Выслушав терпеливо всё, что думала о нём Ксантиппа, и получив приказ вычистить птичник, Сократ взял лопату, дошёл до птичника, сунул лопату в бурьян, перемахнул через ограду — и был таков. Чистить птичник — вообще не занятие для свободного гражданина великих Афин. Свободный гражданин обязан делать только то, что определено в присяге. В ней же сказано, что афинянин никогда не посрамит священного оружия, не покинет в бою товарища, в любой момент выступит на защиту отеческих храмов и святынь и оставит после себя отечество большим и лучшим, чем сам его унаследовал. А ещё свободный афинянин должен слушаться властей, повиноваться установленным законам и защищать их один и вместе со всеми. И всё. Прочее же не его забота. Правда, афиняне говорят: если у тебя нет раба, ты сам становишься рабом. У Сократа нет раба. И стало быть, рано или поздно птичник ему чистить придётся. Но не сегодня. Сегодня он прежде всего найдёт Менона, затем — Диния, затем... Алкивиад ему очень помог. Если ему удастся вырвать у Диния признание в том, кто вручил ему деньги для Менона, то, возможно, будет раскрыта вся цепочка заговорщиков: некто, передавший деньги Динию, сам Диний, Менон и непосредственный убийца Фидия.
Впрочем, последнее звено, может быть, никак не связано с предыдущими...
Менона, как и в прошлый раз, Сократ нашёл у плавильщика Хария. Менон стоял у горнила за спиной Хария и наблюдал, как тот работает: плавит и разливает в формы металл. Сократ подошёл к нему сзади и положил на плечо руку.
Менон нехотя обернулся, увидел Сократа и с досадой спросил:
— Ну что ещё?
— Поболтаем, — предложил Сократ. — Погуляем по окрестным холмам и поболтаем.
Харий услышал их разговор, тоже обернулся, поприветствовал Сократа и сказал:
— Погуляйте, погуляйте. Не люблю, когда у меня торчат за спиной.
— Ладно, — согласился со вздохом Менон. — Погуляем. Но я ещё вернусь, — сказал он Харию уже от двери.
— Не сомневаюсь, — кивнул головой Харий. — Теперь ты важное лицо, под защитой архонтов, тебя пальцем нельзя тронуть.
— Ладно тебе! — огрызнулся Менон. — Только бы болтать!
— Послушай, — сказал Менону Сократ, когда они отошли от мастерской и стали спускаться по тропке, сбегавшей по склону холма к речке. — Ты уже знаешь, чем закончилось взвешивание в Парфеноне. Знаешь?
— Знаю.
— И что ты теперь обо всём этом думаешь?
— Что думал, то и думаю! — зло ответил Менон. — Я видел, как Фидий уносил из мастерской золото!
— И что из этого следует?
— Ничего! — закричал Менон, остановившись. — Мне надоели все эти разговоры!
— А деньги? — спросил Сократ. — А те двенадцать мин, которые вручил тебе Диний, не надоели?
У Менона округлились глаза. Сократ не дал ему оправиться от неожиданного удара и нанёс ещё одни:
— Диний требует, чтоб ты вернул ему деньги, поскольку дело приняло опасный оборот: вина Фидия не доказана, а сам Фидий убит.
Менон открыл рот, но не произнёс ни слова.
— Или верни деньги, пли дай клятву, что ты никогда не произнесёшь имя Диния, — продолжал Сократ, не давая Менону опомниться, — ни на суде, ни под пыткой, ни перед богами. Что ты выбираешь? Деньги или клятву? Решать надо теперь же! Немедленно, Менон! Ты прячешься, а мы не намерены бегать за тобой! Так что? Решай!
И всё же Менону удалось подавить в себе первый испуг. Он спросил:
— Ты... от Диния?
Сократ не ответил, сделал страшное лицо, схватил Менона за грудь, встряхнул его и сказал, дыша в лицо:
— Ты не должен произносить имя Диния!
Менон вдруг обмяк, опустился на землю и сказал, опустив голову:
— Ладно, я отдам деньги. — Не дождавшись ответных слов Сократа, поднял глаза и спросил: — Тебе?
— Нет, — сказал Сократ. — Ты отнесёшь деньги Динию. Домой.
— Хорошо, — согласился Менон.
— Сейчас же.
— Конечно.
— И будь осторожен, — предупредил его Сократ. — Прежде чем постучаться к Динию, осмотрись, не следит ли кто за тобой. Ты будешь убит в двух случаях, — вбил последний гвоздь Сократ, — если не вернёшь немедленно деньги или если когда-либо проболтаешься о связи с Динием. Прощай.
Сократ ушёл по тропинке вниз, к речке, а Менон остался сидеть. Уже у речки Сократ обдумал ещё раз, правильно ли он поступил. По всему получалось, что правильно: Менон либо поверил ему и пойдёт с деньгами к Динию, либо не поверил и пойдёт к Динию выяснять, где правда и где ложь. Но в любом случае, заключил Сократ, Менон приведёт его к дому Диния. Оставалось лишь проследить за ним.
От мастерской плавильщика Хария в город можно было попасть двумя путями: тем, что отправился Сократ, и тем, каким вынужден был пойти Менон. У большой гранитной гермы[85], поставленной купцом Каллием, эти два пути соединялись. Поэтому, поторопившись, Сократ непременно должен был увидеть у гранитной гермы Менона, возвращающегося в город. Так всё и произошло: едва Сократ оказался у гермы Каллия и выбрал себе за кустами терновника потаённое место для наблюдения за дорогой, как увидел в отдалении Менона. Менон торопился. Шёл, прижав обе руки к груди, — должно быть, придерживал спрятанный на груди под гиматием узел с деньгами. Когда Менон миновал герму, Сократ вышел из укрытия и последовал за Меновом, всё время держась за кустами, чтобы Менон, оглянувшись, не увидел его.
Дом Диния оказался вблизи Пеларгика, заклятого места, на котором афиняне не селились с давних времён, — оно было закрыто для заселения древним Пифийским оракулом, который гласил: «Пеларгику лучше быть пусту». Велико было суеверие афинян, если они боятся строить дома почти у самого Акрополя.
Схоронившись за углом каменной ограды соседнего дома, Сократ наблюдал за тем, как Менон стучит в ворота усадьбы Диния. Сократ знал эту усадьбу и самого Диния, базарного надсмотрщика на Агоре, к которому многие богатые афиняне обращаются за помощью, когда надо найти свободных флейтисток и танцовщиц для пиршества. Диний приглашает флейтисток и танцовщиц, а с заказчиков берёт деньги — это государственная служба. Кроме того, он взимает налоги с продавцов на Агоре — с мясников, торговцев птицей, маслом, сыром, мёдом, вином, рыбой, фруктами и овощами, зерном и мукой, лепёшками и пирожками. Сократ знал его едва ли не с детства. Торговцы, которые дружно недолюбливали Диния — никакой товар не удавалось утаить от бдительного сборщика налогов, — говорили, досадуя, что Диний вечен. Вечный, скряга, тайный развратник, мздоимец, сводник — всё это часто прилагалось к имени Диния и, надо думать, не зря. Сократ сразу же подумал о нём, когда Алкивиад произнёс это имя. Но следовало всё же проверить и воочию убедиться, что это именно так: много Диниев было в великих Афинах. Вот и Сократ не один, что, впрочем, ничему не мешает. Разве что боги призовут вдруг не того Сократа, какого нужно...
Калитка в воротах приоткрылась, и Менон исчез. Сократ мог бы теперь и уйти, но внутренний голос, дэймон, вдруг остановил его: «Не уходи!» И Сократ остался, давно убедившись в том, что дэймона надо слушаться, что он всегда прав. Прав оказался дэймон и на этот раз: покинув свой наблюдательный пост, Сократ не увидел бы того, как Менон был буквально вышвырнут за ворота двумя дюжими работниками Диния. И когда Менон уже лежал на земле, издавая стоны, из-за ворот послышался голос Диния.
— Чтоб ты сдох, шелудивый пёс! — прокричал Диний. И эти его слова конечно же предназначались Менону.
Сократ не стал напрашиваться в гости к Динию, хотя дэймон никаких предостережений ему на этот счёт не дал. Достаточно было увидеть то, как Диний обошёлся с Меновом. Кроме умения слушать внутренний голос, человек ещё должен хорошо видеть и понимать то, что происходит вокруг: ведь глаза и ум ему тоже даны богами.
Менон, поднявшись с земли, долго разглядывал ободранные колени и локти. Затем сорвал несколько листов подорожника, поплевал на них, прилепил к ранам и привязал лоскутками, оторванными от хитона. Отряхнувшись от пыли, побрёл прочь прихрамывая. Никто теперь не позавидовал бы Менону. То, что экклесия своим решением поставила его под защиту архонтов, уже ничего не значило: верховный жрец, главный казначей и пробулы установили, что всё золото и вся слоновая кость, выданные Фидию для изготовления Афины Парфенос, употреблены по назначению и что, стало быть, донос Менона на Фидия был ложным. А ложный донос, из каких бы высоких соображений он ни был сделан, характеризует доносчика в глазах народа однозначно — как клеветника. И эта дурная слава теперь по праву принадлежала Менону. И никто — ни боги, ни архонты — не мог уже защитить Менона от этой славы. Жить с дурной славой труднее, чем со сварливой женой...
Хотелось есть, но Сократ решил, что лучше остаться без пищи, чем снова встретиться с Ксантиппой, которая наверняка обрушится на него с новой силой. К тому же оставалась возможность раздобыть что-нибудь на рынке в качестве дружеского угощения. На рынке же Сократ решил встретиться с Динием — при народе, а не так, как встретился с ним Менон.
