Старик дворецкий жил постоянно в Горенках и являлся управителем усадьбы. Он пользовался расположением и доверием князя, но не злоупотреблял этим, честно управляя усадьбою, он не теснил дворовых и крепостных мужиков и, имея мягкий нрав, со всеми старался жить миролюбиво.
Немало встревожился он, когда привезли в усадьбу пленником графа Милезимо.
— Что же, братцы, мне делать с этим графом, как обходиться с ним я должен? — обратился он к дворовым, привёзшим в усадьбу графа.
— Наверное, князь Алексей Григорьевич написал тебе об этом вот в этом письме, — ответил старику один из дворовых и подал ему княжеское письмо.
Евсей поспешно вооружил свой нос очками с большими круглыми стёклами в медной оправе, поцеловал печать, а потом по складам начал читать «княжеские письмена».
Между тем граф Милезимо сидел в карете, у дверец которой стояли по обеим сторонам для «охраны» княжеские охотники с ружьями за плечами.
Князь Алексей Григорьевич между прочим написал дворецкому следующее:
«Держи, Евсей, моего лютого ворога Милезимо под строгим караулом. Отведи ему для временного пребывания одну из горниц верхнего жилья, которая похуже; дверь должна быть всегда заперта и ключ у тебя в кармане… Обед ему отпускай простой, холопский; и того, по своему деянию, он, пёс, не стоит. А если станет он дебоширить и бунтовать, то прикажи связать ему руки и из горницы для усмирения в подвал посади. Вообще с этим немчурой не церемонься. Не ты будешь в ответе, а я… А главное — смотри, старик, в оба, чтобы он не улизнул из усадьбы. Ты за это головою мне ответишь».
— Ну не было печали, так черти накачали!.. Легко сказать!.. Такую особу, как граф Милезимо, я должен под замком держать, как холопа или невольника!.. О Господи!.. Да где граф-то? — упавшим голосом спросил дворецкий.
— Да всё в карете сидит.
— Так ведите его сюда. Я должен этого немецкого графа холопским обедом кормить и обхождение с ним иметь холопское. Это с графом-то!.. Да в чём он провинился против князиньки? С нашей княжной Екатериной этот Милезимо амур имел, а теперь княжну обручили с императором; уж не через это ли произошло что-нибудь? — вслух раздумывал дворецкий Евсей, поджидая Милезимо.
Наконец графа ввели. Но тут дворецкий забыл приказ своего господина и встретил графа почтительным поклоном.
— Старик, зачем меня привезли сюда? — крикнул Милезимо.
— Не могу знать, господин граф.
— Кто же будет знать, кто? Помни, я состою при посольстве; за меня и твой князь, и все вы, все строго ответите! — продолжал Милезимо.
— Моей вины нет, ваше сиятельство: я делаю, что мне приказывают.
— А если прикажут тебе убить меня?
— И убью, ваше сиятельство! Знаю, что страшный грех приму на душу, а приказа господского не преступлю, — твёрдо проговорил старик дворецкий. — Ну а пока на то приказа нет. Мне только велено держать твою милость на холопском положении, под замком.
— Под замком? Видно, ты, старый дурак, и твой князь с ума сошли? Как вы смеете? За меня вступится мой император. Вы не смеете лишать меня свободы! — горячился граф Милезимо, но это ничему не помогло, и ему пришлось покориться.
Дворецкий запер его в одной горнице и ключ взял себе.
Горница находилась во втором этаже княжеского дома и обширным коридором отделялась от других жилых помещений. В ней находилось одно окно с двойною рамою; в углу были поставлены простая кровать с жёстким тюфяком, два-три стула и стол.
Евсей Наумович в точности выполнил приказ своего «князиньки»: никуда не выпускал графа, кормил «серой» пищей с холопского стола.
В первое время Милезимо отказывался от такой пищи, требовал лучшей, но ему в том было отказано.
— Что же, вы хотите морить меня голодом, что ли? — крикнул граф, отодвигая от себя чашку со щами из свинины.
— Зачем морить голодом?.. Если бы морили голодом, то щей твоей милости не дали бы, — самым невозмутимым голосом ответил ему дворецкий.
— Но пойми, старая дубина, я не могу есть всякую дрянь.
— Напрасно так говорит твоя милость, хлеб насущный — Божий дар, а щи да каша — мать наша.
Однако голод заставил изнеженного графа Милезимо, привыкшего к изысканному столу, есть и грубую пищу.
Так прошло несколько дней, а граф Милезимо всё томился в заключении. Лишённый привычной пищи и воздуха, он побледнел и похудел, стал раздражительным. Он часто ругался со своим «старым тюремщиком», как называл он дворецкого Евсея, и посылал проклятия на голову Алексея Григорьевича, отца своей возлюбленной, но волей-неволей покорялся своей участи и ждал, когда двери темницы будут для него открыты.
Между тем во всей Москве вскоре только и говорили, что о неожиданном исчезновении молодого графа Генриха Милезимо. Рассказывали, что ночью на него напали разбойники и убили; передавали также, что красавца Милезимо похитила какая-то молодая вдова-боярыня, а другие говорили, что граф Милезимо уехал к себе на родину…
Австрийский посол граф Вратислав обратился к канцлеру Остерману за объяснением, куда девался его родич, граф Милезимо, и просил отыскать его. Остерман, как мог, успокоил Братислава и обещал непременно принять все необходимые меры.
— Пожалуйста, ваше сиятельство, поспешите, иначе я принуждён буду довести об этом до сведения своего императора, — с тревогой в голосе проговорил Вратислав. — Да кроме того, отсутствие Генриха и неизвестность его участи сильно беспокоят меня лично. Ведь прошло пять дней, как он исчез, а о нём нет ни слуху ни духу. Я боюсь, не попал ли Генрих в ловушку. Врагов у него здесь немало.
— Какие же могут быть враги у графа Милезимо?
— Вы сами знаете их, ваше сиятельство; они довольно могущественные.
— Кто же они? — притворно удивляясь, переспросил у посла осторожный Остерман. — Уверяю вас, господин граф, я ничего не знаю.
— Ну, если хотите, я назову вам врагов Генриха. Первые — это князья Долгоруковы; они ненавидят Генриха.
— За что же им ненавидеть графа Милезимо?
— И это вы хорошо знаете.
— Уверяю вас, граф!..
— Довольно, ваше сиятельство!.. Я — не ребёнок, которого можно провести пустыми отрицаниями. Да, наконец, я полагаю, вы прекрасно знаете всю щекотливость положения, в которое поставлено этим ваше правительство: ведь исчез не кто-нибудь, а один из представителей нашего посольства!.. Ведь это — повод к серьёзному дипломатическому конфликту. Вы обещаете мне разыскать моего Генриха, вашим словам я верю и потому покидаю дворец наполовину успокоенным.
Граф Вратислав уехал, а Остерман произнёс про себя:
«Да, да, несомненно, это Долгоруковы припрятали Милезимо!.. Их дело!.. Милезимо находился в амурах с княжной Екатериной, вот они из боязни, чтобы он не помешал им обвенчать государя с княжною, и припрятали её прежнего милого дружка. Но так оставить это нельзя, надо принудить Долгоруковых выпустить Милезимо, иначе может разразиться большая неприятность. Надо сейчас же об этом переговорить с князем Алексеем Григорьевичем. А всего лучше я кое-что поразведаю от его дочери; сейчас же поеду к ней в Головин дворец; благо туда мне доступ есть».
Остерман поспешил к обручённой царской невесте.
Княжна Екатерина приняла его довольно сухо: она была не расположена к Остерману.
— Что привело вас ко мне? — спросила она.
— Засвидетельствовать вашему высочеству моё глубокое почтение, — при этих словах Андрей Иванович низко поклонился княжне Екатерине, которая теперь, как царская невеста, имела титул «высочества». — А кроме того, думал встретить здесь вашего батюшку, князя Алексея Григорьевича.
— Отца нет… он куда-то уехал.
— Как жаль!.. Ведь дело-то у меня крайне важное и спешное.
— Если не секрет, скажите.
— От вас, ваше высочество, секретов быть не может; вы, как будущая царица, должны знать. Изволите ли видеть, ваше высочество, сейчас у меня был граф Вратислав и заявил мне, что его родич, граф Милезимо, до сих пор не возвращался домой с придворного бала, состоявшегося в день обручения вашего высочества, и неизвестно, где находится, — и, сказав эти слова, Остерман пристально посмотрел на царскую невесту.
У неё задрожало сердце при этом известии; она поняла, что с её возлюбленным случилось какое-нибудь несчастье или, что ещё было бы ужаснее — он пал жертвою мести своих врагов. Невольно вспомнилась ей сцена между Милезимо и её отцом на её обручении. Хотя тогда оба они вышли в зал видимо спокойные и даже любезно разговаривали друг с другом, однако она, зная враждебность своего отца к графу, не очень-то верила этому дружественному на вид отношению их друг к другу. Мало того, услышав теперь известие об исчезновении графа, она сперва невольно подумала и потом даже почти уверилась в том, что тут дело не обошлось без участия её отца.