Глава 23
Усадьба
Это была идея Андрея – подъехать к дому на автомобиле. Осуществить ее оказалось не так-то просто, потребовалось разрешение Фонда и страховой компании, но ему пошли навстречу, бумаги были оформлены быстро, только автопогрузчик пришлось оплатить из своих денег.
Чиж, приехавший в Петербург по приглашению Езерской, долго не мог опомниться от удивления. Пришлось рассказать ему, что Андрей через своих постоянных клиентов вышел на представителей Исторического общества и Фонда возрождения русской усадьбы. Вместе они стали искать деньги, чтобы выкупить «руссо-балт» с парижского аукциона. Половину необходимой суммы собрали простые люди, коллекционеры и автомобилисты. Часть пожертвовала крупная государственная корпорация. Ее представители приобрели машину на аукционе и перевезли в Россию, чтобы затем передать в музей. Две недели Андрей с мастерами в гараже компании разбирал, чистил, полировал автомобиль. Он полностью отрегулировал двигатель и рулевые тяги, машина теперь послушно заводилась.
Он был порядком удивлен, когда начальник транспортного отдела корпорации вызвал его в свой кабинет, попросил рассказать о себе и в конце беседы предложил ему работу, место своего заместителя. Андрей и не рассчитывал на такой счастливый поворот судьбы.
Он, конечно, успел прочесть в Интернете о том, что парижская княгиня Езерская на собственные средства восстанавливает бывшую усадьбу Чернышевых, чтобы открыть в доме музей памяти героев Первой мировой войны, многие из которых затем примкнули к Добровольческой армии. Вокруг этой затеи по-прежнему шло немало споров. Можно ли считать героями белогвардейцев, участников Гражданской, которые сражались с собственным народом? Нет ли политической подкладки в этом обращении к давно забытой трагедии? Могут ли потомки эмигрантов, изгнанников революции, простить потомков победившего пролетариата, если их деды и прадеды были непримиримыми врагами? Какие новые высокие идеи могут объединить всех русских, которых разбросал по миру, отрезал от родины, лишил общей памяти и гордости страшный XX век?
На все эти вопросы княгиня Езерская отвечала с мягкой, сдержанной улыбкой, которую так хорошо помнил Андрей Куликов. Всем журналистам, историкам, эмигрантам, согласным и несогласным, она терпеливо объясняла: «У человека должен быть дом. Я благодарна Франции, я там родилась, выросла и прожила всю жизнь. Там есть дом, который я люблю. Но дом моей памяти здесь, в России».
От Петербурга до бывшей усадьбы Чернышевых «руссо-балт» провезли на платформе автопогрузчика, путь в триста километров преодолели за пять часов. Андрей с волнением ждал минуты, когда увидит усадьбу. Он так никому и не рассказал о своих видениях, хотя уже твердо знал, что в них есть смысл и предопределенность. Он знал, что в нем течет кровь его предка, ротмистра Андрея Петровича Долматова, на которого он так похож. И значит память о прогулках в усадебном парке, о встречах с Верой, о войне, о разлуке – вся эта ушедшая жизнь была записана в каких-то облачных книгах, которые пришлось листать ему, Андрею Куликову, с неизвестной пока что целью. Может быть, он так хотел хотя бы ненадолго вернуть «руссо-балт» в усадьбу лишь для того, чтобы наложить картину прошлого на ткань сегодняшнего дня, как соединяют два фотографических изображения. Возможно, это путешествие во времени поможет высечь искру смысла из всего, что с ним произошло за последние месяцы.
Лев Эммануилович, как и Андрей, впервые ехал в усадьбу Чернышевых, что не помешало ему по дороге провести лекцию по истории здешних мест, где тоже проживали когда-то его многочисленные родственники.
Когда у ворот парка машину выгрузили с платформы, Лев Эммануилович упросил Андрея разрешить ему сесть за руль – так ему хотелось поразить Елизавету Ивановну, которая ждала их, но пока еще ничего не знала про машину.
Быстро освоившись с педалями и ручкой переключения скоростей, Чиж помчался по дорожкам парка, энергично поворачивая руль, не выходя из роли краеведа и экскурсовода.
– Вот, Андрей Петрович, перед нами великолепная усадьба Чернышевых. Какие люди, какие судьбы… Помните, что говорил по этому поводу Цицерон? Как жалок человек, если память о древних событиях не связана для него с жизнью предков! Тот, кто не интересуется случившимся до своего рождения, навсегда остается младенцем… Кстати, забыл вас спросить, вы так и не нашли ту девушку?
Андрей покачал головой.
– Нет, не нашел.
– Я говорил вам, это безнадежно. Кстати, у княгини есть внучка, очаровательная молодая особа…
Андрей не слушал, он уже видел между деревьями белый двухэтажный дом, который так часто представлялся ему в видениях и снах. Вот крыша с каминными трубами, белые переплеты окон, колонны фасада, обращенного к озеру. Автомобиль миновал каменный мостик и подъехал к крыльцу. Навстречу им по ступеням уже спускалась княгиня Езерская. Она всплеснула руками, изумленно глядя на подъехавшую машину. Чиж салютовал ей, приложив ладонь к своей кепке:
– Голубушка Елизавета Ивановна, здравствуйте!
– Это же мой автомобиль!
Княгиня растерянно и радостно оглядывала машину, осторожно касалась ее, словно встретила давно потерянного друга.
– Наш Андрей Петрович сотворил настоящее чудо, – заявил Чиж. – Благодаря ему Фонд возрождения русской усадьбы выкупил «руссо-балт», чтобы передать вашему музею! Я, признаться, тоже принял посильное участие… Поднял свои родственные связи. Помог в сборе денег.
Езерская смотрела на Андрея со слезами на глазах.
– Это и правда чудо, Андрей Петрович! Если бы вы знали, как это важно для меня! Ведь это память о моем отце.
– Ее девичья фамилия фон Ливен, – негромко сообщил Андрею Чиж. – Ирина Александровна Чернышева вышла замуж за барона фон Ливена…
– Барон ваш отец? – изумился Андрей. Он вдруг решил признаться. – Елизавета Ивановна, со мной происходят странные вещи. Мне кажется, я видел этот парк и дом…
– Когда?
– Сто лет назад. А еще я любил девушку… Которую совсем недавно я встретил в Париже.
Езерская смотрела на него без улыбки, пытливо и задумчиво.
– Андрей Петрович, я давно должна была рассказать вам, почему хотела, чтобы машину оценили именно вы. Ваша фотография в журнале попалась мне случайно. И я была поражена вашим сходством с одним человеком… Которого помнили в нашей семье. Вы очень похожи…
– На ротмистра Долматова? – догадался Андрей.
Княгиня улыбнулась.
– Пойдемте в дом. Я хочу, чтобы вы прочли одну небольшую повесть. Это записки моего отца.
В помещениях усадьбы ремонтные работы начались совсем недавно. Но в небольшой подсобной комнатке был сервирован чай. Лев Эммануилович тут же сел к столу, аппетитно захрустел печеньем. Езерская достала и передала Андрею переплетенную в картон тетрадь. Пожелтелые страницы были исписаны твердым, колючим почерком. По-русски, но в правилах старинной орфографии – с твердыми знаками в конце слов, с отличным от сегодняшнего написанием некоторых букв.
Куликов прочел вступление, в котором объяснялось, когда и для чего барон фон Ливен взялся за воспоминания о Ледяном походе – в 1968 году его пригласили выступить на юбилейной конференции первопоходников. И хотя этот эпизод Гражданской войны подробно был описан в воспоминаниях многих участников, пожилой свидетель тех событий счел своим долгом напомнить о павших героях, имена которых оказались забыты.
Записки барона фон ЛивенаВ ноябре 1917 я бежал из Петрограда с фальшивыми документами. Прапорщик Крыленко, поставленный большевиками на должность Верховного главнокомандующего, молниеносно разваливал внешний фронт по линии немецкого наступления. При этом укреплялись внутренние резервы, собранные из запасных частей, идейных фабричных, армейских дезертиров и прочего сброда. Эти особые войска, сформированные Керенским в период агонии его недолгой власти для борьбы против атамана Каледина, затем были умело распропагандированы большевиками и поставлены под красные знамена. Из них и родилась та самая непобедимая Красная армия, которая нынче воспета в советских песнях и поэмах. В чем преуспела власть Совдепии, так это в создании выгодной ей исторической легенды.
У нас отнят был даже день 10 февраля, который в Советском Союзе стал воинским праздником и отмечается по новому стилю 23 числа. В те дни Добровольческая армия получила имя Белой гвардии и выступила в Ледяной поход на Кубань. Большевики же в феврале 1918 готовили отнюдь не славу, а национальный позор России – акт капитуляции в войне.
Впрочем, воспоминания и наших офицеров так же полны вранья и сказок. Правда же одна. Русская анархия рождена была из нашей распри, вскормлена алчностью и честолюбием либеральных болтунов, усевшихся в Зимнем дворце после отречения императора. Тогда, в 1917 году, на краю очевидной пропасти в этих кругах продолжалась запойная либеральная болтовня, чувствительные речи о народе, о «святой Руси», о свободе печати, о женском вопросе и прочая глупость. Они до рвотных судорог спорили, как им обустроить Россию, а тем временем самые безжалостные, самые безбожные силы объединялись в крепкий кулак, который раздавил наши судьбы, как кухарка давит тараканов.
