— Еще бы, — заметил Корреа. — Какой князёк после этого решился бы торговать рабами! Твой капитан был с тобой ещё слишком добр.
Не ответив, Колумб взял на руки спящего сына и ушёл к себе в комнату. Там на столе лежал плоский ящичек, пришедший, по–видимому, в его отсутствие. Колумб оторвал ножом верхнюю доску. В ящичке была карта западного моря и письмо Тосканелли.
Глава четвёртая
О том, что было написано в этом письме
В маленькой препроводительной записке Тосканелли писал, что приветствует великое и великолепное желание Колумба отправиться туда, где рождаются пряности, и посылает ему копию карты, начерченной для короля, и письма, написанного королевскому секретарю.
Колумбу показалось, что его сердце останавливается и он сейчас умрёт от счастья. Первый раз в жизни отнеслись серьёзно к его замыслу, и кто же — знаменитый учёный Тосканелли!
Карта Тосканелли
До сих пор Колумб постоянно думал о пути в Индию, до сих пор он изучал науки, которые помогли бы ему открыть этот путь: науку, описывающую мир, — космографию, и науку о мореплавании — навигацию. Но потому, что окружающие издевались над его мыслями, он не смел поверить в себя, в свои силы, в свою правоту.
Сейчас, держа в руке маленькую записку Тосканелли, он понял, что, наверно, его собственное письмо было так написано, что в его предприятие можно было поверить и Тосканелли приветствует его. И он сам себе поверил.
Колумб встал, резко отодвинул табуретку, вытянулся во весь свой огромный рост. За его спиной раздался тоненький голосок. Диего проснулся и смотрел на отца светлыми и ясными глазами.
Тогда Колумб взял его на руки и, прижимая к себе и баюкая, стал читать письмо.
Тосканелли писал о морском пути, дороге более короткой, чем та, которой нужно следовать через Гвинею, о малом протяжении моря, которое придётся пересечь по неизвестному пути. Он писал, что на этом пути встретятся острова и земли, к которым можно пристать в случае нужды, и что эти острова и земли отмечены на карте. Он описывал великое богатство Индии и Катая, величие зданий, поразительные размеры рек, множество городов, расположенных на этих реках, — двести городов на одной реке, — и здания и мосты из мрамора, повсюду украшенные колоннами. Он писал о множестве драгоценных товаров и о знаменитом порте Зайтон, куда ежегодно приходят сто кораблей, нагруженных перцем, не считая других кораблей, привозящих другие пряности. И, наконец, он писал, что всё это достоверно, что он слышал об этом от людей, посланных из Катая к папскому двору, и что народы Индии, наслышанные о могуществе европейцев, ждут их и встретят приветливо.
Потом Колумб долго рассматривал карту. Его не пугало то, что карта эта была составлена Тосканелли по рассказам и слухам, что никто из европейцев не бывал в тех морях и не вычислил расстояний и не обмерил островов, не установил их положения, не зачертил их очертаний. Колумб перебирал пальцами рыжие волосы сына, крутые их колечки, и радовался, думая, как он откроет эти острова, и нанесёт их на карту, и даст им имена, и укажет европейцам великий западный путь. И ещё он думал, что сделает Диего вице–королём всех открытых им земель и женит его на дочери катайского богдыхана, если она ему понравится, или на племяннице португальского короля.
Потом он подумал, что нужно как можно скорее ехать ко двору этого короля, убедить его в том, что план прост и выполним, и потребовать у него корабль.
Колумб пошёл и разбудил Фелипу.
— Фелипа, — сказал он, — я решил открыть западный путь в Индию.
— Нет, — крикнула она, — это возмутительно! Зачем ты будишь меня по ночам? Неужели ты не можешь оставить меня в покое?
Колумб смотрел на неё и с удивлением думал, как мог ему понравиться этот круглый гладкий лоб, где не было ни одной морщинки и ни одной мысли, и этот длинный узкий нос над изогнутыми губами.
— Хвастун, — бормотала она, — ничтожество! Ты хвастался своей богатой роднёй, и я тебе поверила. Теперь ты хвастаешься путём, которого нет.
— Фелипа, я не хвастаюсь. Ты ещё увидишь, что нас ждёт впереди…
— Нет! — крикнула она. — Я думала, что я лучше всех сестёр, красивее и умнее, я думала, что меня ждёт жизнь в роскоши и радости, а теперь я живу у сестры в служанках. Ты что же, сию минуту едешь в Индию или подождёшь до утра?
— Не сию минуту и не завтра утром, но в ближайшие дни обязательно.
Он не уехал ни в ближайшие дни, ни месяцы. У него не было денег, его одежда обносилась — немыслимо было так явиться к королевскому двору. Он пошёл к Корреа и просил его о помощи. Он просил хотя бы устроить его на корабль, чтобы доехать до Лиссабона.
Но Корреа отказался вновь устраивать его на корабль, после того как он так неудачно ездил на север и на юг. Он сказал, что сейчас у него нет денег сшить Колумбу новое платье. Он сказал:
— Я подумаю. Живи. Ведь никто тебя отсюда не гонит.
Глава пятая
О том, как им рассказывали сказки
Из окна Колумбу была видна круглая бухта и корабли, шедшие в Лиссабон или Гвинею. Большей частью это были маленькие каравеллы. Они были без палубы, с косыми треугольными, парусами, корма и нос высоко изгибались, и они качались на волне, словно уточки.
Иногда это была каррака — низкая, плоская, неуклюжая, вся крытая палубой, как черепаха щитом. У неё был квадратный парус на длинной мачте и треугольный на короткой. Она едва ползла — так медленно она двигалась.
Один раз проплыл, не останавливаясь, огромный трёхъярусный корабль. Диего вбежал запыхавшись, схватил отца за руку, потащил к берегу. Корабль шёл быстро и скоро исчез. Они ещё постояли, потом Диего спросил:
— Ты на таком корабле плавал?
— Нет.
— Вот бы нам такой, верно? Мы бы здóрово на нём уплыли!!
За эти годы Колумб несколько раз просил Корреа переправить его в Лиссабон. Корреа отвечал:
— Потерпи.
У Колумба вошло в привычку приходить в кабинет Корреа и стоять там молча, прислонившись к дверному косяку или к стене близ двери. Корреа ёжился, хмурился, потом говорил:
— Ну что ты смотришь на меня? Какие у тебя глаза тяжёлые.
Колумб отводил взгляд, потом забывал и опять смотрел неподвижно.
— Не мешай мне, пожалуйста, — говорил Корреа. — Тебе делать нечего, вот ты и подпираешь стены, будто они без тебя обвалятся. А я занят.
Но если Колумб всё не уходил, Корреа начинал объяснять:
— Вот я должен размышлять, а ты думаешь, это легко? Педро Ольо опять запахал чужую межу, — что мне с ним делать? Ведь я отвечаю за порядок на острове. А матросы с «Анунсион» затеяли драку на берегу и дочиста вытоптали виноградник кривого Андреа. С кого ему получать убытки? Матросы перед дракой всё жалованье пропили.
— Ты ему сам заплати, — отвечал Колумб и уходил.
Корреа долго смотрел ему вслед, а потом, стукнув кулаком по столу, говорил равнодушно:
— Вот глупости.
В тот день, когда Колумб увидел трёхъярусный гордый корабль, он долго не мог успокоиться. Он бродил по своей комнатушке, натыкаясь на стены. Он видел высокий нос корабля и деревянную фигуру сирены на нём. У сирены был изогнутый хвост, а на голове высокая шляпа — убор богатой горожанки, похожий на рог единорога или опрокинутую воронку. Корма корабля была квадратная, тяжёлая. В три ряда зияли на ней окошки.
Колумб снова пошёл к Корреа:
— Дай мне уехать! Отпусти меня плавать по этому морю и открыть путь в прекрасную страну Индию.
— Хорошо, — сказал Корреа. — Сегодня ко мне придут умные люди. Как они скажут, так и будет.
Вечером пришли умные люди — капитаны и лоцманы. Они сели вокруг стола, а Колумб сидел в сторонке на табурете. Диего стоял, прислонившись к отцу, и расковыривал пальчиком дыру на его плече.
— Вот, — сказал Корреа. — Собирается плыть в море Тьмы. Слыхали?
— Эх, сынок, — сказал старый моряк, — в море Тьмы люди по своей воле не ходят. Туда, не приведи господи, разве только бурей отнесёт, а уж обратно мало кто возвращался.
— На моём корабле как–то ехал один купец, — заговорил один из капитанов. — Почтенный купец ехал, в четырёх бочках товар вёз. Так он побывал в море Тьмы. Он рассказывал, что плыли они да плыли, и вдруг неизвестной силой потянуло их корабль неизвестно куда. А это их магнитные скалы притягивали. Летит их корабль всё скорей и скорей, даже из воды выскакивает, словно дельфин. И вдруг все гвозди, все скрепы, все болты как взовьются птичками и полетели к тем скалам, а корабль распался по брёвнам и по доскам, и все люди затонули.
— И купец затонул? — спросил Диего.
Он слушал, вытянув шейку, и его большие уши пылали от волнения.
— Нет, купец не затонул: его подобрал проходивший мимо корабль.
