— Все будет хорошо. Пусть твоя хорошенькая головка ни о чем не волнуется.
Глупцы! Какие все они глупцы! Конечно же, для Бога Израиля, Который сделал посмешище из богов Египта и заставил расступиться воды Чермного моря, будет совсем нетрудно разрушить эти стены! Что могут сделать каменные и глиняные идолы против Бога, Который управляет ветром, огнем и водой? Раав была уверена, что одного Его дыхания будет достаточно, чтобы настежь распахнуть ворота Иерихона. Одного мановения Его руки хватит, чтобы раскатить по камешку все укрепления царя!
Но никто не слушает ее.
Так тому и быть. Она в последний раз пыталась предостеречь царя. И пусть все, что случится с Иерихоном, падет на его голову. Она же будет искать способ присоединиться к тем, кто верит в истинного Бога, к тем, кто победит. Если у нее не получится, она погибнет.
Как же она сможет выбраться из Иерихона, не подвергая опасности жизни своих близких? Если она сбежит, царь пошлет своих слуг в погоню за ней. Ее схватят и казнят за государственную измену, и всех ее родственников будет ждать та же участь. Царь не потерпит малейшего проявления неповиновения. Но она не может покинуть Иерихон, не забрав с собой отца и мать, братьев и сестер с их семьями. Однако это невозможно! Даже если она найдет способ уйти, не вызывая подозрений, семья не согласится последовать за ней. Отец верил каждому слову царя. Он просто не умел думать своей головой.
Раав провела рукой по пышной копне темных кудрявых волос, откидывая их на плечи.
— Раав! — кто-то внизу позвал ее. Но она не обратила на это ни малейшего внимания. Ей не было дела до купца из Нависа, или хозяина каравана, поставляющего пряности в Египет, или еще одного воина обреченной армии. Все они ходячие мертвецы. Они просто еще не знают этого. Только евреи там, за рекой, были живы, потому что их Бог не был каменным изваянием, сделанным руками человека. Он был Богом неба и земли!
Я всего лишь крыса в норе этой стены…
Каким необыкновенным и удивительным был Бог израильтян! Он избрал евреев — народ рабов — и освободил их от власти египтян, самого сильного народа на земле. Он взял ничтожнейшее из ничтожного и использовал, чтобы победить могущественное. Она слышала, что Он даже посылал Своему народу хлеб с небес, как дождь. Им нечего было бояться, потому что Он, суровый в наказании ослушавшихся Его, являл им милость и доброту. Кто мог не полюбить такого Бога?
Ее царь. Ее народ.
Я бы любила Его! Ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Я бы служила Ему так, как Он попросил бы. Если бы только у меня была возможность, я бы склонилась перед Ним и была бы счастлива принадлежать к Его народу!
За ее спиной на кровати громко всхрапнул Кабул, напомнив о своем присутствии. Она зажала ладонями уши и крепко закрыла глаза, переполненная гневом и отвращением к себе. Если бы она только могла дать волю своим чувствам, она бы растолкала его и с криком выгнала из своего дома. Он не сказал ей ничего нового в эту ночь. Она только теряла с ним время.
Раав снова посмотрела на дорогу. Слабый проблеск надежды на спасение появился у нее, когда она вспомнила рассказ отца о том, как сорок лет назад Моисей посылал соглядатаев в землю обетованную. «Тогда мы победили израильтян». Она удивлялась их поражению, пыталась понять его причины. Недавно они были рабами, которых освободил от могущественных египтян еще более могущественный Бог. Но, возможно, тогда они еще не осознали свою силу как народа, выступающего под знаменами истинного Бога. Возможно, они отказались повиноваться. Раав могла только догадываться, почему израильтяне потерпели поражение. Но она знала, что причина была не в том, что спасший их Бог в чем-то ошибся.
Те, кто ослушались Господа много лет назад, наверное, уже умерли. Им на смену пришло новое поколение — поколение, закаленное жизнью в пустыне, поколение, которое с самого рождения охраняла Сила. Раав могла только надеяться, что Иисус поступит так же, как Моисей, и пошлет разведчиков. И она должна будет первой заметить их. Но победа израильтянам была обеспечена их Богом, и им не нужно было посылать кого-нибудь в Иерихон. Однако она все же надеялась, что доблестный вождь Иисус не будет слишком самонадеянным. Даже если в этом нет необходимости, благоразумно послать разведчиков, чтобы осмотреть землю и оценить оборону врага.
Пожалуйста, придите. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, придите… Я не хочу умирать. Я не хочу, чтобы моя семья умерла. Пошли кого-нибудь… Открой мои глаза, чтобы я узнала израильских соглядатаев прежде, чем это сделают стражники. Если они первыми заметят их и доложат царю, все погибло!
— Раав! — снова позвали снизу.
Она раздраженно посмотрела вниз и увидела купца-исмаильтянина, машущего ей из толпы, собравшейся у ворот. Ему не терпелось заночевать у нее, но она только развела руками. Пускай его верблюды греют. Он показал золотое ожерелье, надеясь подкупить ее. Ха! Что толку от золота, если скоро настанет день гибели?
— Подари это одной из своих жен! — крикнула она в ответ. Окружавшие купца рассмеялись. Еще один мужчина позвал ее, но она не обратила внимания на его упрашивания и лесть. Она следила за дорогой.
Пусть они придут ко мне.
Если одежда разведчиков будет изношена от долгих странствий, она оденет их в прекрасные вавилонские наряды. Если они будут умирать от жажды, она даст им лучшего вина. Если они будут голодны, она накроет для них стол, достойный царей. Ведь они придут как слуги величайшего Бога. И если она будет гостеприимной к ним, то таким образом сможет послужить их Богу. Бог их могуществен и достоин приношений!
Сердце Раав сжималось от острой тоски. Она хотела оказаться в безопасности. Пока она находится в этом доме, в этом городе, она обречена. Она должна стать одной из израильтян, чтобы выжить. Боги жителей Иерихона, и аморреев, и ферезеев, и множества других племен, населяющих Ханаан, не придут ей на помощь. Они всего лишь каменные тираны, окруженные продажными жрецами, требовавшими постоянных жертвоприношений. Раав видела, как младенцев забирали у матерей и возлагали на алтарь, их маленькие тельца варили, пока плоть не отставала от костей, а затем кости складывали в маленький мешочек и хоронили под основанием нового здания или храма. Как будто убитые дети могли принести удачу! Она была рада, что у нее никогда не было детей.
Но если бы у меня был ребенок, я бы отдала его тому Богу, невидимому, обитающему со Своим народом, Тому, Который дает тень днем и согревает ночью, Который защищает принадлежащих Ему, как если бы они были Его детьми. Такому Богу, как Он, можно доверять…
— Фу, какой яркий свет, — простонал Кабул. — Задерни занавески!
Раав стиснула зубы, не поворачиваясь к нему лицом. Пора было ему убираться из ее постели и из ее дома.
— Солнце встало, — ласково сказала она. — И тебе тоже пора.
Послышались приглушенная брань и шуршание простыней.
— Сердца у тебя нет, Раав.
Оглянувшись на него через плечо, она заставила себя обольстительно улыбнуться.
— А ночью ты этого не говорил.
Раав снова выглянула в окно, всматриваясь, надеясь увидеть кого-нибудь, похожего на израильского разведчика. Как он должен выглядеть? Как она сможет распознать его, если он появится?
Кабул обхватил ее за талию и потянулся, чтобы снять занавеску с крючка.
— Вернись в постель, моя любовь, — он прижался губами к изгибу ее шеи.
Раав перехватила его руку прежде, чем он смог ее приласкать.
— Царь заметит, что тебя нет на посту. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
Он мягко засмеялся, вдыхая запах ее волос.
— Я не опоздаю.
Раав повернулась к нему лицом.
— Тебе надо идти, Кабул, — она уперлась руками в его грудь. — Твое отсутствие у ворот заметят и будут говорить, что Раав причиняет друзьям неприятности. А я этого не хочу.
— Сейчас ты причиняешь мне боль.
— Ты достаточно взрослый, чтобы это пережить.
Кабул поймал ее руку, когда она попыталась отойти.
— Там внизу богатый купец?
— Нет.
— Я слышал, как кто-то звал тебя по имени.
— Ну и что с того?
Он, что, думает, если положил ей в руку пару монет, то уже обладает ею?
— Ты же знаешь, чем я зарабатываю.
Он нахмурился, и его глаза потемнели.
Стараясь скрыть раздражение, она пробела кончиками пальцев по его щеке и смягчила тон.
— Не забывай, что я вышла из дому, чтобы найти тебя. — Раав знала, что очень важно, прощаясь, внушить мужчине мысль о его исключительности.
Кабул усмехнулся:
— Так ты меня немножко любишь.
— Настолько, что не хочу причинять тебе вред, — она позволила ему поцеловать себя и отстранилась. — Там, у ворот, ждет толпа, Кабул. Тебе пора открывать их. Раздраженные купцы могут нажаловаться царю.
