— Ты заболел, Сари?
Этот голос… Этот голос, уже серьезный и властный!
— Это ты, это правда ты?
— Если спишь, спи дальше, если нет — посмотри.
Сари открыл глаза. Это, действительно был Рамзес, тоже весь в пыли, но с сияющими глазами.
— Нам обоим нужно искупаться. Где ты бродил, учитель?
— Во всяких грязных местах, вроде конюшни.
— Уж не меня ли ты искал?
Сари в изумлении поднялся и обошел вокруг Рамзеса.
— Куда делся твой детский локон?
— Мой отец отрезал его своей собственной рукой.
— Не может быть! Ритуал требует, чтобы…
— Ты подвергаешь сомнению мои слова?
— Прости…
— Садись и слушай, учитель.
Поддавшись тону царевича, говорившего уже как взрослый, Сари подчинился.
— Мой отец подверг меня испытанию диким быком.
— Это… Этого не может быть!
— Я не победил, но я сразился с чудовищем, и я думаю… думаю, что отец избрал меня в качестве будущего правителя!
— Нет, мой царевич. Его преемником уже назначен твой старший брат.
— Он прошел испытание быком?
— Сети просто захотел проверить тебя в столкновении с опасностью, которую ты так любишь.
— Разве он стал бы напрасно тратить время на такие мелочи? Он призвал меня к себе, я уверен в этом!
— Не опьяняй себя надеждой, откажись от этого безумия.
— Безумия?!
— Очень многие влиятельные люди при дворе не любят тебя.
— В чем же меня упрекают?
— В том, что ты — это ты.
— Неужели ты призываешь меня не высовываться?
— Разум требует этого.
— У разума нет силы быка.
— Игры власти более жестокая вещь, чем ты можешь себе это представить; твоей храбрости недостаточно, чтобы выйти из них победителем.
— Хорошо, тогда ты поможешь мне.
— Я?!
— Ты знаком с нравами двора; помоги мне распознать моих друзей и врагов, дай мне совет.
— Не требуй от меня слишком многого… Я только твой наставник…
— Ты забыл, что мое детство закончилось? Или ты станешь моим другом и советчиком, или мы расстанемся.
— Ты заставляешь меня сделать необдуманный шаг. Ты не создан для высшей власти, а твой старший брат уже давно готовится к ней. Если ты рассердишь его, он тебя уничтожит!
Наконец-то великий вечер наступил.
Новолуние, ночь темна хоть глаз выколи — все это было на руку Рамзесу. Он назначил решающую встречу всем своим товарищам, воспитанным, как и он, царскими наставниками. Сумеют ли они ускользнуть от охранников и собраться в самом сердце города, чтобы обсудить самое главное — тот вопрос, который жег им сердца, который никто не решался задать?
Рамзес вылез через окно и выпрыгнул со второго этажа. Рыхлая земля цветущего сада смягчила удар. Юноша прокрался вдоль здания. Охранники не пугали его: одни спали, другие играли в кости. Если ему не повезет и он встретит кого-нибудь, кто действительно несет свою службу на посту, он заморочит ему голову или оглушит ударом.
В своем возбуждении он забыл о том, кто в это время не бездельничал: золотисто-рыжий пес средних размеров, коренастый и мускулистый, с висящими ушами и загнутым хвостом. Возникнув посреди дороги, он не лаял, но и не давал пройти.
Рамзес инстинктивно посмотрел ему прямо в глаза; пес уселся, его хвост ритмично задвигался вправо-влево. Юноша подошел и погладил его; дружба возникла мгновенно. На ошейнике из кожи, выкрашенной в красный цвет, стояло имя: «Дозор».
— Не пойти ли тебе со мной?
Дозор согласился и вывел своего нового хозяина к выходу с территории, где воспитывалась будущая знать Египта.
Несмотря на поздний час многочисленные зеваки еще бродили по улицам Мемфиса, старейшей столицы страны; назло всем богатствам южных Фив, она сохраняла свои былые прелести. В Мемфисе располагались самые крупные школы, и именно там царские отпрыски, а также те, кто был признан достойным занять высшие должности, получали образование под усиленным надзором своих строгих наставников. Право быть допущенным в Кап, «место для избранных», столь же престижное, сколь элитное и благотворное, у многих вызывало зависть, но те, кто там жил с самого раннего детства, как Рамзес, не имели иного желания, как сбежать оттуда!
Одетый в тунику с короткими рукавами из обычной ткани, которая делала его похожим на простого прохожего, Рамзес добрался до знаменитой пивной в квартале школы медицины, где будущие врачи любили как следует отдохнуть после тяжелого учебного дня. Так как Дозор теперь не отходил от него, царевич не прогнал его, и они вместе вошли в заведение, доступ куда был закрыт «детям из Капа».
Но Рамзес уже не был ребенком, и ему удалось выйти из своей позолоченной клетки.
В просторном зале пивной со стенами, покрытыми известью, плетеные циновки и табуреты встречали жизнерадостных клиентов — любителей крепкого пива, вина и пальмового ликера. Хозяин заведения охотно демонстрировал свои амфоры, прибывшие из Дельты, оазисов или из Греции, расхваливал качества своих напитков. Рамзес выбрал спокойное место, откуда он мог следить за входной дверью.
— Что ты возьмешь? — спросил слуга.
— Пока ничего.
— Чужие платят заранее.
Царевич протянул ему браслет из халцедона.
— Этого тебе хватит?
— Сойдет. Тебе вина или пива?
— Давай лучшее пиво.
— Сколько кубков?
— Еще не знаю.
— Я принесу кувшин. Когда решишь, подам кубки.
Рамзес сообразил, что он совершенно не знает цен напитков; наверное, слуга обманул его.
Несомненно, давно было пора выйти из школы, слишком хорошо защищенной от внешнего мира.
Дозор лежал у его ног. Царевич следил за дверью пивной. Кто еще, кроме его товарищей по учебе, решился бы так испытывать судьбу? Он заключил пари, исключив всех слабовольных и выскочек, и в конце концов ограничился тремя именами. Уж эти-то не отступят перед опасностью.
Он улыбнулся, когда Сетау перешагнул порог заведения.
Приземистый, мужественного вида, с выступающими мускулами и матовой кожей, темными волосами и квадратным лицом, Сетау был сыном моряка и нубийки. Его удивительное упорство, так же как одаренность в химии и изучении растений, привлекли к нему внимание преподавателей; учителя Капа не жалели о том, что открыли ему путь к высшему знанию.
Молчаливый Сетау сел подле Рамзеса.
Юноши не успели сказать друг другу и двух слов, как вошел Амени, маленький, худой и щуплый. С бледным лицом, редкими, несмотря на юный возраст, волосами, он был не способен заниматься физическим трудом и носить тяжелые грузы, но превосходил сверстников в искусстве писать иероглифы. Неутомимый работник, он спал по три — четыре часа в сутки и знал великих авторов лучше, чем преподаватель литературы. Сын каменщика, он был гордостью семьи.
— Я смог убежать, отдав мой ужин одному из охранников, — гордо заявил он.
Рамзес был уверен, что он придет. Он знал, что Сетау применит силу, если будет нужно, а Амени прибегнет к хитрости.
Сын Фараона удивился, увидев третьего вошедшего; никогда бы он не подумал, что Аша способен на такой риск. Он был единственным сыном знатных богачей, и пребывание в Капе было для него естественным и необходимым перед началом карьеры высокопоставленного вельможи.
Элегантный, с тоненькими руками, удлиненным лицом, он носил тщательно ухоженные усы. Несмотря на то, что он часто окидывал всех высокомерным взглядом, в его глазах светился ум, и его вкрадчивый голос околдовывал собеседников. Он сел напротив троих друзей.
— Ты удивлен, Рамзес?
— Должен признать, что да.
— Я не против провести с вами вечер — жизнь кажется мне такой монотонной.
— Мы можем подвергнуться наказаниям.
— Они добавят соль к этому блюду. Мы все в сборе?
— Еще нет.
— Неужели твой лучший друг предал тебя?
— Он придет.
С ироническим выражением на лице, Аша заказал пиво… Рамзес не притронулся к нему: беспокойство и разочарование сжимали ему горло. Неужели он так жестоко ошибся?
— Вот он! — воскликнул Амени.
Высокого роста, широкоплечий, с грустными волосами, бородкой, уже украшавшей юное лицо, Моисей выглядел гораздо старше своих пятнадцати лет. Сын евреев, уже несколько поколений живших в Египте, он был принят в Кап еще в ранней юности по причине выдающихся способностей. Его физическая сила равнялась силе Рамзеса, и мальчики не раз сталкивались в различных поединках, прежде чем заключили договор о ненападении и объединились против своих преподавателей.
— Старый охранник хотел помешать мне выйти. Мне не хотелось применять насилие, поэтому пришлось убедить его в обоснованности моего ухода.
Товарищи поздравили друг друга с успехом предприятия и осушили кубки. Вкус запретного плода был восхитителен.
— Мы должны ответить на единственный важный вопрос, — потребовал Рамзес. — Как добиться настоящей власти?
