Генерал закончил, ожидая, что ответит товарищ. Ла Виолет продолжал молчать. Анрио нетерпеливо спросил:
— Итак, ты со мной не согласен?
— Нет! — буркнул Ла Виолет.
— Значит, согласен?
— Ну, не совсем…
— И все же тебе нужно выбрать — «за» ты или «против».
— Это очень серьезно! Очень…
— Ты узнал о преступлении и отказываешься наказать?!
— Женщину?! Мой генерал, подумать только… это ведь женщина!
— Чудовище!
— Ну и что из того?.. Чудовище — женщина, и все тут!
— Так ты отказываешься? Ну ладно! Я пойду один… Но, будь добр, окажи мне услугу, последнюю, надо думать, потому что твоего друга завтра убьют…
— Все, что пожелаете, генерал! Я готов подчиниться, но прикажите что-нибудь… менее жестокое…
— В мое отсутствие здесь может произойти страшное… Я отвечаю за людей, которые поставили меня своим командиром… Ла Виолет, командир, оставивший баррикаду, пусть даже на короткое время, все равно что солдат, бегущий с поля боя. Ты должен заменить меня, пока я там, ты знаешь где, не сделаю того, о чем ты тоже знаешь… Ты примешь командование на себя…
— Но люди?!.
— Я представлю тебя им… Идем!..
Анрио и Ла Виолет вышли из кафе.
По приказу генерала, мальчишка с барабаном дал сигнал к сбору.
Человек пятьдесят подбежали и окружили командира баррикады, Анрио коротко сообщил им, что необходимо разведать обстановку за границами квартала, узнать о положении на других баррикадах и определить, все ли готово к обороне.
Предложение было встречено глухим ропотом. Восставшим совсем не улыбалось покидать укрепления. Вне баррикады они чувствовали себя как рыба, выброшенная волной на берег. В своем округе им ничего не угрожало. Так же вели себя мятежники Вандеи. Каждый хотел драться у себя дома и умереть, если это будет нужно, у своего порога.
Генерал, рассчитывавший именно на это, успокоил их, добавив, что никого насильно отправлять не намерен. Опасное предприятие он берет на себя. Однако ему нужен сопровождающий из числа добровольцев.
— Я готов, мой генерал, если не возражаете, — выкрикнул Лартиг.
— Возражений не имею… Теперь же, — продолжил Анрио, — на время моего отсутствия прошу вас признать командиром баррикады гражданина Ла Виолета. Вот он, солдат Великой армии, храбрец… Лучшего трудно найти. Вы будете подчиняться гражданину Ла Виолету, как мне… А сейчас, граждане, отправляйтесь каждый на свой пост и да здравствует свобода!..
Восставшие разошлись по своим местам. Ла Виолет, пожав руку Анрио, который тотчас же ушел с Лартигом, отправился к проходу между домом и мостовой, откуда мог следить за обстановкой.
Он закурил трубку и глубоко задумался, покачивая время от времени головой, что означало большую озабоченность.
Бедный Анрио! Пребывание в Шарантоне не прошло для него бесследно… Он тоже повредился умом! Впрочем, было от чего! Выполнит ли он свой дьявольский план? Доберется ли до места? Почему я не остановил его? Смог бы я воспрепятствовать этому, если бы он находился под моим началом?
Ла Виолет, то забывая о своей трубке, то вновь зажигая ее, продолжал раздумывать, сидя с ружьем между ног в тени фантастического и грозного сооружения из камней, повозок, балок, матрасов, разбитой мебели — первого укрепления. А тем временем в темной и обманчиво тихой ночи от баррикады к баррикаде утробно прокатывалось:
— Часовые, не спать!
Ночь благополучно заканчивалась. Скоро Париж, встряхнувшись ото сна, возьмется за оружие. Над крышами домов небо уже светлело.
Со стороны Монмартра раздались шаги, насторожив Ла Виолета, только что проверявшего баррикаду.
По ступенькам из камней он проскользнул на Монмартр, где еще царил мрак.
Прямо посередине мостовой осторожно двигались три тени.
Вдруг одна из них, выступив вперед, махнула платком. Ла Виолет догадался, что это флаг парламентера.
Он окликнул приближающихся:
— Стой, кто идет?!
— Друзья!.. Лартиг и командир!
— Стоять на месте! Пока не опознают…
— Да это ты, Ла Виолет? — спросил Анрио, узнав голос. — Помилуй, не переполоши всех… Я здесь с гражданином Лартигом и еще одним человеком, за которого отвечаю… Пропусти нас!
Ла Виолет провел их на баррикаду.
В третьем он разглядел женщину.
Ла Виолет покачал головой и, не произнеся ни слова, скрывая мучительную досаду, доставил прибывших в кафе «Прогресс», двери которого на ночь не запирались.
В зале было темно. На стойке мерцал ночник — там, откуда Его кошачье Величество Туш, безмятежно раскинувшись среди головок сахара и графинчиков с коньяком, осматривал свои владения. Кот исчез, как только минули спокойные времена, и никто не смог бы сказать, где же нашел себе место философ, потревоженный гамом восставших.
На бильярде, накрытом чехлом, похрапывали два борца за свободу.
На банкетках, столах, где раньше доминошники разыгрывали свои комбинации, смачно припечатывая костяшки, теперь как убитые спали защитники баррикады, отличаясь от трупов лишь тем, что время от времени, кряхтя, поворачивались на неприспособленном для сна ложе.
В углу стояли пирамиды ружей.
Тяжелый дух, исходивший от немытых тел, наполнял это закрытое пространство.
Маленький зальчик напоминал морг. Ночник придавал ему еще более погребальный вид.
— Нам лучше пойти на второй этаж, — предложил Анрио.
Он извлек из кармана огарок свечи, который всегда носил с собой, и зажег его от трепещущего пламени ночника.
Прикрыв светильник ладонью, он направился к лестнице, указав Лартигу:
— Идите первым!
Генерал пропустил женщину, до сих пор не проронившую ни слова и похожую на привидение. Затем, сделав знак Ла Виолету следовать за ним, поднялся сам.
Они вошли в пустовавшую комнату хозяйки кафе.
Госпожа Моран, по совету Лартига, съехала, как только в ее кафе разместились восставшие. Она забрала с собой лишь самые ценные вещи и укрылась у родственницы, живущей в пригороде.
Анрио поставил огарок в пустой подсвечник и, указав на кровать и пару кресел, стоявших в комнате, глухо сказал:
— Присаживайтесь…
Лартиг и Ла Виолет уселись на кровать.
Женщина неподвижно стояла и, казалось, ничего не видела и не слышала. Анрио повторил чуть громче:
— Присаживайтесь…
И указал на одно из кресел.
Так же молча женщина опустилась в него.
— Друзья мои, — начал Анрио, пытаясь сдерживаться. — Мы собрались вроде бы на военный совет… Позвольте мне, прежде чем вы услышите то, чего я жду от вас, для восстановления справедливости объяснить, кем является женщина, которую вы видите здесь. Вот она сидит перед вами, покорная и молчаливая, лихорадочно обдумывающая, как ускользнуть от нас и снова заняться любимым делом — шпионажем и предательством… да, нам конец, если она найдет способ бежать отсюда и мы встретимся с ней где-нибудь позднее…
Плащ на женщине едва заметно колыхнулся, легкое движение руки под ним выдало ее волнение.
Анрио продолжил:
— Эту женщину, друзья мои, зовут баронесса де Нефвиль. Она была очень красива, за ней увивались многие, она и сейчас все такая же соблазнительная и опасная… Из-за нее сгинул не один из моих друзей, не один из благородных и доблестных умов, которые служили славному делу свободы и подготовили рассвет, что мы видим сейчас… Тюрьмы полны ее жертвами… Она приложила руку к тому, чтобы отправить на эшафот многих, очень многих… Эта гадина сыграла свою роковую роль в том, что почти все смелые и отлично подготовленные заговоры закончились смертными приговорами в Сомюре, Безансоне, Гренеле, и эта сообщница палача…
Лартиг с отвращением вздрогнул, а Ла Виолет не смог сдержаться:
— Тварь!..
Анрио заговорил вновь:
— Она не сможет это отрицать. Она знает, что мне известно все о ее злодеяниях. Стоит ли добавлять, друзья мои, еще один факт, касающийся лично меня?.. Уж вы посмеетесь над моим безумием и достойно оцените мою слепоту… но должен признаться вам… По роковой случайности я встретил это создание на своем пути… Я поддался на ее улыбки, чарующий голос, милую беспечность, ее отношение ко мне, обещания… Она близко сходилась с бывшими офицерами императорской армии… Притворялась, что разделяет их сомнения, поддерживает их надежды, и все это для того, чтобы вытянуть из них побольше сведений… Я вам сказал, сколько благородных и дерзких проектов выдала, она вместе с головами тех, кто их разработал. Мне сохранили жизнь, но коварство этой женщины беспредельно. Если она и оставила меня в живых, то лишь для того, чтобы обречь на невыносимую бесконечную пытку заключения, на ужасное существование. Ты знаешь об этом, Ла Виолет, Лартиг — нет, и он должен понять, до каких пределов дошла эта гадина в своей гнусности…
