Корабль, на котором юный Гордон покинул берега Шотландии, был торговым судном из города Данцига и имел на борту восемнадцать пушек. Командовал им Якоб Бартман, который тепло отнёсся к молодому человеку.
Патрик Гордон сошёл на берег континента у форта Мюнде, от которого пешком добрался до Данцига. Там ему повезло — на улице Святого Духа он встретил земляка-шотландца, который первые дни приютил его. После этого начались непродолжительные скитания по землям Северной Германии.
Так в семнадцать лет юный дворянин стал эмигрантом и оказался в немецких землях. Сначала он поступил в Браунсбергскую иезуитскую коллегию, где пробыл около двух лет. Но затворническая и обеспеченная жизнь в коллегии иезуитов оказалась ему не по душе, и он убежал оттуда, имея семь монет — рейхсталеров в кармане и мешок с книгами в руках. Немецкого языка он ещё совсем не знал, поскольку в иезуитской школе говорили только по-латыни.
Молодого шотландского дворянина-эмигранта влекла военная карьера в роли наёмника.
Когда Патрика Гордона много лет спустя спросят, что заставило его сбежать из коллегии иезуитов, он откровенно скажет:
— Я не мог вынести столь замкнутого и строгого образа жизни. К тому же отец мой не зря учил владеть палашом и стрелять из мушкета...
Однако устроиться на военную службу наёмником ему удалось далеко не сразу. Требовались и протекции, то есть знакомства, и к тому же в тот бранный век желающих зарабатывать себе на жизнь профессией ландскнехта оказалось немало. Сказывалось дворянское воспитание Патрика. Он скажет потом, почему его влекла эта профессия:
— Прислуживать или работать я всегда считал унижением, а просить подаяния — ещё того хуже.
В первое время ему пришлось пережить и уныние, и печаль. Он снова оказался в портовом городе Данциге с мыслью вернуться домой, в Шотландию. Но Патрику опять повезло — он вновь встретил доброжелательство со стороны случайных земляков-купцов. Они дали ему кров и помогли устроиться пассажиром на торговое судно, уходившее в Швец.
Прибыв в город Торн, он остановился в доме шотландца, своего однофамильца. Там Патрик познакомился с земляком Джоном Диком, и их встреча круто изменила его судьбу на всё оставшееся будущее:
— Знаешь, Патрик, я тоже хочу наняться на военную службу. У меня есть к тебе предложение.
— Какое, Джон?
— В Польше идёт война. Она тянется уже много лет. Я слышал, что у князя Яна Радзивилла есть рота телохранителей, почти вся из наших, шотландцев. Туда мы, без сомнения, смогли бы устроиться солдатами.
— Хорошо, Джон. Я принимаю твоё приглашение и готов вместе с тобой отправиться к полякам на службу. Лишь бы приняли...
В Польшу Патрик Гордон уходил с четырьмя талерами в кармане, которыми снабдил его один из земляков. Свой плащ он переделал в польский кафтан, оторочив его овчиной. В поисках князя Яна Радзивилла два друга добрались до Познани. Там опеку над Патриком взял ещё один земляк, Джеймс Линдсей, к которому он имел рекомендательное письмо.
— Гордон и Огилви! Это два великих клана — вы, должно быть, джентльмен!
— Да, я дворянин с гор Шотландии, умеющий владеть оружием и желающий стать солдатом польского короля...
Однако сразу на службу к монарху Речи Посполитой шотландский дворянин не попал. Сперва земляки устроили его в свиту знатного пана Опалинского, который собирался совершить дальнюю поездку — в германский город Гамбург. Познанские шотландцы помогли приодеться, снабдили деньгами на первое время.
Однако судьба сложилась так, что эмигрант оказался в рядах не польской армии, а в шведской, тоже королевской. Тому были обстоятельства. В Гамбурге Гордон расстался с паном Опалинским, который больше не нуждался в лишних телохранителях, отправляясь в голландский город Антверпен. Пришлось шотландскому дворянину искать новую «работу».
В Гамбурге в то время находилось немало шведских офицеров-вербовщиков. Проживая в недорогой гостинице, Патрик познакомился с одним королевским кавалеристом в звании корнета, который пытался нанять его на службу. Но они с трудом понимали друг друга, поскольку оба совсем плохо говорили по-немецки.
Вскоре судьба свела изгнанника ещё с одним кавалеристом уже в звании ротмистра, который тоже занимался вербовкой солдат. Он оказался братом королевского майора по фамилии Гардин и шотландцем. Поскольку Гардин и Гордон были созвучны, то ротмистр, смутно помнивший Шотландию, признал молодого человека за своего родственника. Разговор вёлся в гостиничном номере, в котором пировало несколько офицеров короля Швеции:
— Так ты, Патрик, собираешься вернуться обратно в Шотландию?
— Да, господин ротмистр.
— Но там же тебя поднимут на смех. Побывать за границей, и всего лишь для того, чтобы посмотреть на неё. Это не дело чести для шотландского дворянина.
— Но для того чтобы попасть на службу к королю, требуются протекции от знатных лиц. У меня же их нет.
— Верно. Но у тебя, молодой человек, есть другое. Они, будь ты храбр и верен долгу, всегда скажут за тебя слово Иди к нам.
— Хорошо, господин ротмистр. Я обещаю следовать за вами на войне. Я готов стать королевским кавалеристом...
Не откладывая дел в долгий ящик, ротмистр повёл Патрика в гостиничную конюшню. Там он показал ему трёх строевых коней и сказал, что теперь один из них его. И что молено выбирать любого.
На службе у короля Швеции Карла X
Королевская Воинская служба для молодого дворянина началась с... «трёхдневной лихорадки». Однако офицеры-вербовщики не оставили его в Гамбурге, а погрузили с вещами на повозку. Так они добрались до Рацебурга — резиденции германских герцогов Саксен-Лауэнбургских. Один из них — Франц Хартман — был полковником и командовал кавалерийским полком армии Швеции, в который и записался Патрик.
Так Гордон стал военным человеком в 1655 году, подобно другим младшим отпрыскам шотландских дворян. В немецком городе Гамбурге он завербовался рядовым кавалеристом в войско шведского короля Карла X, пополнив ряды конного полка Адольфа Иоганна Баварского. Первый поход, в котором довелось участвовать шотландцу, был в Померанию, на город Штеттин. Там в июле был назначен сбор наёмной королевской армии. И оттуда началось вторжение в Польшу для действий против короля Яна Казимира. В Стокгольме его обвиняли, среди прочего, что он перестал писать монарху Швеции по-латыни.
Перед выступлением против поляков шведский главнокомандующий фельдмаршал Виттенберг собрал командиров и приказал им дать следующие наставления своим наёмным солдатам. Суть их сводилась к тому, что поляки — прекрасные наездники и потому надо соблюдать строй, держаться плотно. И что в бою не следует обращать внимания на их крики и шум.
Поход получился удачным. Поляки особенно не усердствовали на бранном поприще, и шведский фельдмаршал больше получал приветствий от местной шляхты, чем выстрелов в ряды своих войск. Курфюрст Бранденбургский был союзником Стокгольма и потому прислал наёмникам безвозмездно сто бочек пива. Военная кампания закончилась перемирием. Польский подканцлер Радзиевский был готов идти на любые условия, лишь бы шведы не совершили опустошительный поход по польским землям.
В том походе начинающий кавалерист едва не попал под военно-полевой суд. Он вместе с ротмистрами, шотландцами Гардином и Данканом, лейтенантом-цыганом и двумя немцами — квартирмейстером и капралом — без разрешения отлучился из полка. Спасло шотландцев лишь заступничество полкового начальника за дворян. Остальные трое были преданы суду и бросали кости — повешен должен быть только один. Жребий выпал лейтенанту. Полк построили на берегу ручья, на противоположном рос дуб, который и стал виселицей.
Фельдмаршал был строг с королевской армией, которой уже несколько месяцев не платили жалованья. Вешали всех провинившихся без разбора: за угон лошадей у местных поляков, за кринку молока, отобранную рейтаром у поселянина. Виттенберг приказал повесить даже собственного врача-хирурга за убийство с целью ограбления викарного епископа Гнездинского. За первый год военной службы наёмник-рейтар Патрик Гордон насмотрелся на много казней в рядах шведской королевской армии.
После окончания перемирия боевые действия возобновились. Во время одной из конных схваток с поляками Гордон был ранен пулей в бок, но не опасно.
Шведская армия победно шла по польской земле. Крепостные города сдавались ей без боя на условиях, что фельдмаршал не будет вводить своих солдат в город. За это горожане обеспечивали победителей хлебом и пивом. Войска получали мясную порцию за счёт скота, реквизированного в поместьях той польской знати, которая воевала под знамёнами короля Яна Казимира.
