ГАРРИ ТАБАЧНИК - ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

Эти изменения были весьма внушительны. Причем речь идет не об отдельных фронтах, а о целых странах и континентах.

В Азии Западом в годы брежневского правления были потеряны Вьетнам, Лаос, Камбоджа. В Африке ему нанесены поражения в Анголе, Мозамбике и Эфиопии. У ворот в Красное море появился советский редут — Аден. В Латинской Америке Советский Союз по-прежнему сохранял находящийся в 90 милях от Флориды непотопляемый авианосец — Кубу.

К этому надо добавить, что Советский Союз впервые стал обладателем военно-морского флота, бороздящего все моря и океаны. В то время как военные расходы Соединенных Штатов снизились с 9,4% национального бюджета до 5,4%. советские возросли с 11% до 13%, а возможно, и 1 5% .По американским расчетам, военные расходы Советского Союза в конце 80-х годов ежегодно достигали 17 процентов валового продукта страны. По официальным советским данным, на военные нужды уходит 20 миллиардов рублей, но западные специалисты полагают, что эту цифру надо увеличить по крайней мере в пять раз. В пересчете на доллары, согласно советскому курсу валюты, — это 155 миллиардов долларов в год!

Распространение „холодной войны” на все континенты, ставшее основной приметой брежневской политики, как отмечал британский историк Пол Джонсон, „придало периоду 70-х годов атмосферу хронической нестабильности, столь характерную для 30-х годов”. Иными словами, создавалось впечатление, что в любой момент где-то может быть перейдена роковая грань, и мир опять, как и в 30-е годы, будет ввергнут в пучину всеобщей войны.

За десять дней до опубликования Указа о награждении Брежнева орденом ’’Победы” вышли в свет его военные мемуары ’’Малая Земля”. В них он пишет, что тогда, когда он был всего лишь навсего начальником политотдела армии, то позволил себе не явиться на встречу с заместителем верховного главнокомандующего всесильным маршалом Жуковым, одного слова которого оказывалось достаточно, чтобы положить конец генеральской карьере, не говоря уже о каком-то полковнике-политике, которых Жуков терпеть не мог и пребывание которых в рядах вооруженных сил, как показали последующие его действия на посту министра

Обороны, считал лишним. О том, что было, генсек пишет так:

— Маршал хочет Вас видеть, — сообщили Брежневу из штаба.

— Это что, приказ? — спросил я.

— Приказа такого от него я не получил, — ответил штабной полковник. — Но он сказал, что хотел бы с Вами поговорить.

Вся эта выдумка необходима генсеку, чтобы у читателя создалось впечатление, что несмотря на скромные полковничьи погоны, он, Брежнев был настолько значительной фигурой, что маршалы изъявляли желание с ним поговорить, как с равным, а он опять же, как равный мог себе позволить принять приглашение или отклонить его. Генсек стремился убедить всех, что уже тогда обладал стратегическими способностями, которые давали основание положить в его ранец маршальский жезл. Однако война кончилась, и тридцатидевятилетний ’’стратег” с ’’Малой Земли” маршальского жезла в своем ранце не нашел. Зато оказавшись у кормила власти Брежнев с лихвой наверстал упущенное. Он не только добился стратегического перевеса в пользу Советского Союза, но всерьез вступил в соревнование с Америкой в области вооружений. Так что если в годы войны с Германией у генерал-майора Брежнева не было никаких шансов прикрепить тот орден, на который он взирал с завистью, он его заслужил, воюя с Западом. Брежневское руководство совершенно игнорировало изложенный А. Сахаровым в 1968 году в его знаменитых ’’Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и свободе” призыв пересмотреть тот традиционный метод в международной политике, который можно назвать ’’эмпирико-конъюнктурным” и суть которого ”в максимальном улучшении своих позиций всюду, где это возможно при одновременном причинении максимальных неприятностей противостоящим силам без учета общего блага и общих интересов”.

Нанести максимальный ущерб врагу оставалось всегда главной целью Брежнева, которого встречавшийся с ним неоднократно Никсон считал очень „жестким противником”. Для него это было куда важнее, чем собственные выгоды. И в этом он был достойным преемником и Ленина, писавшего о мирном ’’сожительстве” с капиталистическим миром, как о временном состоянии, и Сталина, заменившего неудачное слово ’’сожительство” на более благозвучное ’’сосуществование”, но по-прежнему грозившего неизбежностью решительного столкновения, и Хрущева, утверждавшего ’’необходимость и неизбежность революционной перестройки капиталистического общества”. Едва получив власть, Брежнев, поднявшись 6 ноября 1964 года на трибуну Кремлевского дворца съездов, заявляет, что „обстановка мирного сосуществования способствует успеху освободительной борьбы и осуществлению революционных задач народов”.

Из всех ленинских цитат он наверное лучше всего запомнил эту:

„Пока остаются капитализм и социализм мы мирно жить не можем: либо тот, либо другой в конце концов победит, либо по Советской республике будут петь панихиды, либо по мировому капитализму”. Порой кажется, что капитализм обречен. Но Брежневу невдомек, что остается совсем немного лет, когда начнут петь панихиду и по социализму и по основанной Ильичем Первым „Советской республике”. На часах истории отсчет приближающегося к ней времени уже начался. 7 ноября 1980 г., выступая в Нью-Йорке, я сказал, что мы до этого доживем. Хотя верили в это многие, уверенных в том, что это произойдет на самом деле и так скоро было немного.

Брежнев, следуя правилам ленинско-сталинской стратегии, „использует вражду между капиталистическими странами” и делает все, чтобы служили панихиду по капитализму.

Он полностью следовал ленинско-сталинской стратегии ’’слабого звена, ухватившись за которое надо вытянуть всю цепь”. Нежелание западных демократий, занятых научно-технической революцией, обеспечившей им невиданное процветание, уделить достаточно средств на оборону, их пренебрежение к тому, что происходит на периферии стран Запада, где ведутся так называемые освободительные войны, их непонимание того, какое значение приобрели террористическо-подрывные действия в сочетании с непрерывной массированной пропагандой, позволило брежневскому руководству нанести врагу серьезный ущерб.

О масштабе развязанного в тылу западных стран террора, за кулисами которого стоял возглавляемый Андроповым КГБ, говорят следующие цифры. В 1971 году было совершено 279 террористических акций, а в 1980 году — 1709! Количество убийств, совершенных террористами, возросло за десятилетие после 1971 г. с 17 до 1169!

Как писал в разгар разрядки в 1975 году тогдашний министр обороны маршал Гречко в своей книге ’’Вооруженные силы советского государства”, ’’советская военная доктрина всегда рассматривала наступление как главный вид боя и придерживается этого взгляда и сегодня... Только решительное наступление может привести к победе над врагом”. Такое наступление и было проведено в брежневские годы. Что бы потом ни говорили о времени Брежнева, называя его застойным, в этом отношении его таким назвать нельзя.

А.Сахаров был прав, когда писал об отсталости ’’эмпирико-конъюнктурного” подхода к политике. Но он не учел того, что на восстановление своего влияния в потерянных вследствие применения ’’эмпирико-конъюнктурного” подхода регионах Западу придется тратить много сил и средств, которые он смог бы с большей пользой вложить в развитие своей экономики, добившись тем самым еще большего научно-технического и социального прогресса, став еще более в этом отношении недосягаемым для Советского Союза, и что победа коммунистов, к примеру, во Вьетнаме, нанесет американцам такую травму, которая надолго подорвет их волю к активным действиям на международной арене. К тому же, если успехи приходят один за другим, то это деморализует противника и укрепляет мораль внутри империи, где все больше и больше времени проводящего в очередях за всем необходимым обывателя это преисполняет чувством имперской гордости.

В общем, несмотря на все разговоры о разрядке и тосты с Никсоном за смягчение напряженности, и в брежневские времена, как и прежде, число советских ракет, нацеленных на Запад, продолжало расти, и планета по-прежнему пребывала в беспокойном, хотя и не отмеченном большой войной, но и без надежного мира состоянии, которое можно назвать равновесием страха и ужаса.

Но хотя внешне все было так же блестяще, как бриллианты на новом ордене Брежнева, отходивший от станции Минеральные Воды поезд заставлял вспомнить рисующий действительное положение дел за фасадом империи анекдот о поезде, в котором в разное время едут советские вожди.

Говорят, что когда Сталину доложили, что перед поездом нет рельсов, он приказал расстрелять всех, кому стало об этом известно, кто мог прийти к такому заключению, а заодно и всех, кто расстреливал, и ехать вперед. Когда об этом сказали Хрущеву, тот предложил переложить вперед рельсы, оставшиеся позади, и продолжать движение. Сменивший его Брежнев, узнав, что двигаться опасно, предложил просто покачивать вагон и тем самым создавать иллюзию движения. История не сохранила высказываний по этому поводу промелькнувших, как тени, Андропова и Черненко, но пришедший им на смену Горбачев, узнав о том, что рельсов нет, заявит: „У нас гласность, потому говорю, товарищи, откровенно: никаких рельсов впереди нет!”