– В сече под Овручем киевляне разбили Олегову рать, – печально промолвил Добровук. – Рассеянные полки древлян искали спасения за стенами и валами Овруча. В давке и толкотне мы потеряли Олега из виду. Не всем Олеговым ратникам удалось укрыться в Овруче, многие из них были убиты стрелами, многие были потоптаны конницей, многие свалились в ров с моста, ведущего к крепостным воротам…
– Там же во рву было обнаружено и тело Олега, когда киевляне подсчитывали павших с обеих сторон, – продолжил Регнвальд. – Я был на крепостной башне и видел, как дружинники Ярополка доставали из рва убитых воинов и лошадей. На Олеге не было ран, он умер от тяжести свалившихся на него сверху трупов. Видел я и слезы Ярополка над телом брата, и торжествующего Свенельда, который предлагал древлянам сдать крепость в обмен на сохранение жизни. Древляне согласились с условиями Свенельда и сложили оружие, не видя проку в продолжении распри, ибо Олег был уже мертв.
Регнвальд, Харальд и Добровук ночью бежали в Искоростень, забрали оттуда своих жен и детей, после чего лесными дорогами устремились к Днепру. Вместе с ними ушли еще около тридцати Олеговых дружинников, опасающихся мести со стороны Свенельда. В городке Рогачеве, что во владениях дреговичей, беглецы купили ладью и речным путем за десять дней добрались до Новгорода.
После всего услышанного Добрыня немного успокоился. Если смерть Олега есть результат козней мстительного Свенельда, значит, Владимиру покуда нет никакой угрозы со стороны Ярополка.
Глава вторая Бегство за море
Не прошло и недели, как в Новгороде объявились посланцы от Свенельда. Выступая перед новгородским посадником и старейшинами, киевские послы потребовали выдать беглых Олеговых дружинников Свенельду, который шел с войском к Новгороду. Более всего Свенельд хотел рассчитаться с Харальдом, на котором была кровь Люта.
Обычай кровной мести в те далекие времена считался священным среди славян. По этому обычаю Свенельд имел полное право преследовать Харальда где угодно, на воде и на суше, чтобы отплатить ему кровью за кровь. Киевские послы предупредили новгородцев, что те из них, кто вступится за Харальда, станут личными врагами Свенельда.
Собравшись на вече, новгородцы спорили друг с другом до хрипоты, но так и не приняли никакого решения. Горячие головы требовали ответить Свенельду твердым отказом и для пущей острастки загородить ему дорогу в Новгород вооруженной ратью. Купцы, не желавшие войны с киевлянами, от которой может нарушиться торговля, настаивали на выдаче Олеговых дружинников Свенельду. Самые осторожные из бояр предлагали просто изгнать Олеговых гридней из Новгорода, тогда не будет и причины для раздора со Свенельдом. Идти же на поводу у Свенельда и страшиться его угроз новгородцам совсем не пристало.
Добрыня, узнав от своего тестя, что новгородцы еще раз собираются на вече, встретился с Регнвальдом, Харальдом и Добровуком, велев им спешно отправляться в путь.
– Новгородские толстосумы зря времени терять не станут, уже к завтрашнему дню они с помощью серебра перетянут на свою сторону всех колеблющихся, – сказал Добрыня. – Купеческие братчины страшатся войны с Киевом как огня, ведь тогда днепровский путь до Греческого моря будет закрыт. Купцы все едино вынудят вече сделать по-ихнему, то есть они откупятся от Свенельда вашими головами.
– Куда же нам податься? – в раздумье произнес Регнвальд. – К кривичам или в муромские леса?
– Свенельд и там до вас доберется, – промолвил Добрыня. – У Свенельда руки длинные. Вам за море податься надо, други мои.
– Искать прибежище у варягов? – подал голос Харальд, вопросительно взглянув на Добрыню. – Так, что ли?
– Вот именно, – кивнул Добрыня, – к варягам Свенельд не сунется, побоится. Варяги сильны на суше и на море, война и разбой для них – любимые занятия.
– Это верный совет, – вставил Добровук. – Нам нужно свести дружбу с каким-нибудь варяжским ярлом, вступить в его дружину. Благо нам есть чем прельстить варягов, мы же не с пустыми руками бежали из Искоростеня.
– Неужто и казну Олегову прихватили с собой? – усмехнулся Добрыня.
– Не Свенельду же ее было оставлять, – проворчал Регнвальд. – У этого злыдня седобородого и так разного добра хватает в его тереме киевском. Уж я-то знаю!
– Так вот, почто Свенельд с таким рвением гонится за вами. – Добрыня понимающе покачал головой. – Ему не столько нужна голова Харальда, сколько Олегова казна.
– Я думаю, Ярополк тоже желает завладеть Олеговой казной, – сказал Добровук. – Жадности в нем не меньше, чем в Свенельде. Ради злата-серебра Ярополк готов по головам идти. И в кого токмо уродился Ярополк, ведь отец его таким не был.
– В мать уродился, в Предславу, в кого же еще! – заметил Харальд. – Предславе и дыра в чужой мошне золотом кажется, алчностью полна ее душа, а руки у нее загребущие.
– Ладно, други, – промолвил Регнвальд, – время дорого. Пора в путь собираться. – Он поклонился Добрыне и добавил: – Благодарю тебя за добрый совет и за твое гостеприимство!
– Жаль мне с такими отчаянными молодцами расставаться, поэтому я с вами двинусь к варягам, – внезапно заявил Добрыня, похлопав Регнвальда по плечу. – Племянника своего я с собой возьму, ибо он как-никак сын самого Святослава Игоревича. Полагаю, варяги весьма наслышаны о Святославовых походах. Нечего Владимиру в тереме киснуть, пора ему испытать трудов походных, на заморские страны посмотреть. Не тяготеет Владимир к ратным делам, вот что меня печалит. Князю же без ратного умения никак нельзя.
– Подумай, друже, стоит ли тебе с нами судьбу связывать, – обратился Регнвальд к Добрыне. – Племянник твой столом княжеским владеет, а ты при нем советник и воевода. Новгородцы сами пригласили к себе Владимира. Ярополк к Владимиру не враждебен, поэтому незачем тебе менять покой и достаток на опасности и скитания.
– Ярополк – это кукла в руках у Свенельда, – недовольно обронил Добрыня. – Кто знает, с какими помыслами направляется Свенельд в Новгород? Может, Свенельд идет сюда с улыбкой на устах и со смертным приговором Владимиру в мыслях. Не доверяю я Свенельду. С ним лучше разговаривать, имея грозную силу за спиной. Дружина у Владимира невелика, а среди новгородцев единства нету. Я увезу Владимира за море, там он целее будет. Среди варягов я смогу набрать сильную дружину, которая станет надежным оплотом для Владимира.
– Что ж, воевода, резон в твоих словах, конечно, есть, – проговорил Регнвальд. – Теряя Новгород, ты сохранишь жизнь Владимиру. Во всяком случае, на нашу помощь ты можешь рассчитывать всегда. Мечи наши наточены, а копья заострены.
* * *
Намерение Добрыни уехать к варягам и увезти с собой Владимира пришлось не по душе многим новгородцам. Особенно негодовал боярин Туровид, который видел в этом поступке Добрыни трусость и недомыслие.
– Ладно бы, Свенельд пригрозил, что убьет Владимира, – молвил зятю Туровид, – а то ведь Свенельд еще и до Новгорода не добрался, а ты уже в бега собрался. Зачем тебе связываться с Олеговыми гриднями, ведь ты же знаешь, что Свенельд на них зуб точит. Не впутывай ты Владимира в эту склоку. Незачем Владимиру пороги обивать у варягов. Вече, может, еще и не впустит Свенельда в Новгород.
– От вашего веча, отец мой, всего можно ожидать, – огрызнулся Добрыня. – Может, вече и не впустит Свенельда в Новгород, а может, и в ноги ему поклонится. На ваших народных собраниях крику много, а толку мало!
Свою беременную жену Добрыня решил оставить в Новгороде на попечение отца с матерью. Он понимал, что Мечиславе в ее положении совсем не место на корабле, полном воинов.
Юному Владимиру вовсе не хотелось уезжать из Новгорода, да еще куда-то на север, к варягам. Подросток сначала слезно упрашивал Добрыню не брать его в этот далекий поход. Видя, что слезами дядю не пронять, Владимир притворился больным, но и эта его уловка не удалась. Добрыня окатил мнимого больного ушатом холодной воды, живо заставив племянника вскочить с мокрой постели. Дабы Владимир не удрал и не спрятался у кого-нибудь из своих друзей, боярских сыновей, Добрыня приставил к нему двух гридней.
Новгородцы громко возмущались и сочувствовали юному Владимиру, глядя на то, как его чуть ли не силой дружинники тащат по дощатым сходням на борт ладьи. Добрыня кричал толпе зевак, чтобы они не путались под ногами и не мешали его людям грузить все необходимое на корабли.
– Ступайте по домам, ротозеи, да приготовьте меха и серебро, а то ведь Свенельд не любит уходить из гостей с пустыми руками, – кричал Добрыня новгородцам. – Ныне вы горделиво красуетесь предо мной, мужи новгородские, но ничего, скоро Свенельд научит вас спину гнуть.
Острословы из толпы подначивали Добрыню, крича ему, что он из пустого страха лишает Владимира стола княжеского. Мол, Свенельд еще и за меч не взялся, а Добрыня уже с перепугу за море бежать собрался. И откуда в таком статном и мужественном на вид муже такая трусливая душа?
