Большой полк лучшего татарского тумена русские ряды сомкнулись, и этот тумен был уничтожен до последнего человека. Остальные отхлынули, и после страшного трехчасового боя русские наконец смогли перевести дух и осмотреться. Потери их были очень велики, – во многих сотнях осталось по двадцать – тридцать человек; из московских воевод в центре уцелел один Иван Квашня, и начальство над Большим полком принял князь Иван Васильевич Смоленский. Зная, что сражение вот-вот возобновится, он приказал трубить сбор и приводить оставшихся людей в порядок.
Еще раньше того была отбита атака орды на полк Правой руки. Здесь татары всю силу удара сосредоточили на правом крыле, рассчитывая вдоль речки Нижний Дубняк прорваться в тыл русскому войску. Но стоявшие тут угличане уперлись крепко и дрались с предельным мужеством. Из шести углиц-ких князей в этой битве пало пятеро, а с ними и князь Семен Стародубский. Полегло больше половины воинов-угличан, много ярославцев и Стародубцев, но опрокинуть их татарам не удалось, и на третьем часу сражения они отступили.
Князь Роман Давыдович и его сыновья: Иван, Владимир, Святослав и Яков.
Затишье продолжалось не долго. Разобравшись теперь в особенностях русского построения и правильно определив его наиболее уязвимое место, Мамай обрушил все силы орды на полк Левой руки, приказав своим темникам сбить его любой ценой и с этой стороны выйти в тыл Большому полку.
Первый удар стоявшие здесь белозерцы выдержали не дрогнув, но татары, не считаясь с потерями, бросали в битву новые тумены, и с каждой минутой сеча становилась все более кровавой и напряженной. И воины и воеводы Левого полка дрались с беспримерной доблестью. Тут все понимали, что от их стойкости зависит участь Большого полка, а может быть, даже исход всего сражения, и потому, не жалея жизней, старались удержать страшный натиск врага.
