Итак, в стране, через которую мне пришлось проехать по пути в Вифинию, я открыл для себя такие идеи, зрелища, запахи, которые до этого момента были мне абсолютно неизвестны. К этому моменту моё здоровье полностью восстановилось, и я с радостью предавался всем чувственным наслаждениям, которыми одаривала меня эта земля роскоши, щедрости и разнообразия. Залитые кровью улицы Рима, жестокости вооружённых банд Суллы — всё это было очень далеко. Так же далеко остались все строгости семейного и гражданского кодексов. Сейчас я не занимал никакого поста, и моя миссия была важной, но лёгкой в исполнении. Я мог говорить и действовать как мне заблагорассудится и на несколько недель забыть о прошлом и не думать о будущем.
Приём, оказанный мне царём Вифинии, был весьма радушным и даже нежным. Я с готовностью ответил на его явное желание стать моим другом, частично потому, что, поступив таким образом, более успешно мог отстаивать интересы римского народа, а частично потому, что мне очень понравился этот человек и я испытывал глубокое уважение к нему. Действительно, некоторые качества Никомеда можно назвать варварскими, но вместе с тем он был потрясающе наивен, искренне любил и понимал искусство и литературу, имел большое чувство юмора и страсть к самым великолепным развлечениям. Вечером в день моего прибытия ко двору был устроен ужин, во время которого я сидел рядом с царём. Этот ужин был, без сомнения, самым замечательным и весёлым из тех, на которых мне когда-либо приходилось присутствовать. Конечно, позже подобные банкеты часто устраивались и в Риме, где Лукулл после своих побед на Востоке установил такой стандарт роскоши, который редко кому в мире удавалось превзойти. Но в то время ничто в Риме не могло сравниться с блеском тех развлечений, которые устраивал Никомед. Кроме того, эти пиры никогда, как это часто случалось в Риме, не превращались в простой повод для обжорства. Флейтисты, танцоры, поэты, певцы и акробаты показывали свои номера, выступали в промежутках между бесчисленными сменами блюд. Особое внимание уделялось физической красоте и искусственным украшениям юношей и девушек, которые разносили вино. Банкетные столы были окружены сотнями золочёных статуй, изображавших мальчиков с факелами в руках. Время шло, пир всё продолжался и продолжался; и я, сидя по правую руку от царя, всё время чувствовал всевозрастающее возбуждение, причиной которого была необычная и роскошная обстановка, вино, которого я выпил больше, чем обычно, и близость, возникшая в отношениях между мной и царём. Я всегда считал себя хорошим собеседником, но в этот день слова просто потоком лились из меня, а остроты удавались с необыкновенной лёгкостью. Царь же не только громко аплодировал мне или же молча восхищался моими способностями, чем сильно льстил мне, но и сам демонстрировал неудержимый полёт фантазии в смешных каламбурах. Когда же изменялась тема разговора, он высказывал весьма интересные суждения о жизни в целом, которые, учитывая то время и место, где они были произнесены, казались удивительно глубокими.
Я никогда не мог вспомнить, как закончился тот вечер, потому что это был один из тех случаев, когда я напился до бесчувственности. Припоминается, мне оказали большую честь и проводили в спальню самого царя, а путь мой освещали факелами. Утром я проснулся в отделанной золотом кровати с пурпурными покрывалами и, как только открыл глаза, обнаружил вокруг себя множество потрясающе красивых рабов, готовых удовлетворить любое моё пожелание. Вскоре появился сам Никомед, желающий продолжить те отношения близости, которые возникли предыдущим вечером, и предложить развлечения на следующий день. Мы провели много времени, гуляя по царскому саду, или парадису. Эти парадисы (персидское слово, потому как именно персы первыми занялись парковым искусством) показались мне особенно очаровательными из-за гармоничного соединения искусства и природы. И снова вид цветов и деревьев, неизвестных в Италии, породил чувства зачарованности и восхитительной нереальности. Кроме того, здесь можно было увидеть необычных рыб, которых разводили либо для еды, либо просто для красоты. Они плавали в больших аквариумах, в чашах из порфира или же в бассейнах с прозрачной водой. Кроме того, здесь был замечательный зверинец с дикими животными и птицами, пантерами, медведями, верблюдами, но, пожалуй, самым замечательным из всех был страус, птица, о которой я читал у Ксенофонта, но никогда не видел. Что же касается цели моей миссии, то мы за пару минут решили все вопросы, причём Никомед был само очарование. В действительности он даже слишком сильно настаивал на том, что предлагает флот не римскому народу как союзнику, а лично мне как хорошему другу. В любом случае, как выяснилось, флот готов был выйти в море через несколько дней. Как только мы договорились об этом, вопрос больше уже не поднимался, так же, как и любой другой, касающийся политики или войны, которые обсуждались лишь поверхностно. Вместо этого наши беседы в основном сводились к планированию новых развлечений на оставшиеся несколько вечеров или дней, которые мне предстояло ещё провести здесь. Тут я обнаружил, что мой изобретательный гений нашёл достойного союзника в лице Никомеда: мы оба писали стихи на греческом, некоторые из которых, возможно, не отличались целомудрием и прославляли прелести роскошной жизни. Мы вместе с ним спланировали несколько пышных празднеств и придумали остроумные шарады. Так, например, однажды вечером, играя в нескольких постановках по мифологическим сюжетам роли самых юных богов, я в конце концов сбросил практически всю свою одежду и как бы воплотился в Ганимеда, юного виночерпия, служившего Зевсу, роль которого исполнял сам Никомед. Возможно, наша постановка отличалась некоторой неделикатностью, хотя диалог, который мы внимательно отработали заранее, был очень смешным. К сожалению, на пиршестве присутствовали римские торговые гости, которые путешествовали по Вифинии и пытались заключить выгодные для себя контракты. Никомед пригласил их присутствовать на его банкетах. Эти люди, как и многие, принадлежавшие к их классу, сочетали в себе весьма ограниченные способности к пониманию с безграничным презрением ко всему тому, что было за его пределами. В частности, они презирали всех иностранцев, кроме тех, кто был богат. Ничто, даже события последних лет, не убедило их в том, что лишь тот факт, что они являются римскими гражданами, не делает их мудрее, смелее, благоразумнее тех, у кого не было гражданства. Эти люди, которые от природы плохо соображали, не только не сумели оценить лучшие моменты наших шарад, но были абсолютно шокированы вольным поведением римского воина и члена патрицианской семьи при дворе у иностранца. Их сообщения по возвращению в Рим в то время довольно сильно навредили мне, и именно благодаря им я получил прозвище «Царица Вифинии». В действительности же этот скандал, возникший из-за дружбы между мной и Никомедом, преследовал меня всю жизнь. Но хотя вначале рассказы об этой дружбе несколько смущали меня, в конце концов они, вероятно, даже сыграли мне на руку. Потому что люди, какими бы республиканцами они ни хотели казаться, в большинстве своём с глубоким уважением относятся к любой связи своих лидеров с царской фамилией. Более того, так как мои враги были склонны концентрироваться именно на этом скандале, они меньше внимания уделяли другим моментам как личного, так и политического характера, которые, если бы их по-умному представить, могли бы оказаться для меня куда более опасными. Конечно же в то время я вовсе не думал о том, какое впечатление произвожу на своих соотечественников. Я наслаждался каждым моментом своего короткого визита в Вифинию и постарался продлить его, насколько это было возможно, даже после того, как флот отправился к острову Лесбос. Более того, когда я вернулся назад в армию и обнаружил, что из-за недостатка соответствующего снаряжения для штурма операция против Митилен начнётся не сразу, я сумел выпросить для себя отпуск и в сопровождении всего одного слуги вернулся в Вифинию. Ещё несколько дней я провёл в весёлых кутежах. Поводом для отъезда послужило то, что мне якобы нужно вернуть долг. Хотя мой командир не поверил в эту ложь, он с готовностью предоставил мне отпуск за успешно осуществлённую миссию — ведь он не знал, как легко мне было выполнить своё задание.
Итак, не вернув долга, я вернулся в армию, ещё больше задолжав царю Никомеду, настоявшему на том, чтобы предоставить мне значительную сумму, на которую я бы смог с достоинством жить во время кампании. Конечно же в армии не обошлось без комментариев по поводу этих вновь приобретённых богатств и рассказов о моём поведении в Вифинии, многие из которых были сильно преувеличены. Тогда я обнаружил то, в чём мне пришлось ещё не раз убеждаться позже, а именно, что все эти истории оказали мне очень большую услугу и помогли завоевать расположение простых солдат, стоило им только обнаружить, что моя предполагаемая невоздержанность сочетается с чисто мужскими качествами, присущими настоящему воину. Казалось, они с большей готовностью последуют за мной в бой, зная, что за спиной могут называть меня царицей. При последней атаке Митилен я заслужил награду, известную как «гражданская корона», или дубовый венок, её вручают тем, кто в бою спас жизнь своему товарищу. Мне кажется, этому больше радовались мои воины, а не я сам, потому что знал, хотя в моём случае награда была вполне заслуженной, её часто вручают кому попало.
