— Храбрая девка! — Надо ее потешить. Ну-ка, царевич, покажи ей свою удаль молодецкую. Ведь, чай, девку-то потешить можешь! А вы, — обратился он к опричникам, — потешьтесь с другими девицами. Немало их тут, небось, по углам попряталось. Я же посижу, отдохну маленько.
С этими словами Иоанн опустился в кресло. Опричники скоро разыскали сенных девушек, царевич Иоанн бросился к Наталье, и здесь же, в тереме, началась оргия…
С детства не знающий удержа, развращенный боярами, которых он потом безжалостно казнил, Иоанн всю жизнь был жрецом разврата. История знает только две недели, когда он вел сколько-нибудь человеческую жизнь. Это были две недели после его первого брака.
16 февраля 1546 года семнадцатилетний Иоанн Васильевич женился на Анастасии Захарьиной. Род Захарьиных был не из знатных, но Анастасия пленила царя своей красотой и, главное, своей мягкой женственностью. Иоанн узнал женщин с тринадцатилетнего возраста. Бояре, стремясь отвлечь его от дел правления, наперерыв устраивали ему любовные связи. Благодаря этому царь менял своих любовниц чуть ли не каждый день. За четыре года бояре сосватали ему несколько сот девушек. Конечно, это, по большей части, были девицы, искушенные в любовных чарах, старавшиеся завлечь царя кокетством и поддельной страстностью. Среди бояр об Иоанне сложилось мнение, что он любит бойких, страстных женщин.
Несмотря на всю уродливось условий, среди которых протекало детство царя, у него, где-то в укромном уголке души, слабо тлела искра жажды тихого счастья. На «смотру», устроенном, по обычаю, для венчанного жениха, Иоанн поразил всех своим выбором. Боярышни, собранные со всего царства, кокетливо улыбаясь, так или иначе старались обратить на себя внимание царя, а он выбрал Захарьину, скромность которой вызывала насмешливые улыбки.
С обычной пышностью была отпразднована свадьба. Все с любопытством ждали, как поведет себя царь. Как раз в это время Иоанн, под давлением Сильвестра, торжественно утвердил перемену правления. Он созвал со всего царства выборных людей и святителей и с благословения митрополита велел собрать Раду, которая должна была управлять страной. Таким образом, он почти устранил себя от государственных дел и мог отдавать много времени семейной жизни.
Прошла неделя, и бояре не узнали царя. Прекратились жестокие забавы с медведями и шутами, не было слышно «срамных» песен, исчезли девушки, наполнявшие терема дворца. Иоанн был со всеми приветлив, щедро помогал нуждающимся. Он даже выпустил из казематов и застенков многих заключенных. Эту перемену всецело приписывали влиянию его молодой жены. Действительно, Анастасия всеми силами старалась оказывать на царя благотворное влияние, но, если ей это и удавалось, то, как показало будущее, лишь потому, что Иоанну нравился резкий контраст между прежней бурной жизнью и тихим семейным счастьем. Это была первая и последняя вспышка той искорки, которая таилась в нем.
Как уже сказано, Иоанн вел семейную жизнь всего две недели. В первых числах марта в нем произошла резкая перемена, и притом без всякой видимой причины. Однажды утром он позвал к себе в опочивальню одного из дежурных бояр. Анастасия кротко заметила ему, что негоже звать мужчину в опочивальню, когда она, царица, лежит в постели.
Иоанн цинично расхохотался и крикнул:
— Какая ты царица?! Как была ты Настька Захарьина так и осталась. Захочу — сегодня же тебя в монастырь заточу и опять женюсь.
Анастасия, не ожидавшая ничего подобного, тихо вскрикнула и расплакалась. В это время вошел боярин. Он был очень смущен. Не только в царскую, но и в боярскую опочивальню вход посторонним мужчинам был всюду закрыт. Боярин остановился у двери, отвесил низкий поклон и стал ждать приказаний.
— Слушай, Семен Федорович! — сказал Иоанн, приподнимаясь на постели. — Скажи там, чтобы медведей приготовили. Поиграть охота пришла.
Анастасия вздрогнула. Она знала, какие ужасы творились во время таких «игр», и надеялась, что царь от них отказался навсегда. Боярин еще раз поклонился и вышел. Это был Оболенский, которому предстояло скоро самому пасть жертвою «игр» царя.
После ухода боярина Анастасия стала умолять Иоанна отказаться от его затеи.
— Вспомни, государь, — говорила она, — как мы с тобой до сей поры жили. Как у нас все было тихо, да ясно.
— Надоела мне тишина эта, — ответил Иоанн, вставая с постели. Все одно и то же. Буду жить как раньше жил.
Молча одевшись, он вышел из опочивальни, не обращая внимания на ласковые уговоры Анастасии.
В то же утро на «царской площадке», перед Грановитой палатой состоялись «игры». Царь любил, чтобы в них принимали участие люди, не знавшие, что их ожидает. Для этого обыкновенно призывали каких-нибудь посадских людей, предпочтительно — из дальних посадов. Так было и теперь. Как раз в Москву прибыли несколько дальних посадских, у которых были какие-то тяжебные дела. Они остановились в слободе, которая потом получила название Лефортовской. За ними послали сани. Дьяк объявил им, что их хочет выслушать сам государь. Посадские засуетились, надели лучшие кафтаны и помчались в Кремль. Их привели прямо на царскую площадку, где уже собрались бояре, дьяки, служилые и ратные люди. Красное крыльцо было загорожено высокой решеткой. На нем стояли приближенные царя. Посадских поставили перед крыльцом. Вокруг них замкнулся круг ратных людей, державших в руках копья. Через несколько минут на Красном крыльце произошло движение. Несколько молодых рынд вынесли кресло с высокой спинкой и поставили его на верхней площадке. Вслед за ними вышел Иоанн. Площадь огласилась приветственными кликами, на которые царь ответил легким кивком головы. Он уселся в кресло, подозвал к себе младшего Басманова и тихо сказал ему:
— Начинай.
Басманов выступил вперед и обратился к посадским:
— Великий Государь, царь всей Руси, Иоанн Васильевич, жалует вас, посадские люди, своею милостию.
Посадские бросились на колени.
— А милось та в том, что изволил государь допустить вас к игре пред его царскими очами.
Басманов подал знак. Круг расступился. Показались три огромных бурых медведя. Каждого из них, на длинных цепях, прикрепленных к кольцам, продетым через носы животных, вели несколько конюхов. Звери, привыкшие к таким забавам, нетерпеливо рвались вперед. Увидя медведей, посадские ахнули и окаменели. Еще один знак Басманова, конюхи отпустили цепи, и звери бросились на свои жертвы. Круг опять сомкнулся.
Посадские в ужасе бросились бежать, но бежать было некуда: они находились в кругу, и всюду их встречали острые копья ратных людей. Медведи догоняли их. Безоружные посадские, в порыве смертельного отчаяния, пытались защищаться голыми руками, метались, падали, кричали. Царь, глядя на эту жуткую травлю, громко хохотал. Ему вторили бояре. Дьяки и прочие люди низшего ранга почтительно хихикали, но в душе трепетали: участь посадских каждый день могла постигнуть и их самих.
«Потеха» скоро кончилась. Посадских, одного за другим, медведи подминали под себя. Трещали кости. Привычным движением могучих лап звери брали свои жертвы за затылок и сдирали кожу с волосами. Камни площадки покрывались кровью и корчившимися телами. Иоанн хохотал до слез.
Наконец, сами медведи прекратили забаву. Облизываясь, они уселись в ожидании, когда их поведут назад в клетки. Царь встал и ушел. За ним последовали бояре. Конюхи взялись за цепи, площадка начала пустеть.
Прямо с «игр» царь отправился обедать. Вопреки обычаям дворца, после свадьбы он требовал, чтобы за столом появлялась царица. Обыкновенно ее предупреждали заранее, и она приходила раньше царя, чтобы встретить его у стола поклонами. Иоанн вошел в стольную палату и остановился. Кроме слуг и дежурных стольников там никого не было. Он нахмурился и спросил, ни к кому не обращаясь:
— Где царица?
Два стольника опрометью бросились в терем. Через несколько секунд они вернулись и доложили, что царице неможется.
— Вздор! — крикнул царь. — Позвать ее. А то и привести! — послал он вдогонку стольникам.
Анастасия, действительно, была совсем больна. Не зная, что «игры» царя происходят на площадке перед дворцом, она подошла к окну своего терема и увидела страшную картину травли. Это ее так потрясло, что с ней сделалась истерика. Тем не менее, нужно было повиноваться. Анастасия освежила лицо холодной водой и, едва держась на ногах, направилась в стольную палату. Царь встретил ее мрачным подозрительным взглядом, но ничего не сказал. Только в его шутках за обедом чувствовалось желание сделать ей что-нибудь неприятное. С веселым хохотом он вспоминал отдельные эпизоды травли и обещал Анастасии следующий раз взять ее с собою на Красное крыльцо. Этот обед был поминальной трапезой для семейной жизни Иоанна.
