Эварна пожала плечами. Она тоже была ревнива, измены Тиберия причиняли ей боль, которую она ему никогда не показывала. Эварна любила его. Он это знал. Держать возле себя других наложниц, кроме неё, он не хотел. К ней он был щедр, нежен. А она отдавала ему себя без остатка, даря ему страсть, любовь, сочувствие, ласку, заботу... Ни одна женщина не была к Тиберию так добра, как Эварна. И он ценил её чувства.
— Что ты знаешь о Юлии, дочери Октавиана? — вдруг спросила Эварна. — Она была красива?
— Не столь красива, как ты, — возразила Апиката. — Но всё же привлекательна.
— Говорят, что Тиберий велел показать ему голову Юлии после того, как её казнили.
— Это правда. Центурионы, доставившие голову с Пандатерии, рассказывали моему мужу о приказе Августа. Он долго разглядывал голову и даже показал её Ливии!
— Как велика всё же его ненависть к Юлии! — прошептала Эварна.
— Хм... Он жестокий враг! Наверное, ты уже слышала, что теперь человека могут осудить лишь за то, что он нелестно отозвался об Августе? Но кто я такая, чтобы порицать Тиберия? — вздохнула Апиката.
Эварна снисходительно улыбнулась — она понимала, что в присутствии любовницы кесаря никто, даже болтливая Апиката, не станет его порицать. Она успела хорошо узнать жену Сеяна, которая благодаря своей общительности легко сумела найти своё место при дворе.
Апиката была ещё молода и довольно привлекательна, хотя её не считали красивой. Среднего роста, плотная, смуглая, с яркими выразительными чертами лица, полными губами и густыми вьющимися чёрными волосами, она больше напоминала провинциалку, чем знатную римлянку. Её манеры были резкими, иногда грубыми, она часто кричала и не любила сдерживать эмоций. Уже почти десять лет Апиката провела замужем за Сеяном и очень его любила. Положение, которое он занял при дворе, позволяло ей роскошно одеваться, носить золотые украшения и содержать много рабов. Из-за её любви к сплетням к ней благоволила Ливия, которой нравилось знать всё, о чём говорят придворные.
Пока Эварна вела с Апикатой беседу, дверь в опочивальню Ливии открылась и на пороге появился Клавдий, несущий в руках несколько свитков и дощечек. Это были летописи, полученные им в подарок от бабушки.
Увидав Эварну, он нерешительно подошёл к ней и поприветствовал.
— Я много раз видел тебя с Тиберием и всё про тебя знаю, но мы никогда ранее не разговаривали, — сказал он по-гречески.
— Да, мы прежде не общались с тобой, Клавдий, — улыбнулась Эварна, — но сейчас ты здесь, и мы наконец познакомились.
От её слов он смутился и крепче прижал дощечки к груди.
— Апиката, ты не видела мою сестру? — спросил он.
— Ливилла ушла в недостроенную часть дворца, — хмуро произнесла Апиката. — Иди туда и найдёшь её.
— Спасибо, — кивнул Клавдий и вновь взглянул на Эварну. — Ходят слухи, что ты родилась в Эфесе. Я там не был. Но хотел бы побывать. А ещё я хотел бы побывать в Греции. Мой учитель был греком. Он бил меня палкой.
— Я родилась и выросла в Эфесе, — ответила Эварна. — Но, как и ты, не была в Греции.
— Неважно! Эфес — сам по себе чудо! Согласно легенде, Андрокл, сын афинского царя Кодра, основал этот город на месте, которое ему указали огонь, рыба и кабан. Когда его корабли шли вдоль берега и остановились в бухте, он увидел рыбаков, жаривших рыбу, а из куста терновника выскочил кабан, испугавшийся костра. В этих краях Андрокл встретился с прекрасной Эфесией, вступил с ней в брак и, построив город, дал ему название в честь жены... А спустя годы Эфес завоевал царь сирийцев Крез, сделавший город самым богатым на побережье, — молвил Клавдий. — Да и Александр Великий отличился в ваших землях, освободив Эфес от персов после их поражения при Гавгамелах.
— Всё это очень интересно, — улыбнулась Эварна. — И хотя я много лет прожила в Эфесе, но не знала большей части того, что ты нам рассказал.
Клавдий лишь пожал плечами и крепче прижал к груди дощечки с текстами.
— В следующий раз я могу поведать ещё что-нибудь любопытное, если ты этого захочешь, Эварна. А сейчас мне пора найти Ливиллу и возвращаться домой, — вздохнул он.
— До встречи, — отозвалась Эварна.
Зашагав к выходу в галерею, Клавдий почти сразу забыл о своих собеседницах. Ему нравилась Эварна, но его голова была занята образами героев Пунических войн[13] и мыслями об игре в кости, которую он обожал. Иногда в игре ему составляли компанию даже простые рабы, служащие в доме Антонии.
Выскользнув в галерею и низко опустив голову, Клавдий шагал в сторону недостроенной половины дворца. Вокруг становилось безлюдно. У зодчих в тот день был выходной, и они развлекались в городских тавернах.
Клавдий шёл вдоль высоких, украшенных великолепными фресками стен, изображавших знаменитых персонажей легенд. Сквозь ряды полукруглых окон в галерею проникали потоки солнечных лучей, заставляя искриться мозаику на полу.
— Ливилла! — крикнул Клавдий.
Его голос эхом отразился от стен. Прислушавшись, он уловил звучащие в отделении шаги и голоса и пошёл быстрее в том направлении, откуда доносились звуки.
Отправив брата к Ливии, Ливилла напомнила командиру преторианцев о его предложении прогуляться с ней в недавно возведённую часть дворца.
Сеян с удовольствием отметил, что кроме любопытства в голубых очах Ливиллы сверкала страсть. Её расположение могло быть ему полезно, ведь в ней текла та же кровь, что и в кесаре, и она приходилась Тиберию родной племянницей.
Перед визитом во дворец Ливилла собрала свои белокурые волосы на затылке, украсив лоб небольшой тиарой. Зелёная стола и того же цвета туника подчёркивали её свежий румяный оттенок щёк. Запястья тонких рук сверкали ценными браслетами. Глядя на Ливиллу, Сеян не мог остаться равнодушным к её красоте и в душе был вынужден признать, что такая, как она, способна легко покорять мужские сердца.
— Следуйте за мной, госпожа, — любезно сказал он и пошёл впереди, показывая дорогу.
Достигнув входа в длинную галерею, недавно украшенную барельефами, Сеян велел сопровождающим их преторианцам и рабыням Ливиллы ждать её возвращения. Он объяснил, что кесарь не одобрит, если свита Ливиллы или солдаты появятся в помещении, ещё не готовом к визиту гостей. Для Ливиллы доступ был свободен, учитывая её происхождение. Никто не возражал, и Сеян вновь пошёл вперёд, приглашая гостью за собой.
Ливилла оказалась в огромной галерее, отделанной раковинами и барельефами с изображением сцен битвы между кентаврами и людьми. Затаив дыхание, она с лёгкой улыбкой разглядывала окружающее великолепие. Роскошь, богатство, тонкий вкус — всё это произвело на неё — девушку, выросшую в большом, но скромном доме, сильное впечатление. Она вспомнила пиры у дяди. Её не удивляло его стремление к внешней изысканности, к великолепию. Тиберий не хотел, чтобы его правление сравнивали с правлением отчима, и сделал внешние отличия их огромными — словно пропасть между патрицием и кесарем.
— Тиберий, бесспорно, великий государь и великий тиран, — прошептала Ливилла, дрожа от волнения.
Остановившись в центре гигантского зала, где вдоль стен располагалось несколько фонтанов со статуями из чистого золота, Сеян возвёл взор к куполу и усмехнулся. На потолке резвились наяды, застывшие на фресках.
— Разве Германик смог бы создать подобное? — молвил он. — Нет... В лучшем случае он превратился бы в нового Октавиана. А Тиберий утопает в роскоши, жестокости, разврате и правит Римом с хладнокровием, которое заставляет перед ним трепетать.
— Не забывайте, что Германик мой родной брат, — усмехнулась Ливилла, сощурив голубые глаза.
— Вы очень похожи на него. Клавдий — другой...
— Мне это известно.
— А мне известно, что вы в любом случае будете при дворе в самом лучшем положении. Ведь если престол унаследует Германик, вы станете сестрой кесаря, а если Друз — женой.
— Друз не станет кесарем.
— Почему?
— Народ слишком любит Германика.
— Но Германик — воин, он часто уезжает в походы, а эго опасно. Судьбы решают боги.
— Верно, — мрачно хмыкнула Ливилла.
Подойдя к ней, Сеян положил руку на её плечо. Она тяжело вздохнула.
— Вы всё ещё любите Друза, госпожа? — осведомился он.
— Нет, — прошептала Ливилла. — Я устала от его глупостей, от его вспыльчивости... А потом, он отбыл в Иллирию, и мои чувства к нему окончательно растаяли.
— Мне жаль Друза, — сказал Сеян. — Ибо он потерял великую ценность — любовь столь прекрасной женщины. На его месте я бы совершил всё от меня зависящее, чтобы удержать вас, госпожа.
Повернув к нему голову, Ливилла нежно улыбнулась. В тёмных глазах Сеяна она читала страсть.
