Боярин догадывался, зачем Ивану Даниловичу нужны сведения о всех передвижениях княгини. И решил в первую очередь сообщить весть о зяте. «А это — на закуску», — улыбнулся он про себя. По любовному делу он князя не узнавал. Сколько его помнит, он видел полное безразличие того к женщинам. «А тут — бес попутал. Да сильно, видать. Не успел он об этом подумать, как в гридницу стремительно вошёл хозяин. Боярин, как обычно, привстал и склонил голову.
— Ну, что у тебя? — быстро спросил он, усаживаясь напротив.
Князь знал, что по пустякам в такую рань боярин его беспокоить не будет.
Кочева сообщил ему первую весть. Лицо князя изменилось. Брови на переносице сдвинулись, разлетаясь краями вверх. Взгляд сделался остекленевшим, лицо посерело. Он тяжело задышал. Не говоря ни слова, он вскочил и заходил по гриднице. Княгиня, узнав о приходе боярина, встревожилась и тоже поспешила в гридницу. Увидев жену, князь ошарашил её словами:
— Я в яму брошу твоего зятя! — чуть не взревел он.
Княгиня опешила:
— Кого? Кого? — переспросила она.
Князь зло бросил:
— Кого, кого? Ваську!
Княгиня посмотрела на боярина. Тот опустил голову. Тогда она обратилась к мужу.
— Скажи толком, что случилось?
Она подошла к нему, взяла под руку:
— Пойдём, сядем, и ты мне всё расскажешь.
Сесть-то он сел, но рассказывать не стал, сказав:
— Пусть Василий расскажет.
Княгиня улыбнулась:
— Василий про Ваську.
Наверное, этот каламбур жены как-то успокоил князя, лицо его просветлело. Кочева в двух словах сказал о случившемся. Никто не заметил её лёгкую улыбку. Она концами убруса спрятала её. А сердце забилось от радости — мир между ними рушился, а, значит, они больше встречаться не будут, и он её не увидит. Но она подавила свою радость. Ей стало жалко мужа.
— Ванюша! — голос прозвучал мягко, проникающе. — Они ведь ровесники. Может, у них появились свои интересы.
Князь сверкнул на неё глазами. Как ему хотелось грубо ответить ей, чтобы баба не лезла в мужские дела, но сдержался и сказал:
— Когда ты у меня поймёшь, Елена, что у князей не может быть простой дружбы. Каждый ищет выгоду для себя. Отсюда мы такие... Должен же кто-нибудь подумать и о тех, кто тебя кормит, одевает. Их может защитить только сила, власть. — и с укоризной глядя на неё, произнёс: — не обливается ли у тебя сердце кровью, когда я везу возы добра, отдаю кучу денег татарам? И это уже столько лет! А всё от чего? — он перевёл взгляд на боярина, — много развелось хозяевов.
Она всё это хорошо знала.
— Что ты думаешь делать с Василием? — Она посмотрела на мужа.
Он о чём-то думал и машинально ответил:
— Пока не знаю.
«Слава тебе. Господи», — подумала она и вышла из гридницы.
— О чём думка, князь? — спросил боярин.
— Много дел, Василий.
Иван Данилович посмотрел в окно. Опять знакомая картина: на церковном кресте сидящий ворон. Князь вздохнул:
— Надо ехать к Узбеку. Да Пётр никак не выздоровит. А ехать надо, — повторил он, — узнать, что там сосед сотворил, — князь саркастически улыбнулся, — да хочу уломать своих «хозяевов», — это слово он произнёс с издёвкой, — чтобы «заставили» меня купить и Углич, и Белоозерье, да и Галич в придачу.
У боярина округлились глаза.
— Чего испужался, — спросил князь, — просто намекну, чтобы они построже спросили за неуплату... вот и всё.
Боярин рассмеялся:
— Ловко, князь, придумал. Те прижмут, а денег у князей нет. Чтобы всего не лишиться, они вынуждены это продать.
Князь кивнул:
— Кресло оставляю, а власть заберу. Вот только митрополит меня держит, — тягостно вздохнул он.
— Не моё дело, князь, — сказал боярин, — но думаю, он ещё продержится.
Князь с благодарностью посмотрел на него. Соображение боярина сыграло свою роль. Князь решил ехать. На этот шаг толкал его и зять. Не дай бог, договорится с Тверью. Что тогда делать?
Нос лодки, зашелестев по прибрежной гальке, воткнулся в валун, и она резко остановилась. Князь Иван Данилович, стоявший одной ногой на её борту, от толчка чуть не упал — успел схватиться за снасть. Он легко спрыгнул на берег и почти бегом поднялся наверх. И перед ним открылась панорама стольного града Сарая. Красив он, ничего не скажешь! Ровная, убегающая вдаль местность позволяла межевщикам так наметить улицы, что они получились ровными, как стрелы в монгольских колчанах. Но все они вели к главному строению — ханскому шатру. Небольшая возвышенность, на которой он был возведён, позволяла ему царить в мире хорезмского искусства. А мечети мастера постарались так построить, что они не повторялись. Особенно поражали их цвета. Если внимательно на них смотреть, то легко представить, что они напоминают проходящие сутки в красках.
Ханский шатёр стоял в центре круга, радиус которого равнялся трёмстам тридцати трём шагам. Это считалось у них волшебным числом. Круг этот резал широкий, выложенный разноцветными изразцами, проход. По бокам украшали его разные сказочные фигурки, в основном животные. Он вёл к главному входу ханского шатра, который охранялся отрядом тургаудов.
Новый хан Узбек пытался и русских направить по пути мусульманства. Но против решительно встал митрополит Пётр, да и Иван Данилович не остался в стороне. И им удалось отстоять свою веру.
Но особой любовью Ивана Даниловича в Сараеве пользовались восточные базары. Чего и кого только там не встретишь! Русские купцы привозили сюда меха, мёд, воск, хлеб. Увозили украшенные цветной глазурью посуду, шёлковые, шерстяные ткани, ожерелья, жемчуг, пряности, вина.
Любил Иван Данилович азиатские дыни, которые горами возвышались на базаре, изюм, нежные фрукты. Заглядывал частенько и на базар, где торговали людьми. Его Миняй умел торговаться, и деловых, мастеровых людей они не упускали.
Скинув походное платье, надев лёгкую одежду, Иван Данилович направил стопы к баскаку Ахмылу, чтобы узнать новости. Шёл он не с пустыми руками. Его золотых дел мастер Парамша выковал для этого Ахмыла такой ларец с секретом, что у того при виде подарка дух захватило. И удержись потом ханские тайны! Да и доступно ему ухо ханское. Посетовал баскак, что не все князья, как он, Иван Данилович, данью рассчитываются. Князь прищурил глаз:
— Кто бы это?
Назвал Ахмыл галицкого князя, углицкого да и белоозёрского. Прикинулся Иван Данилович, что впервые слышит о таких трудностях, и сказал:
— Готов тебе, мой господин, помочь, — и положил в шкатулку золотой перстень, — дай ярлык на управление этими землями, и хан будет получать всё сполна.
Рассмеялся баскак, ударил князя по плечу и приказал принести хорзы. А что не скажешь, когда питие ударило в голову? И поведал он баскаку, что передали ему, будто тверский князь Александр осуждает Узбека за убийство сына хана Тохты. Лицо Ахмыла, до этих слов источавшее радость, вдруг изменилось. Оно стало каменным, а его и без того узкие таза сощурились ещё сильнее.
— Что-то произошло? — спросил Иван Данилович, шаря глазами по столу, чем бы закусить.
— Да! — баскак заволновался, — поздно сказал, хан дал ему ярлык на Великое княжение.
Теперь посуровело лицо князя: «Так вот зачем он ездил сюда. Сколько же он привёз злата? Всех, видать, ободрал», — подумал князь, обдумывая в то же время, что сделать, чтобы обезвредить Александра. И пришла мысль: чтобы Александр держал язык за зубами, надо хану послать к нему своего человека. Баскак мгновенно оценил важность предложения. Но ничего не сказал, а налив арзы, поднял пиалу:
— Как вы, русские, говорите: за здраву!
Главная ханская жена встретила московского князя весьма благосклонно. Ещё бы! На плечи ей наброшена лёгкая, как летнее облачко, белоснежная, как горный снег, горностаевая мантия. Ханша много видела разных подарков: на серебро устали смотреть глаза, не особенно впечатляли и золотые поделки. Но этот подарок превзошёл все её ожидания. Это Иван Данилович понял сразу. И он в душе был благодарен купцу Елферьеву за такое подношение.
Встречи с Узбеком он дожидался недолго, на зависть другим князьям, которые тут живали уже не один месяц, но всё не могли попасть к хану.
Иван Данилович вошёл, низко кланяясь, и, не доходя до трона, опустился на одно колено. Весь его вид говорил о безотказном послушании, что весьма нравилось хану. Узбек тотчас сравнил его с тверским князем, только что отбывшим к себе. Как тот ни прятал свою гордость и презрение, но хана трудно было обмануть. Он покаялся, что выдал ему ярлык на Великое княжение. Но отбирать его пока не будет. Это несолидно выглядело бы. Хорошо придумал Ахмыл. Он пошлёт к нему баскака. Это решено.
Пока эти мысли вертелись в голове Узбека, московский князь терпеливо стоял на одном колене.
— Подойди ко мне, князь, — приказал хан и указал на кресло, стоявшее на пьедестале у ног повелителя.
