Поднялся шум. Сразу отреагировал комиссар отряда.
– Кто разнесет? Что за ерунда?
– Кому надо, те и разнесут, – упрямо лез на рожон старший лейтенант. – И чьи-то каракули, под одеждой спрятанные, не понадобятся.
– Аэродром надежно замаскирован, – важно произнес комиссар отряда. – Наготове дежурные истребители. И не наше дело обсуждать дела летунов.
Подполковник Платонов перевел разговор на другую тему. Напомнил о непростых взаимоотношениях с местным населением, которое частично сочувствует националистам и готово идти на сговор с немцами.
– А если конкретно, то призываю всячески укреплять отношения с местными жителями. Вот, на третьей заставе в прошлое воскресенье концерт провели. Местных жителей много пришло, особенно девушек. Хорошее дело.
– Бойцы уже поняли, – снова подал голос Ясковец. – Невестами активно обзаводятся.
– Тоже палка о двух концах, – развел руками подполковник. – Молодые, как их удержишь. Но нелишне напоминать бойцам, чтобы не увлекались. В артиллерийском полку лейтенант бесследно пропал. Вроде пошел на свидание, и с концами. Проводится расследование, однако результатов пока нет.
– Бандеровцы сработали, – сказал кто-то.
– Может, и они. Напоминаю, что в увольнения по одному ходить запрещено. Узнаю, пеняйте на себя.
Затем подняли Журавлева. Он доложил подробности задержания двух нарушителей. У старшего группы изъяли маузер с запасом патронов, записную книжку, хороший электрический фонарь и батареи, которые могут служить для питания рации.
– Четко твои ребята сработали, – одобрил действия подчиненных Журавлева начальник отряда. – Старший пытался отстреливаться, но был ранен. Птица не простая.
Подняли еще одного командира заставы. Напомнили, как дозор упустил нарушителя.
– Он до реки добежал и сразу на тот берег поплыл, – оправдывался лейтенант. – Ребята стрелять вслед не стали, там немецкий патруль с пулеметами находился. Я считаю, огонь открывать в такой ситуации было нельзя.
– Нельзя, – согласился Платонов. – Но если мы нарушителей упускать будем, за какой хрен нам деньги платят? У Журавлева сержант грамотно сработал, отрезал одному путь к реке, ранил в ноги после короткой перестрелки, а второго за шиворот из воды выволок. Кстати, на глазах у немецкого патруля.
– Сержант Мальцев пугнул его крепко, – добавил Журавлев. – Пригрозил, только шевельнись, яйца отстрелю. Ну и вытащил на берег.
– Сержант медаль заслужил, – раздались голоса.
– Орден! – хлопнул ладонью по трибуне Платонов. – Благодарность получит, а медали за службу я раздавать не намерен. Вопросы есть?
Вопросы имелись. Подполковнику верили и разговаривали откровенно, делились наболевшим. Местные жители упорно твердят, что вот-вот придут германцы. Уезжают евреи, которые побогаче и осведомлены о гонениях на иудеев в Германии, Польше. Буквально в пяти верстах от границы развернут слегка замаскированный танковый полк, много инженерных и саперных частей.
– Что это, война?
– Товарищи командиры, – морщился, как от кислого, Платонов. – Ну, чего одно и то же повторять? Мы же не бабки на картах гадать. Нашу политику вы прекрасно знаете. С Германией заключен пакт о ненападении.
Ненужный сейчас разговор о возможном столкновении с Германией начальник пограничного отряда свернул. Напомнил, что их главная задача усиливать бдительность, вести постоянные занятия с личным составом по боевой и служебной подготовке.
– На каждые стрельбы за семь километров ходим, – пожаловался кто-то из начальников застав. – Туда и обратно аж четырнадцать верст. А людям перед ночным дежурством отдохнуть надо.
– Ты предлагаешь возле границы из винтовок и пулеметов палить? Пустая проблема, и не надо ее поднимать. Кстати, пришли новые автоматы ППШ. На большинстве застав по несколько штук имеются. Сегодня можете получить кому сколько положено. Если не ошибаюсь, штук по пять-семь на заставу. Кстати, в стрелковых полках вообще этих автоматов нет. Даже разведчики карабинами вооружены. Так что цените. Лаврентий Павлович Берия о нас не забывает.
При упоминании всесильного наркома НКВД комиссар отряда встрепенулся, строго оглядел присутствующих. Достаточно ли уважительно реагируют на такое высокое имя?
После совещания Журавлев оформил документы на получение автоматов и боеприпасов. Зелинский притащил пачку свежих газет и несколько агитационных брошюр, рассказывающих о славных буднях пограничников. Эти тоненькие книжки Журавлев не любил. Слишком уж слащаво и неправдоподобно излагалась в них служба на границе.
Пользуясь случаем, заехали в лавку, купили кое-что из продуктов. Выгоднее было покупать на базаре, но он собирался в городке лишь по воскресеньям. Впрочем, хозяин лавки, польский еврей, толстяк лет сорока, делал постоянным покупателям скидку. Одетый в жилетку и полосатую рубашку с подвернутыми рукавами, он не спеша взвесил на старых весах домашнюю колбасу, овощи. Позвякивая медными гирьками, шумно вздыхал. Ему помогала старшая дочь, девушка лет шестнадцати с красиво очерченными полными губами.
– Чего вздыхаешь, Натан? – спросил Журавлев.
– В мои годы прыгать и радоваться чего-то не хочется, – хозяин моргнул блестящими темными глазами. – Хорошего впереди не видно.
– Вон, дочка какая красавица выросла. Невеста.
– Неизвестно, кому эта невеста достанется. Рита, сходи в подвал, набери вина.
Журавлев понял, что хозяин хочет с ними как всегда поговорить наедине. Темы были знакомые: не конфискуют ли новые власти у него лавку и что нового на границе.
– За два года не отобрали, значит, не отберут, – привычно ответил Журавлев.
– Так, так. Но когда задумают отбирать, вас не предупредят, господин капитан.
Что происходит на границе, Натан знал не хуже командиров, еврейское устное радио работало четко. Журавлеву всегда было интересно послушать умного, быстро схватывающего ситуацию торговца.
– Ваши солдаты вчера немного постреляли? – зная, что не дождется ответа, Натан продолжил сам: – Неспокойное время. Моя родня в Люблине носит шестиконечные звезды на пиджаках. Их метят как овец в стаде, чтобы не растерять. Говорят, для иудеев отгораживают специальные зоны в городах и отправляют в концлагеря.
Об этом в советских газетах не писали, и Журавлев снова промолчал.
– Если вы не отберете у меня лавку, то это сделают ваши друзья, германцы.
– Не забывай, Натан, – сказал Зелинский. – Ты гражданин Советского Союза. Тебя защищают его законы и армия.
– О, я об этом всегда помню. Две недели назад я отправил мать с двумя младшими сыновьями в Киев, там тоже живет родня. Я ведь имею на это право, господа офицеры?
– Товарищи…
– Ну, товарищи. Сразу переехать всем сложно, у меня еще две дочери, сын и жена. Я тоже подумываю об отъезде, однако продать лавку не так просто. Местные торгаши сговорились и не дают даже половины нормальной цены. Терпеливо караулят нас, как вороны подыхающую овцу. Только что слюну не пускают от нетерпения. Знают, ждать недолго осталось.
– Войны не будет, – решительно заявил политрук.
– Какие хорошие слова произносит молодой комиссар! Каждый день бы их слушал. Но немцы в апреле захватили Югославию. Им понадобилось для этого всего одиннадцать дней. Югославия была самой сильной страной на Балканах, армия полмиллиона солдат, пятьсот самолетов. А перед этим была великая Франция с армией в шесть миллионов. Мощный флот, а у офицеров также красивые френчи и блестящие сапоги. Французы продержались лишь сорок дней.
Речь Натана текла печально и негромко, темные глаза внимательно смотрели на пограничников.
– Армия капиталистической страны не может быть по-настоящему крепкой, – запальчиво возразил политрук.
Хозяин лавки, будто не слыша его, продолжал загибать пальцы, перечисляя другие страны, которые были завоеваны Германией. В дверях стояла Рита с кувшином вина и слушала отца.
– А перед этим была Польша, Норвегия, Греция. Возможно, Бог наказал их за излишнюю гордость. Но чем провинились мы, евреи?
Натан повернулся к дочери:
– Рита, поставь кувшин и иди к матери. Мы выпьем вина с доблестными русскими офицерами.
Девушка послушно поставила кувшин на стол, окинув взглядом обоих командиров. Журавлев особого интереса не вызвал. Зато на молодом политруке в ладно пригнанной форме, туго затянутой в ремни, взгляд ее остановился немного подольше. Неуловимая женская улыбка тронула губы, она повернулась и вышла. Илья Зелинский невольно кашлянул.
– Сегодня жаркий день, – сказал Натан, – а вино прохладное. Я нарежу к нему сыра и свежего хлеба.
У гостеприимного лавочника задержались часа на полтора. Но это не было просто так проведенным временем. Начальник и политрук заставы узнали, что в городке, на станции и в окрестных селах все больше появляется беженцев.
