Ознакомительная версия.
Они стояли перед дедом в ряд, пять красавцев гвардейцев, пять родных братьев.
– Пять братьев вас, пять Орлов... Ты, Гришка, самый красивый, – подмигнул дед Григорию. – Но зато ты, Алешка... – И дед глянул на Алексея. – А ну, покажи нам...
Привели быка. Черный, огромный, бык неподвижно стоял перед братьями. Алексей подошел к быку. Сжал пудовый кулак. И одним страшным, быстрым движением ударил быка меж рогами... Качнулся бык. Рухнул как подкошенный. Крик восторга вырвался у братьев.
– Да, ты самый сильный, – шептал дед, – но ты и самый буйный, осторожки в тебе нет. Но на то, внуки, даден вам брат Иван. – И он ткнул в старшего брата. – Он самый хитрый, и он отца вам вместо. А Владимир да Федор – младшие, всем вам преданы. Одна душа и одна голова... Покуда вместе будете, никому вас не сломить!
Императрица на потолке улыбалась.
– Сломила... – слышал свой голос умирающий граф, – одна ты нас всех сломила.
И он увидел императрицу совсем молодой великой княгиней на том балу.
– Тогда все ночи танцевали, – усмехнулся старик, – Елизавета села на трон после переворота... Был он ночью устроен... И теперь по ночам боялась спать. И Петербург танцевал, танцевал до утра. Бал... бал...
Они стояли в дворцовом зале – Григорий и Алексей, два красавца – высоченные, в блестящих гвардейских мундирах.
– Ох, и хороша великая княгиня. Ей-ей, хороша! – шептал Григорий. Екатерина, танцуя, вдруг обернулась.
– Отметила! – зашептал Григорий и совсем приник к уху брата: – Загадал, коли сейчас еще обернется... Ну, обернись, душа ты моя!
И опять, танцуя, Екатерина мельком взглянула на братьев. И улыбнулась.
– Моя будет, – прошептал Григорий.
– Да ты в своем уме? – лукаво взглянул на брата Алексей. И восхищен но добавил: Ох, Гришка! Ну враг! Сущий враг!
Торжественно раскрылись парадные двери. Вошла высокая, полная, немолодая дама в роскошном платье.
– Императрица... Елизавета Петровна... – неслось по зале.
– Модница была... не нашивала одно платье два раза. После смерти остались в ее гардеробе пятнадцать тысяч платьев... – шептал старик.
За императрицей следовал тоже высокий, тоже дородный и тоже немолодой господин: граф Алексей Григорьевич Разумовский – фаворит и, как утверждала молва, тайный муж Елизаветы.
– Вот он, ночной император, – шептал Григорий Орлов брату. – А ведь простым певчим был, грамоты не знал... В хоре его увидела да и влюбилась без памяти. Попал в случай...
За Алексеем Разумовским важно вышагивал господин помоложе, столь же высокий и величественный – граф Кирилла Григорьевич Разумовский, родной брат Алексея, гетман Малороссии.
– А ведь недавно этот гетман свиней пас, – шептал Григорий. – Сам мне рассказывал; когда Алексей фаворитом стал, послал за ним офицера.
А Кирилла решил, что его в солдаты хотят упечь... со страху на дерево залез и три дня там просидел. С голодухи только слез. А теперь – вон они! Что случай делает! – И добавил лукаво: – А ведь они тоже братья и на нас с тобой похожие – такие же здоровенные... Только мы красивее да умнее. И опять Екатерина, танцуя, взглянула на братьев.
Потом старик увидел Москву, зиму... Бежали сани. В санях они: Григорий и Алексей – молодые, в распахнутых шубах... Проезжали мимо белых колонн дворца на Покровке...
– Тпру! – закричал Григорий. И остановились сани.
Вот он дворец графа Алексея Григорьевича Разумовского. В переулке на холме за дворцом виднелась церковь.
– Церковь Воскресения в Барашах, – усмехался Григорий. – Здесь он тайно повенчался с императрицей... А может, и нас с Катериной когда-нибудь повенчают, да не тайно!
Алексей уставился на брата.
– Моя она, – усмехнулся Григорий, – любит меня без памяти... все сделает, как я скажу.
– Ох, Гришка, – любуясь братом, сказал Алексей. – Ей-ей, сущий враг!
Екатерина, прекрасная, молодая, танцует с Григорием. И открытое безумное женское счастье на ее лице...
Умирающий старик глядел на императрицу на потолке и шептал беззвучными губами:
– Ах, эти гордые твои фавориты, они всегда думали, что они выбрали тебя, а это ты их выбирала. Счастливая, ты всегда любила тех, кто был тебе нужен. Нас было пятеро братьев, удальцы-кутилы, любимцы гвардии... И ты взяла Григория и взяла тем нас всех, и всю гвардию. Ты знала: скоро... скоро умрет Елизавета. И тогда муженек, тебя ненавидевший, упечет тебя в монастырь, да и женится на полюбовнице. И ты готовилась... Екатерина Великая... Екатерина Предусмотрительная.
Граф застонал. Изотов и Анна перевернули его на другой бок Теперь он видел гроб. В гробу лежала императрица Елизавета. Молодая Екатерина стояла на коленях у гроба, и слезы лились по ее лицу.
– Ты всегда умела плакать, когда хотела, – шептал старик императрице на потолке.
Гвардейцы стеной окружали гроб.
– Ишь как убивается, – сказал Иван Орлов.
– А император, муженек ее, в это время бражничает со своими немца ми да с полюбовницей горбатой, – усмехался Григорий Орлов в другом конце зала.
– Опять немцы сядут нам на голову, – вздыхал Владимир Орлов, окруженный гвардейцами.
– А ведь матушку Елизавету Петровну отцы наши на трон посадили, – тихо начал Алексей и умолк.
– Дело говорит, – зашептали в зале.
Старик вспоминал. Точнее, это не были воспоминания. Просто когда боль отпускала, он уходил в ту жизнь. И жалкое, беспомощное тело, лежавшее на огромной кровати под балдахином, было не его тело... Его тело жило в той жизни – великолепная, мощная плоть...
– Скоро... скоро оно на бойню пойдет, – беззвучно смеялся старик
Бал в разгаре – первый бал после траура по умершей императрице. Неряшливый, дрожащий старик в старом серебряном камзоле стоял у колонны.
– Лесток, лейб-медик умершей императрицы, – шептал Иван Орлов Григорию и Алексею, – его только что вернули из ссылки... Двадцать лет пух там от голода. А ведь это он когда-то Елизавету на трон сажал. Попомните, братья, как она его отблагодарила.
И еще один старик – в мундире с золотым шитьем, в орденах и лентах – вошел в сверкающую залу.
– Фельдмаршал Миних, – шептал Иван, – и его из Сибири вернули... Двадцать лет подряд господин фельдмаршал, полуголодный, картошку там себе на пропитание сажал. А ведь какую власть имел. Вот до чего тщеславие доводит.
– Ничего, они вернулись, – захохотал Алексей. – По мне, или все – или плаха.
– О плахе для нас, видать, уже заботятся, – усмехнулся Иван. И кивнул на молодого гвардейца, танцевавшего менуэт. Танцуя, гвардеец нет-нет, да и посматривал на братьев... Адъютант императора Перфильев... Говорят, его к нам приставили, – шептал Иван.
– Ба! Да он же игрок! Уж я-то знаю, как задобрить подобных господ! – смеялся Григорий. – Теперь каждую ночь стану проигрывать ему в карты. И он будет доволен, и император спокоен: ночью мы картами заняты. Ведь по ночам у нас перевороты делаются!.. Но торопитесь, братья, иначе разорюсь!
– Ты прав: время выступать! – сказал Алексей. – Откроют заговор – только наши головы полетят... Катька Дашкова – сестра родная полюбовницы государя, ее, конечно, помилуют. Никита Панин каждый день иное говорит, один Бог ведает – с нами он иль нет. Кириллу Разумовского его брат Алексей с плахи за уши вытянет. Сама Екатерина вообще будет ни при чем... Только наши головушки...
– Ага, – засмеялся Григорий. – Если мою первой отсекут...
– Ага, – захохотал Алексей. – Уж я, как дед, пну твою дурацкую голову!
В гвардейских казармах шла большая игра. Играли – Перфильев, Григорий Орлов, офицеры-измайловцы, когда вошел Алексей Орлов. Поманил брата. Весело поманил, будто собираясь поведать о чем-то забавном.
– Я сейчас, господа. – Григорий бросил карты, подошел к Алексею, сопровождаемый внимательным взглядом Перфильева.
Будто рассказывая о веселом и все хохоча, Алексей сказал брату:
– Капитан преображенцев Пассек утром арестован императором. За говор раскрыт...
– Кто сообщил?
– Никто не ведает... Но откуда-то слух, что арестовали его и раскрыт заговор. Теперь эта сумасшедшая девчонка, Дашкова, носится по Петербургу с этим слухом... Она всех нас под топор подведет. Времени нет, надо действовать. Фортуна за нас император пьянствует в Ораниенбауме... на скрипице играет... Екатерина одна в Петергофе. Осталось одно: привезти ее в Петербург и объявить императрицей.
– Слушает, – кивнул Григорий на Перфильева.
– Вижу... вернешься к столу... продолжишь игру... И напои хорошенько, чтоб бела света не видел... Я отправляюсь сей час в Петергоф – за Екатериной. На рассвете жди меня на пятой версте у Петербурга со свежими лошадь ми. Ну?
– С Богом, брат, – и до встречи: во дворце иль на плахе.
– Ух, как я пну тогда, Григорьюшко, дурацкую твою голову! Григорий возвращается к столу. Перфильев вопросительно глядит
на него.
– Презабавное амурное дельце предложил мне брат. Но я, как всегда, предпочел игру, – улыбнулся Григорий.
Ознакомительная версия.
