За вторым блюдом, называемым «Жаркое Эстергази» и представляющим собой горячую смесь из ломтиков жареного мяса, хлеба и рыбы, Мирослав нарисовал слушателям новую идиллическую картинку. Сын управляющего и старший сын графа были погодками. Они вместе росли, играли и воспитывались, а в ноябре 1786 года напару записались в Страсбургский университет. Только Клеменс-Венцеслав Меттерних заинтересовался публичным правом и основами дипломатической практики, курс коих читал прославленный профессор Криштоф-Вильгельм Кох. Штедливы же поначалу посещал лекции на теологическом факультете, потом увлекся филологией. Но на веселых студенческих вечеринках они опять гуляли вместе. Кстати говоря, их дружба продолжается и по сей день.
Тут Багратион насторожился. Либо баденский любитель бильярда нагло врет (но зачем?), либо князь сейчас находится буквально в шаге от конфиденциального контакта с австрийским вельможей, определяющим внешнюю политику страны. Имя Меттерниха ему уже называли разные люди: посол России в Вене граф Штакельберг, милая Екатерина Павловна, боевой его товарищ фельдмаршал граф Бельгард. Однако ничего положительного в их отзывах не звучало.
— Очень странно, — заметил генерал «доктору филологии». — Неужели ваш друг детства не помог вам с карьерой? Ведь он занимает очень значительный пост.
Протекции, рекомендации, ходатайства людей, достигших больших чинов, за своих родственников, друзей, знакомых, соседей по имению не считались в те времена чем-то предосудительным. Противоестественным было «не порадеть родному человечку». Так что князь, задавая свой вопрос, вовсе не хотел обидеть или задеть самолюбие Мирослава Штедливы. Он лишь высказывал удивление данным фактом и ждал объяснений.
Но чех заговорил о другом:
— Все, кто знал графа Меттерниха в молодости, доныне сохранили уважение и любовь к нему. Его сиятельство прекрасно образован, безукоризненно воспитан, весьма любезен в разговоре. Он всегда помогает людям и, надо заметить, сейчас его возможности велики. Как выдающийся дипломат он разобрался в сложнейшей ситуации 1809 года, сумел найти общий язык с завоевателем Европы и убедить его в благих намерениях всех жителей страны!
Багратион усмехнулся:
— Да-да, конечно. Это договор, подписанный в Шенбруннском замке. Австрия лишилась примерно трети территории и 85 миллионов дукатов из государственной казны.
Штедливы бросил на генерала короткий взгляд и продолжал как ни в чем не бывало:
— Граф Меттерних, разумеется, слышал о ваших подвигах. Он восхищается ими и желал бы установить с вами самые добросердечные отношения. Даже несмотря на некоторые привходящие обстоятельства, когда он.
— Какие такие обстоятельства? — резко перебил его Багратион, которому этот разговор уже совсем переставал нравиться.
— Его сиятельство подробно изложил их. Исполняя волю моего лучшего друга детства и юности, я передаю послание вам.
Тут Штедливы, достав пакет из внутреннего кармана фрака, положил его на стол перед Багратионом.
— Сейчас прочитаю, — Петр Иванович начал взламывать печать с графским гербом на пакете.
— Нет, не стоит торопиться! — «доктор филологии» мгновенно поднялся с места. — Увы, я покидаю вас, мои русские друзья! Сборы в дорогу, дилижанс никого не никогда не ждет. Об ужине не беспокойтесь, он оплачен.
Мирослав Штедливы исчез так быстро, что князь Петр с адъютантом, занятые загадочным пакетом, и оглянуться не успели.
Два рослых официанта пристально наблюдали за ними. Они подали десерт, затем открыли для гостей бутылку коньяка, очень дорогого и очень крепкого.
Глава шестая. Магазин господина Али-Хабиба
Они уехали из Бадена на следующий день рано утром. Сборы проходили в большой спешке.
Поручик Древич пытался говорить с генералом, но тот ему не отвечал. Адъютант напоминал шефу, что в курортной карте осталось еще три талона на посещение процедур и жаль, если те пропадут. Молодой офицер также предлагал нанести прощальный визит доброму доктору Михаэлю Штурмайеру и преподнести ему какой-нибудь подарок в благодарность за лечение, как здесь поступали все пациенты. Кроме того, он намекал, что хотел бы окончить курс обучения игре в бильярд.
Тут князь Петр соизволил ему ответить:
— Не печальтесь, поручик. Доучитесь в Вене. Времени для этого у вас будет предостаточно.
Генерал от инфантерии был резок, мрачен, погружен в собственные мысли. Перемена в его настроении произошла после получения письма от графа Меттерниха. Но Древич видел: до конца Багратион письмо не дочитал. Распечатал, пробежал глазами несколько первых строк, затем быстро засунул лист обратно в конверт, сам конверт — во внутренний карман жилетки, да еще и прижал рукой. Сопоставляя все виденное на водах, поручик понимал, что история с письмом — неслужебная.
От Бадена до столицы Австрии было двадцать шесть километров. Сильные, молодые упряжные лошади преодолевали это расстояние за четыре часа, делая сорокаминутную остановку для отдыха на почтовой станции. Дорога пролегала по живописной долине. Вдали виднелись то квадраты возделанных полей, засеянных пшеницей, то шпалеры виноградников, то белые стены какого-нибудь старинного замка.
Погода в тот день стояла солнечная, теплая, и поездка могла бы доставить удовольствие, если бы не суровое настроение Петра Ивановича. Он не смотрел по сторонам. Взор его упирался в стенку кареты и не выражал абсолютно ничего. Правда, иногда он высовывался из окна и вступал в разговор с кучером:
— Ферапонт, быстрее!
— Ваш-превх-ство, куда уж быстрее. Они, сердешные, и так идут рысью более получаса,
— отвечал барину Ферапонт, большой знаток конного дела.
— Подхлестни их.
— Тогда Серко и Дымок захромают.
— Стало быть, ты не перековал первую пару в Бадене?
— Немчура больно дорого дерет, ваш-превх-ство.
— Олух ты царя небесного! — сердился генерал. — Я ж тебе сказал: заплачу.
— Так-то оно так, ваш-превх-ство, — вздыхал степенный Ферапонт. — Только наших денег на их хреновую работу оченно жалко!
— А мне время дорого, ты понял?
— Знамо дело, ваш-превх-ство, — говорил кучер и осторожно шевелил вожжами, не подстегивая лошадей, а лишь напоминая о своем надзоре над ними.
Эти бессодержательные разговоры положительно влияли на Петра Ивановича. Взор его светлел, непреклонная складка губ смягчалась. В задумчивости он поглаживал правой рукой ровно подстриженные черные бакенбарды и однажды даже произнес, ни к кому не обращаясь: «Ну и черт с ним!».
В гостинице «Der Ahern Blatt» русских гостей сегодня не ждали, так как Древич договаривался с хозяином на другой срок. Потому им временно пришлось разместиться в трех маленьких комнатах. Багратион потребовал ванну, свежее белье, рубашку, галстук, перчатки, новую жилетку. Камердинер Иосиф Гави сбился с ног, извлекая нужные вещи из разных дорожных баулов. Наконец, генерала собрали для визита, ведь куда он так торопился, знала вся прислуга и желала ему счастливого времяпрепровождения.
Неведомо это было лишь людям в двухэтажном особняке на Риген-штрассе, 22. Багратион довольно долго стучал круглым серебряным набалдашником трости в дубовую дверь прежде, чем появился лакей в ливрее.
В пятницу ее сиятельство гостей не принимала. Но лакей узнал генерала и потому, немного поколебавшись, открыл двери. Петр Иванович сунул ему в руки шляпу, трость, перчатки и проворно взбежал по лестнице на второй этаж, мимоходом встретившись взглядом с графом Павлом Скавронским, сумасшедшим музыкантом, ласково смотревшим на входящих из позолоченной багетовой рамы.
В дверях будуара князя встретила горничная Надин. В ее прямой худощавой фигуре, облаченной в коричневое платье, длинный белый фартук и такой же накрахмаленный чепец с кружевами, сквозила уверенность и решительность.
— Bonjour, monsieur! — сказала она, не собираясь, однако, попускать его дальше.
— Bonjour, Nadine, — ответил Багратион, взяв себя в руки. — Puis-je enterer?
— Princesse Bagration se reposer. Aujourd’hui il у a un jour de repos. [10]
На этом его познания во французском заканчивались. А ведь Надин Дамьен, привязавшись всей душой к русской госпоже, изучала, насколько возможно в ее должности, сложный язык неведомого ей северного народа. Багратион хотел заговорить с ней по-русски, но задумался.
Совсем непросто объяснить эту интригу постороннему человеку даже на родном языке. Он, во всяком случае, до конца еще не понял замысла ее организаторов. А ведь замысел существовал, в том генерал не сомневался. Разговор с женой мог бы пролить свет на некоторые детали.
Князь Петр достал конверт. Он выглядел внушительно: дорогая плотная крафт-бумага, красновато-коричневая печать, каллиграфический почерк, коим обозначалось имя адресата.
