Вскоре в УФТИ была „раскрыта” разветвленная шпионская подрывная организация среди иностранных физиков. Спектр обвинений был гостеприимно широк. На выбор: от саботажа до подготовки убийства Ворошилова. От шпионажа в пользу Германии до подготовки вооруженного восстания на Украине. Для ученых начался традиционный „большой конвейер” допросов, угроз и пыток. Вайсберг „признался” почти сразу. Другие попозже. Неудачно сложилась попытка Мазо вступиться за них. В феврале тридцать седьмого он был вызван в Киев „для объяснений” и, вернувшись, покончил жизнь самоубийством. В письме, написанном перед смертью, он объяснял свое решение тем, что „в революцию он боролся не за то, чтобы своим именем прикрывать вопиющий обман и массовые убийства”. Вскоре после „признаний” иностранцев в тюрьму попали почти все ведущие сотрудники и начальники лабораторий, в том числе и престарелый Обреимов, скрывающий свое „некачественное” происхождение. „Красный директор” не сумел подстраховать. Единственным, кто попытался избежать ареста и неприметно скрыться из Харькова, был остроумный Ландау. В те годы действительно бывали случаи, когда некоторым подозреваемым удавалось благополучно затеряться на бескрайних просторах Сибири и Дальнего Востока. Но Лев Давидович побежал не в Сибирь, а в Москву, где и был арестован. „Мясорубка” продолжалась по известным законам физической природы. Оставался на свободе он один, самый главный виновный. Сначала его исключили из партии за потерю бдительности. Для ареста этого было маловато.
Следователь Вейсбанд подталкивал Алекса к целенаправленной сознательности.
— … А теперь перейдем к главарю всей вашей банды — Александру Ильичу Лейпунскому. Нам не ясна только одна деталь: вы завербовали Лейпунского или он вас?
Лейпунский на всю жизнь запомнил спокойные хмурые лица двух молодых людей, пришедших выполнить свой служебный долг. Он их ждал с нервным напряжением уже несколько месяцев, приготовив сухари, леденцы и толстый учебник по ядерной физике.
— Я вас долго ждал, — сказал он с облегчением, — что-то вы очень задержались.
Это было в мае тридцать восьмого. Лейпунского арестовали за „помощь врагам народа” и „невыполнение требований парторганизации об очистке Института от враждебных элементов”. Он приготовился к самому худшему, но ему повезло. Через несколько месяцев в жизни советского народа произошло знаменательное и долгожданное событие. Нарком НКВД, вредитель и враг народа Николай Ежов был разоблачен и расстрелян. На его место был назначен более порядочный палач и изувер, Лаврентий Берия. Некоторые „ошибочные” решения предыдущего наркома были срочно исправлены. Лейпунского освободили в связи с прекращением дела.
Выпустили в Москве и Ландау под поручение физика П. Капицы. Эйнштейн и Жолио-Кюри тоже писали письма — прошения Сталину в поддержку Вайсберга и Хоутерманса. Но они несколько переоценивали свою мировую известность. Сталину в принципе было глубоко наплевать на любые научные авторитеты. Он сам был величайшим ученым, правда, не в физике, а в области марксизма и ленинизма. Однако в рамках партийной борьбы с „ежовскими перегибами” им великодушно подарили жизнь. Фридрих Хоутерманс был выдворен из страны Советов, которая более не нуждалась в услугах известного физика-ядерщика. Александр Вайсберг тоже был признан нежелательным элементом. 5 января 1940 года на мосту через Буг в районе Брест-Литовска Алекса вместе с группой коммунистов-антифашистов офицеры НКВД передали с рук на руки офицерам гестапо. Только через пять долгих лет концлагерей и тюрем Алекс вернулся в Швеции к занятиям физикой…
…Александр Ильич сам взбудоражил себя давно исчерпанными воспоминаниями: „Да, кому-то повезло. И ему — тоже. А вот Шубников, Горский, Розенкевич, Комаров, Николаевский, Гусак и десятки других умнейших и талантливых физиков УФТИ так и пропали бесследно в советских лагерях. А какие были ребята! Какие головы!”
Лейпунский зачем-то подошел к столу, схватив и смяв в кулаке какую-то исписанную бумажку. Потом размахнулся и с силой бросил клочок в пластмассовую мусорную корзину…
…Александр Ильич вернулся из тюремной камеры с прочищенными мозгами в свой родной опустевший УФТИ. Институт мог бы стать одним из лучших научных центров Европы. А теперь что? Все начинать сначала? И с кем?
Он шел медленной шаркающей походкой по коридору второго этажа. Дверь в криогенную лабораторию распахнута настежь (Руэман вернулся в Англию). Доска объявлений очищена от приказов о массовых увольнениях. Навстречу ему, тоже не торопясь, шла худая белая кошка Муся. Первым делом Александр Ильич написал заявление с просьбой восстановить его в Партии. Так было положено в те далекие времена.
У каждого уголка земли есть своя древняя и новая история…
…Первая успешная русская экспедиция в эти пустынные края была предпринята в 1832 году под руководством морского офицера Григория Силыча Карелина. Почти четыре года обследовали первопроходцы северо-восточные брега Каспия, „служащие ключом к будущей торговле со Средней Азией”, как писал Карелин в походном дневнике. Он искал удобное место для основания военного укрепления. На заседании Азиатского комитета Военного Министерства в Петербурге Карелин предложил заложить крепость в районе Мангышлакского полуострова, где была удобная бухта и под рукой хороший строительный материал: белый ракушечник. В 1845 году Григорий Силыч вместе с гарнизоном праздновал окончание строительства Новопетровского укрепления. По этому случаю до глубокой ночи палили с крепостных валов из ружей и пушек. Пороха не жалели: пусть слышат кочевники в степи! Пусть слух о форте и русских пушках донесется до Хивы и Коканда!..
Вскоре этот форпост превратился в место ссылки неблагонадежных. В 1850 году сюда под усиленный надзор был доставлен несговорчивый украинский бунтарь Тарас Шевченко, который провел в этой „незапертой тюрьме” долгих десять лет: „Пустыня совершенно без всякой растительности, песок да камни… Смотришь, да такая тоска тебя возьмет, просто хоть давись, так и удавиться не на чем”.
Зато недра этой земли богаты. Пожилые адаевцы знали, что в далеких урочищах солнце вытапливает из земли черный вонючий сок. Иногда из него образуются большие маслянистые лужи. И горит эта жидкость почище дров и кизяков. Но первый фонтан нефти забил на Эмбе только в начале двадцатого века, а Мангышлак ожидал своей очереди еще полвека. И раньше, чем промышленную нефть, здесь нашли другое стратегическое сырье: урановую руду.
Встал вопрос о немедленном строительстве рудника и обогатительной фабрики. Необжитый район превращался постепенно в новый промышленный регион. Центром его должен был стать строящийся город на мысе Меловом, в сорока километрах от рудника. Во время одной из первых инспекционных поездок министр среднего машиностроения Ефим Павлович Славский предложил назвать будущий сказочно-белый город в желтой пустыне именем Шевченко. В 1964 году на его окраине, в промышленной зоне, начал сооружаться секретный стратегический объект: первый в мире промышленный реактор на быстрых нейтронах (БН-350).
Аля попала на работу в проектное бюро, располагавшееся на третьем этаже заводоуправления. В небольшой комнате ютились восемь конструкторов вместе со стеллажами, кульманами и лысым начальником. Проектировать было нечего, зато приходилось разбирать тонны поступающей технической документации. Ее надо было сортировать по системам и службам. Первые экземпляры шли в архив, вторые — строителям, третьи следовало немедленно разносить по отделам. Алю больше всего интересовали документы с грифом „Система охлаждения первого контура”. Сама по себе проблема атомного ядра ее волновала мало — чихать она хотела на все нейтронные поля вместе с урановыми сборками и защитными стержнями. Просто часть этих документов шла в отдел главного механика, в том числе и в бригаду Игоря.
Корпус здания реактора к моменту их приезда в Шевченко был уже возведен. Огромная, высотой в пятнадцатиэтажный дом, бетонная громадина почти без окон внешне походила на тысячекратно увеличенный защитный дот. Здание окружали два ряда колючей проволоки и многочисленные деревянные вышки с дежурными автоматчиками. Ввод в зону и вывод из нее заключенных осуществлялся по специальному широкому коридору партиями примерно по сто человек. Впереди и сзади — солдаты с собаками. Вход для вольнонаемных — через отдельную проходную по особым пропускам.
Зона была как на ладони перед окнами проектного бюро, и Аля не раз в течение рабочего дня откидывала тяжелые шторы и оглядывала ее со смешанным чувством гордости и страха. Если не считать короткого промежутка времени, когда по проходу двигалась плотная серая толпа зэков, сооружение поражало своим монументальным спокойствием и молчаливым величием.
