— Ты хороший мальчик. Это подарок на день рождения миссис Грейнджер. Ей уже так давно не покупали ничего нового. Я подумал, стоит побаловать ее в этом году.
— Это шляпа? — полюбопытствовал Брайант, которого весьма устраивала разговорчивость старика.
— Она о ней мечтала. — Грейнджер заторопился к машине.
Он принадлежал к числу нескольких дюжин обладателей новых и весьма популярных автомобилей, выпускаемых фирмой «Моррис Каули» в Оксфорде.
— Залезай, — пригласил Грейнджер. — Ты, наверное, частенько ездишь в такой?
Джек аккуратно поставил шляпную коробку на колени и ответил:
— Не то чтобы очень. Отец считает, я должен сам пробивать себе дорогу.
— Твое время придет. Тем большее удовольствие ты тогда получишь. Кому еще твой отец оставит свое добро?
Джек пожал плечами. Он был убежден, что тот скорее пожертвует всё церкви, чем передаст имущество единственному сыну.
Поездка прошла вполне приятно. Постоялый двор в Ньюбридже еще был открыт. Когда они выехали из деревни и свернули на Северную дорогу, машина стала с ревом взбираться на крутой холм. Чуть-чуть ниже вершины пристроилась часовенка. На самом верху пронзительный ветер обжигал щеки, но Брайант думал о своем. Он стал по-настоящему замечать, что происходит вокруг, только тогда, когда на спуске они проезжали мимо карна, то есть могильного холма, сложенного из камней. Он назывался Кенидьяк, или Ухающий Карн. Неповторимый звук оторвал Джека от размышлений. Скорбный вой раздавался, когда ветер задувал в узкие щели между камнями.
Миновав карн, машина поехала дальше, по направлению к маяку. В ста ярдах впереди показался ряд домишек с горящими окнами. Там жили со своими семьями работники маяка. Они не только были стражами Пендина, но и обслуживали лодки из Вольф-Рока, что за Краем Земли.
— …Британии. Ты знал об этом?
— Прошу прощения?.. — Джек только сейчас заметил, что машина затормозила.
— Это самый западный город Британии.
— Я не знал.
— Мне нравится здесь, у маяка. А тебе?
— Да. Наверное, в другой жизни я выбрал бы себе море.
— Правда?
Джек кивнул и продолжил:
— Был бы моряком, рыбаком. Мне очень нравилось бы и то и другое.
— Вместо этого ты исследуешь иные глубины, — заметил Грейнджер.
— Да, но бум далеко позади. Это не настоящая индустрия. Она процветала только во время войны, а теперь полностью рухнет.
Грейнджер кивнул, вдыхая резкий соленый воздух, и заметил:
— Но ты не пропадешь, сынок. Твоя семья хорошо защищена.
Джек опять предпочел не поправлять старика и проговорил:
— Спасибо, что подбросили, сэр. Отсюда я дойду.
— Может, пинту-другую в «Гербе Сент-Остелла»? — Грейнджер весело подмигнул.
— Нет, благодарю вас, лучше пойду сразу домой. Надеюсь, миссис Грейнджер понравится сюрприз.
Чтобы предотвратить протесты, Брайант вышел из машины.
— Кого мне еще баловать теперь, когда мы потеряли обоих сыновей? — На лице Грейнджера мгновенно появилось смущенное выражение.
Джек уже привык к моментам неловкости, возникающим, когда люди заговаривали о парнях, погибших в этой войне. Он не стал дожидаться, пока Грейнджер начнет рассыпаться в извинениях.
— Она это заслужила. — Брайант поднял руку в прощальном жесте.
К счастью, Грейнджер не стал затягивать сцену, а завел машину и был таков.
Защищаясь от пронзительного осеннего ветра, вознамерившегося, похоже, оторвать кожу Джека от костей, молодой человек плотно запахнул полы куртки. На смену жгучему осеннему холоду — здесь, на вершине холма, он точно был именно таким — придет со своими морозами зима. Пряча голову в воротник, он приготовился к встрече с отцом и к совсем иному холоду.
В сумерках двухэтажный дом на холме походил на гигантскую сгорбленную тень, погруженную в одинокие размышления в отдалении от скопления других таких же, в которых обитают добрые жители Пендина. Джек любил это величественное здание, перестроенное его отцом для своей молодой жены. Тот превратил скромное обиталище в прекрасное сооружение, окруженное ухоженным садом. Чарльз Брайант выбрал для стройки гранит, который добывали в карьере поблизости, меньше чем в миле отсюда. Он сам помогал доставлять камень на повозках, а затем распоряжался, когда массивными серо-коричневыми глыбами — некоторые толщиной в два фута шесть дюймов — выкладывали фасады пристроек. Большие окна по фасаду смотрели вниз, на деревню. Над шиферной крышей гордо возвышались не меньше четырех каминных труб. Джек знал, что в этот вечер по крайней мере три из них будут попыхивать, потому что отец терпеть не мог, чтобы мать мерзла. По вечерам дом производил мрачное и удручающее впечатление, но днем, при ярком солнечном свете, цемент между гранитными глыбами так блестел, что казался светящимся. Даже шиферные перемычки между окнами начинали сверкать.
В памяти Джека навсегда запечатлелось, как отец нежно поцеловал мать, когда в первый раз перенес ее через порог нового жилища. Эта его мечта — укрыть свою семью в безопасном месте — произвела на сына глубокое впечатление. Он надеялся, что им никогда не придется разлучаться с любимым домом.
Когда Брайант вошел, в доме стояла полная тишина. Лишь тиканье часов на каминной полке напоминало о том, что в этих стенах находятся живые люди.
Джек бросил ключ на буфет, и из гостиной показалась пожилая женщина. Миссис Шанд была родом из Пенрина, но в последнее время ей было проще жить с ними — тем более что дома ее все равно никто не ждал, — хотя Джек предпочел бы, чтобы мать на это не соглашалась.
— Здравствуйте, миссис Шанд, — приветливо произнес он, игнорируя ее привычную неодобрительную мину. — Есть какой-нибудь суп?
— Я накрыла вам в гостиной, — быстро произнесла она и опять поджала губы.
— А где?..
— Старшего мистера Брайанта нет дома, — ответила миссис Шанд, по-видимому, ничуть не обеспокоенная тем фактом, что перебила молодого хозяина. — Миссис Брайант ужинает в столовой с миссис Хей. Та отмечает первый год траура по сыну.
Джек нахмурился.
— Он погиб под Ипром.
Парень знал, что на Ипре отдал жизнь и сын самой миссис Шанд, когда немцы в первый раз использовали против союзников отравляющий газ. Она словно винила всех уцелевших молодых людей в Корнуэлле за то, что они живы, а молодой Томми Шанд погиб.
— Пожалуй, не стану им мешать, миссис Шанд.
— А как же суп?
— Я не так уж голоден, — солгал он. — Устал, пойду сразу спать.
— Спокойной ночи.
Джек молча поднимался по лестнице. Он устал, но был доволен хотя бы тем, что ему не придется в этот вечер видеть суровое лицо отца, и помедлил на площадке перед комнатой родителей. Молодой человек задавался вопросом, почему отец не перебрался в соседнее помещение, по обычаю других богатых джентльменов. Этот небольшой зал все равно назывался отцовским, и обстановка здесь была хмуроватая, изысканная, викторианская.
Затаив дыхание, Джек тихонько переступил порог комнаты, которую считал материнской. При этом он проследил, чтобы не наступить на разболтавшуюся половицу. Та неминуемо издала бы громкий скрип. Чисто женское святилище, украшенное бледными узорчатыми тканями, изящное и уютное. Все это представляло собой полную противоположность тому, что считал красивым Чарльз Брайант, но его это, по-видимому, не смущало. Он обращался с женой нежно, как с хрупкой птичкой.
В минуты гнева и отчаяния Джек находил успокоение в мысли, что родители любят друг друга по-настоящему. Он всегда будет плодом этого чувства. Чарльз исполнял любое желание Элизабет Брайант, но это ее не избаловало и не сделало требовательной. Парень знал, что самым большим ее желанием было ничем не замутненное счастье в доме. Чарльз не мог дать ей этого именно потому, что здесь жил Джек.
Молодой человек вздохнул. Иногда он начинал ненавидеть себя за то, что стал таким проклятием их жизни. Брайант на цыпочках пересек комнату, обставленную в стиле Эдуарда VII, и приблизился к туалетному столику матери. Его освещала прекрасная лампа цветного стекла — недавнее приобретение, дань модным вкусам Элизабет. В некоторых домах, гораздо более богатых, уже года два как пользовались электричеством, однако Брайанты провели его одними из первых. Чарльз не мог упрекать жену за желание приобщиться к новой роскоши.
Джек в точности знал, что ищет. Не жемчуга, как предполагал Рэлли, а прекрасные часы с бриллиантами, которые Чарльз подарил Элизабет незадолго до появления на свет Джека. Как-то сын услышал ее замечание, что они, мол, немного вычурные, но его самого всегда восхищал вид платинового корпуса, усыпанного крохотными сверкающими бриллиантами, зачаровывала мысль о том, что нечто столь изысканное создается из камней, добытых из глубин земли. Это привлекало Брайанта как искателя и добытчика подземных сокровищ.
