Вот и сейчас, лежа рядом с Рюриком, она разглаживала своими смуглыми нежными пальчиками его сведенные брови, нежно целовала в шею, подбородок; подкрадывалась своими губами к его губам, ожидая, поцелует он ее первым или ей придется поцеловать его самой. Он ждал, не шелохнувшись, зная, что она поцелует его сама и тем поцелуем, который пробудит в нем желание. Ему приятна была эта игра. И приятно было сознавать, что это не холодное искусство жрицы, а страстное желание молодого, упругого тела, так жадно льнущего к нему. «Как хорошо, что ты молчалива, Хетта! Что мне не приходится спорить и притворяться, что тебе нужно только мое тело, но не моя душа!..»
Рюрик проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Хетта, опершись на локти, смотрела на него загадочно и строго. В комнате был полумрак, хотя па улице уже слышались голоса: там на кострах готовили завтрак.
— А ты не боишься, что твое молчание… — Она не договорила, закусила губу, испугавшись, что он не дослушает ее до конца. — …что твое молчание, — повторила она уже тверже, — просто… бегство от самого себя? А ты не боишься, что тебя переизберут из князей?
Если бы в одрине его второй жены обрушился потолок, он бы поразился меньше, чем тому, о чем и как его спросила Хетта. Он сел, встряхнул головой, так что волосы его откинулись назад, открыв его удивленное лицо. Затем он покачал головой и задумчиво произнес:
— Ну, Хетта! Ну, женщина с вересковой пустоши, ты… способна, оказывается, удивить… «Кто это заставил ее выпустить в меня такую ядовитую стрелу?» — хмуро и зло подумал Рюрик, и выжидательно закусил губу.
Он искоса глянул на свою вторую жену и перехватил ее взгляд. Она смотрела на него с тем испугом, с которым врачеватель смотрит на больного, ожидая рецидива. Почувствовав его растерянность, Хетта решила действовать только ей доступными средствами!
— Ты пойми меня правильно, мой повелитель! — горячо заговорила Хетта, припадая к груди Рюрика и целуя его. — Не прерывай меня! Выслушай!..
Рюрик погладил ее черные, гладкие волосы и, приподняв лицо, поцеловал в лоб. Хетта что-то хочет сказать ему? Что ж, пусть скажет! Он кивнул ей и закрыл глаза, боясь увидеть в лице своей второй жены то, что когда-то так поразило его в лице Руцины.
— Рюрик! — нерешительно начала взволнованная кельтянка, как только убедилась, что он в состоянии выслушать ее. — Юббе просил передать тебе, что князь рарогов должен быть стоек!
Рюрик открыл глаза и внимательно посмотрел на вторую жену, но ничего не сказал, а только снова кивнул ей головой: продолжай, мол, я тебя слушаю…
Хетта вспыхнула. «Неужели его и это не тронуло? Молчит, как истукан… И эти закрытые глаза!..»
— Рюрик! — решительно начала она снова. — Ты слишком молод, чтоб вот так сразу забыть про все на свете из-за…
— Из-за чего? Тебе помочь, Хетта? — вяло спросил он, не открывая глаз и лениво развалясь на подушках.
— Нет! — разозлилась Хетта. — Я справлюсь сама. — Она отошла от постели и запахнула плотнее большой убрус. — Тебя никто не предал, князь рарогов! Ни старый верный Верцин! Ни Бэрин! Никто из них не посмел дать дорогу своему смятению! Слышишь?! — крикнула Хетта и остановилась, чтоб посмотреть на его лицо.
Он кивнул ей, но глаза так и не открыл. «Милая женщина с вересковой пустоши, — вздохнув, подумал Рюрик. — Да разве можно остановить… смятение души?»
— Ты думаешь, что смятение души остановить нельзя? — словно прочитав его мысль, спросила кельтянка, угадав по закрытым глазам и ленивому кивку головы, что попала в точку. — Ошибаешься! — твердо заявила она.
Он повел плечами: «Как это?»
— Да очень просто! — заявила она, разведя руки в стороны. — Кругом столько забот! Надо просто жить этими заботами! И все!
Хетта тяжело вздохнула и пытливо уставилась в лицо своего обожаемого мучителя.
— Да-да, жить заботами и молить Святовита о его милости к нам! убежденно добавила она немного погодя.
Князь открыл глаза. Сел. Тяжело вздохнул.
— Спасибо, Хетта! — грустно сказал он и глянул на нее исподлобья. — Я понимаю, что молчание мое затянулось и пора хоть как-то объясниться с советом племени, — тихо начал он.
— Ты не понял меня. — Лицо Хетты приняло обычное свое задумчивое выражение. — Не надо ни с кем объясняться! Юббе ждет тебя! — как заклятие повторила она. — Верцин поручил Дагару с Юббе занять дружину, пока ты болен, на постройке жилья для воинов Геторикса. А у Юббе нога разболелась. Он устал заменять тебя всюду, — добавила она глухо и виновато осеклась.
Рюрик удивленно смотрел на нее.
— Не волохам же доверять дружину! — Она пожала плечами и мягко улыбнулась ему. И в этой улыбке было столько любви и понимания, что у князя защемило сердце. Он грустно улыбнулся, наблюдая за быстро меняющимся выражением красивого, смуглого ее лица. Своим поведением она напомнила ему знаменитую ее тезку Хетту — отважную предводительницу одного из германских отрядов, служившую у датского короля Харальда Хильдетанда. «Но та Хетта — из племени фризов, а эта…» — прищурившись, он хитро улыбнулся своей «молчунье» и протянул к ней руки. Счастливая Хетта бросилась в его объятия, дав себе слово больше не бередить ни его, ни свою душу…
* * *
— Юббе! — хриплым голосом, пряча смущение, окликнул Рюрик друга, который что-то объяснял десятку воинов, стоящих возле одного из строящихся домов на городище.
Юббе обернулся, и лицо его искривила легкая гримаса: видимо, движение было слишком резким и он потревожил свою больную ногу. Рюрик покраснел, не зная, куда деваться от стыда, увидев болезненную гримасу на лице знаменитого пирата. Ни разу Юббе не напомнил о своей тяжелой ране, ни разу не посетовал на то, как давно он оставил свою семью и свой промысел, а ведь его заждались в родных местах. И самого его, и воинов-фризов, пришедших вместе с ним.
Князь фризов окинул взглядом смущенного Рюрика. «Что призадумался?.. Наконец-то увидел, что рядом с ним тоже живые люди, со своими бедами и несчастьями. Опять одет как простой рарог». Фриз задержал взгляд на красной рубахе Рюрика, поверх которой не было кожаной накидки с вышитым на груди соколом. «А где же твой великолепный сокол? — хотел спросить Юббе, но передумал. — Значит, обида еще живет в твоей душе? Или ты думаешь, что с принятием новой веры твоему народу не нужен будет князь с дружиной? Дружина нужна и старым и новым богам. Все они нуждаются в защите, в твердой руке, такой, как у тебя, князь! Ну и дитя же ты, князь рарогов!» — Юббе вздохнул, хлопнул широкой крепкой ладонью Рюрика по плечу и пригласил:
— Давай-ка сядем рядом, князь рарогов-русичей, достославный Рюрик, сын конунга Белы!
Рюрик вспыхнул. Вздернул подбородок. Откинул длинные волосы за спину. Нервно провел правой рукой по груди, где висела обычно драгоценная цепь с соколом, которой он любил, разговаривая, слегка позванивать, но тут же колюче, сиротливо опустил руку и молча сел рядом с фризом.
— Почему на тебе нет цепи с соколом? — все-таки спросил Юббе Рюрика, чтобы начать тот серьезный разговор, который он уже давно вел с ним мысленно. — Ты что, ослаб духом? Или головой? — Фриз не отводил сурового взгляда от глаз Рюрика. — Ну, что молчишь? Разве впервые вера твоя подверглась испытанию?
— Нет, — грустно ответил Рюрик и тотчас же быстро добавил: — Но раньше я не принимал все это всерьез. Мне просто понравился семисвечник. Он так красив… В нем есть какая-то тайна. А теперь я, как в паутине, в этих тайнах. Самые близкие мне люди что-то недоговаривают, что-то таят от меня и Верцин, и Бэрин, и Руцина! Я отпустил миссионеров и думал, что на этом все кончилось…
— Нет, не кончилось, — резко оборвал его Юббе. — Семисвечник стоит у тебя на столе до сих пор. Значит, уже тогда, возможно, и не отдавая себе отчета, ты решил, что за словами миссионеров что-то есть, уже тогда тебе захотелось разобраться. Ты задумался, и вот результат! Нужно было сразу гнать их вон!
— Но… я предупреждал их, что разговор наш — просто моя прихоть… растерянно оправдывался Рюрик.
— Пора с детством кончать, князь рарогов, — сердито проговорил Юббе. Мы с тобой воины. Наше дело — биться с врагом. Пусть жрецы решают, чей бог сильнее и от кого из них больше пользы. А миссионеры — они только смущают воинов, отвлекают их от дела.
— Но… это не я позволил им… Это Верцин! — виновато молвил Рюрик и запнулся, поняв, что сказал глупость. Он так растерянно посмотрел на фриза, что Юббе рассмеялся.
— Верцин-то мне понятен. А вот ты со своим семисвечником запутал не только меня, миссионеров, но и старого веждя! Ведь он подумал, что ты сомневаешься в Святовите! — возмущенно пояснил Юббе и вдруг грустно сказал: — Семь свечей говорят о мудрости и стремлении их хозяина познать откровение бога Йогве… Какая же мудрость иудеев неподвластна нам?.. В чем она заключается?.. — хмуро спросил фриз.
